Калмыков присмотрелся.
— И что? Кранов никогда не видел, что ли?
— Уверен, вы не обратили внимание на то, что один из них стоит не так, как остальные.
Калмыков присмотрелся повнимательнее, но ничего необычного не смог разглядеть. Ни в одном из них. Краны, как краны.
— У меня зрение плохое. А что не так?
Вместо ответа Григорий поднялся на ноги и сказал:
— Идёмте, покажу.
— Да отстань ты от меня! Прилип, как банный лист, в самом деле! Я домой!
— Видите вон тот кран, второй слева?
— Ну? — не скрывая раздражения, с вызовом буркнул Калмыков.
— Он стоит слишком близко к одной из жилых девятиэтажек.
— И что? — все тем же раздражённым тоном рявкнул Андрей Семёнович.
— Я же говорю — идёмте, покажу! — Григорий снова широко улыбнулся, а в глазах, в очередной раз, блеснул азартный огонёк.
— Тьфу ты! — в сердцах выругался банкир, — Детский сад какой-то, честное слово!
Григорий улыбнулся ещё шире, удовлетворённо кивнул и ринулся продираться сквозь сухие заросли сорняка, прокладывая путь в сторону возвышающихся вдалеке высотных кранов. Андрей Семёнович, немного помешкав, плюнул и поплёлся следом.
Выйдя на освещённую фонарями улицу и оглядев себя с ног до головы, Калмыков остолбенел. Ещё утром бывшая белоснежной рубашка теперь превратилась в какое-то нелепое подобие одежды. Брюки — его любимые, светлые брюки — выглядели так, будто по ним пробежало стадо диких бизонов. Галстук и вовсе был безнадёжно утрачен, как дорогой и, непременно, красивый аксессуар. К тому же Андрей Семёнович обнаружил, что на левом рукаве отсутствует одна запонка.
Но ещё больше Калмыкова шокировали не утраты в собственном внешнем виде. Тут-то, как раз, все было логично. Его больше удивил внешний вид Григория, одежда которого не то, что не испачкалась… она даже не помялась! В любом случае, контраст между их внешним видом был весьма ощутимым. Тихо хмыкнув, но, не придав особого значения обнаруженному необъяснимому факту, Андрей Семёнович проследовал за своим новоявленным проводником в густую темноту огороженной забором стройки.
— Что мы здесь забыли? — полушёпотом спросил Калмыков, особо не надеясь на ответ, — Эти стройки охраняются, между прочим.
— Нам нужно забраться в кабину крана, — буднично ответил Григорий, ловко лавируя между разбросанным повсюду строительным мусором.
— Нам нужно? — съязвил Калмыков, — Если не ошибаюсь, у меня никто не спрашивал, нужно ли мне туда лезть.
— Поверьте, Андрей Семёнович, вам это нужно даже больше, чем мне. Просто поверьте, потому, что я не смогу объяснить для чего это вам. Вы сами поймёте, когда окажетесь наверху.
Калмыков минуту стоял, молча, понурив усталые плечи и тяжело дыша. Больше всего ему сейчас хотелось оказаться в мягком домашнем кресле с тарелкой спагетти на коленях и пультом от телевизора в руке. А вот чего он действительно не хотел, так это идти на поводу у какого-то умалишённого, неуравновешенного молодого человека, беспрестанно фонтанирующего сумасбродными идеями. Мало того, что можно нажить неприятностей на собственную голову, так ещё и не понятно для чего вообще ему всё это нужно?!
И только где-то глубоко внутри какой-то чуть слышный детский голосок требовал, кричал: «Не останавливайся! Иди! Живи, пока есть возможность!» И противиться этому зову не было никаких сил.
Андрей Семёнович резко, с шумом выдохнул, мягко отстранил Григория и решительно зашагал в сторону стоящего неподалёку крана.
Подъем на высоту девятиэтажного здания потребовал очередной порции сил, которые были и так почти на исходе. Спасало то, что чем выше поднимался Андрей Семёнович, тем сильнее его обдувал лёгкий ночной ветер, которым внизу и не пахло. Ветер принёс долгожданную, спасительную прохладу. И стало хорошо. Калмыков сидел у кабины подъёмного крана, бессильно распластавшись на грязном, металлическом полу, тяжело, хрипло дышал, а под ним горел миллионами огней такой знакомый, а теперь ещё и такой красивый, такой непостижимый город. Теперь не было в нем душных улиц, не было толп потеющих и бесцветных лиц, не было плавящегося асфальта и начальников с их кредитными комитетами. Под ногами лежал живой организм, он дышал. Дышал ровно и спокойно, как дышит большой, сильный медведь, засыпающий в своей тёплой, уютной берлоге. Без суеты, без волнений. Только сон. Только дыхание. Прохладное и свежее.
— Андрей Семёнович! — Калмыков открыл глаза и не сразу понял, что происходит и где он находится. Перед ним стоял все тот же Григорий. Лицо его было взволнованным, — Андрей Семёнович, с вами все хорошо? Вам плохо не стало?
— Нет, нет, Гриша, все нормально. Я просто устал немного. Видимо, вздремнул. Присаживайся. Здесь так красиво.
Григорий удовлетворённо улыбнулся, кивнул и присел рядом, подогнув колени и водрузив на них руки.
— Да… Красиво. Я и не помню, когда последний раз видел такую красоту, — голос парня был каким-то задумчивым. Будто он находился где-то совсем далеко. Калмыкова это даже удивило, потому что никогда раньше он не замечал за Григорием подобной интонации.
— Чего это ты? На ностальгию потянуло?
— Странное дело, Андрей Семёнович… Я только сейчас обратил внимание на то, что почти ничего не помню о себе, — Григорий обернулся к Калмыкову. Лицо его было каким-то хмурым и слегка растерянным.
— То есть? С памятью проблемы, что ли?
— Да не то, что с памятью… Как бы вам объяснить… Такое ощущение, будто все, чем я жил раньше, теперь не имеет значения. Я ведь даже имени своего не помню.
— Как это не помнишь? Ты же сам представился Григорием. Гришей. Или Грихой. Сказал, что могу тебя называть, как мне удобно.
— Да, точно! Гриха! — Григорий просиял улыбкой, но тут же снова заметно поник — Надо же… Забыл…
— Ну, ты даёшь, парень. Ты случайно у психиатра не наблюдаешься? А то поведение твоё… Ну, как бы тебе поделикатнее сказать?
— Да я понимаю. Можете не стесняться в выражениях.
— Нет, ну я не буду говорить ничего плохого. Просто поведение твоё такое… ммм…экстравагантное, что ли.
— Хорошее слово подобрали, — Гриша снова улыбнулся, — Красиво выкрутились! Я даже за комплимент это принял. Экстравагантное! Ха! Супер!
Повисла пауза. Город засыпал. На крыше крана сидели двое и на их усталых лицах сияли довольные улыбки. Тишину нарушил Григорий:
— А вы тоже ту девушку видели?
— Девушку?
— Ну, да. Ту, которая в аэропорту по взлётной полосе шла. В длинном белом сарафане до пят. Блондинка с яркими, голубыми глазами. У неё ещё волосы светятся, как будто сзади кто-то фонариком светит!
— По взлётной? Ты хочешь сказать, что кроме нас на взлетке ещё кто-то был?