— Фасоль с мясом, — хихикнула Бриджит.
— Надеюсь, не с человеческим?
— А как получится… Да ладно, ладно, шучу. Тебе коровок не жалко?
— Никогда в жизни не видела живую корову. Так что, наверно, нет.
Фейжоада, несмотря на пугающее название, оказалась вкусной и очень сытной — густая смесь чёрных бобов, трёх видов мяса, маниоки, креветок и овощей, страшно острая и солёная. Мирилл потом выхлебала литра два чистой воды со льдом и пропустила половину фильма, бегая то на кухню, то в туалет. Бриджит же пребывала в крайне сентиментальном, ностальгическом настроении и те же полфильма прорыдала.
— Какая сволочь, — припечатала она в конце главного героя. — Взял девчушечку в заложницы, запугал до смерти. А бедняжечка потом его на суде защищала! Ну не дура ли?
— У них, по замыслу режиссёра, любовь. А там, где у режиссёра есть замысел, логика молчит, — фыркнула Мирилл. — Вообще это называется стокгольмским синдромом. Сочувствие к угнетателю и всё такое.
Бриджит подобрала с пола коробку от кассеты и, вглядевшись в исполненное страданий лицо главной героини, вздохнула:
— Ну, я б тому, кто меня поугнетал, угнеталку потом бы отрезала.
— Я бы тоже, — легко согласилась Мирилл. — Не представляю, как можно любить того, кто тебя мучает.
— Н-да? — Бриджит кинула на неё странный взгляд. — Ты-то?
— А что?
Бриджит похмыкала, но так ничего определённого и не ответила.
Та метель была последней в затянувшемся зимнем марафоне. Потом Город точно опомнился — разогнал холодные циклоны, выкрутил солнце на максимум. Температура от нуля подскочила сразу до двадцати. От быстрого таяния снега Уотерс вышла из берегов, устроив форменный переполох в низинах, а ежевика расцвела на месяц раньше положенного срока, вскоре после яблонь и слив. Но настоящим сюрпризом стало нашествие бабочек — вместе с перелётными птицами в Город ворвались целые стаи данаид-монархов.
— А это не перебор? — спросила как-то Мирилл, почувствовав за плечом знакомое присутствие. Дело было уже глубокой ночью, на веранде; свихнувшиеся гортензии слепо тыкались в перила плотно сомкнутыми ещё гроздьями соцветий. Каждое утро Мирилл отпихивала их подальше, но за день они снова пробирались на веранду, втискивая побеги между столбиков перил.
— Нет, — ответил он после запинки. И коснулся плеча, легко-легко, то ли кончиками пальцев, то ли крыльями заблудившегося монарха. — А давай пойдём гулять? Вдвоём.
От неожиданности Мирилл едва с перил не сверзилась.
— М-м, нет, спасибо. Завтра вставать рано, работа всё-таки… А я из-за этой погоды и так не высыпаюсь.
Скрипнули разбухшие от сырости доски пола. Мирилл закрыла глаза, бессмысленно растирая пальцами лист гортензии по перилам. Плечи лизнуло холодком — чужая рука бережно отвела растрепанные волосы в сторону. Ветер всколыхнул пышное пионовое море вдоль дорожки.
— Эй, ты что?
— Дурочка, — фыркнул он и быстро прикусил пятый позвонок, не больно, но до мурашек. Мирилл дёрнулась обернуться — однако на веранде было пусто, как всегда.
Потом, гораздо позже, оглядываясь назад, она понимала, что это был первый сигнал.
Второй прозвенел в конце мая, скандальным разворотом в местном «Рупоре». Речь в статье шла о расхищении городского бюджета; чтобы покрыть дефицит, мэр предлагал отдать часть городского парка под вырубку и строительство крупного торгового центра.
— Ты не собираешься с этим ничего делать? — выпалила Мирилл, выскочив на задний двор пекарни, как была — в фартуке и косынке. Царило полное безветрие; небо сплошняком в перистых облаках — белое серебро и синь, а на земле — сушь, умеренная жара и оглушительный треск цикад. — Эй! Ты же слышишь меня?
В здании пекарни надрывно пищал таймер печи — надо было вынимать круассаны.
— Слышу, — растерянно отозвался Город. — Я займусь этим, не беспокойся.
Пообещал — и пропал.
Мэра действительно сместили, необходимую сумму нашли, парк оставили в покое.
Несколько дней спустя Мирилл возвращалась по Уэрсби и почувствовала знакомые ощущения — жар и лихорадочную нервозность. Облизнула сухие губы, огляделась по сторонам и почти сразу зацепилась взглядом за мужчину в джинсах и белой рубашке-поло. Он сидел на веранде кофейни «Клоун и Кукла», уставившись в ноутбук и постукивая длинной ложкой из стакана с латте по столу. Желтовато-коричневые капельки растекались по белой скатерти.
— Кто он? — тихо спросила Мирилл. Она в последнее время часто обращалась к Городу, хотя ответ получала через раз, если не реже, будто он постоянно витал где-то в облаках. Если бы не вьюн с ярко-синими цветками, проросший сквозь пол на террасе и густо увивший перила, то она бы решила, что Город обиделся и теперь дуется. — Мне надо сейчас?..
— Как хочешь, — ответил он практически без паузы. — В принципе, не обязательно.
От удивления Мирилл оступилась, зацепилась ногой за бордюр и растянулась на брусчатке. Пока решала, стоит ли ссадина на коленке внимания или её можно будет обработать потом, мужчина в кофейне расплатился и ушёл. Жар и нервозность исчезли вместе с ним, оставив тянущее ощущение пустоты.
Мирилл поколебалась с полминуты и вернулась к Бриджит — выяснять, кого занесло в Город на сей раз. Бриджит не знала, но пообещала уточнить и выглядела при этом крайне задумчивой. Она перезвонила тем же вечером, сообщив всего пару слов: Лестер Беннет, детектив, расспрашивал о молодом человеке с белыми дредами.
— Дэвид, — вытолкнула из себя имя Мирилл, чувствуя сухость во рту и лёгкое головокружение. — У меня проблемы, да?
Бриджит засопела в телефон.
— Я гляну одним глазком. Подходи ко мне завтра — скажу.
Ночью Мирилл снилась гостиница на Уэрсби — старый дом с узкими окнами и толстыми стенами. Лестер Беннет лежал на неразобранной кровати в обнимку с ноутбуком. Свет был выключен, дверь в ванную приоткрыта, и оттуда тянуло резким и горьким запахом синтетического грейпфрута.
— Уходи отсюда, — шепнула Мирилл, склонившись к Лестеру. Веки у него дрогнули, но он не проснулся. — Ты здесь ничего не найдёшь.
— Я знаю, — откликнулся Лестер неожиданно ясным голосом. — Здесь такой интересный город… я хочу докопаться до…
Из-под кровати показалась ежевичная плеть, затем другая, третья… Через несколько минут Лестер исчез под колючим зелёным ковром. Мирилл в панике отступила — и запнулась о белый камень, тёплый и живой.
И проснулась.
Голова трещала страшно.
Было раннее утро — даже ещё не рассвело. В открытое окно лезла настырная сирень — уже отцветшая, с поблекшими от летней жары восковатыми листьями. Кошки оккупировали подоконник, ковёр, компьютерный стол и даже рабочее кресло на колёсиках, но ни одна и близко не подошла к кровати. Мирилл растерянно поднесла пальцы к лицу и принюхалась.
Грейпфрут.