— Доброе утро, мам!
— Доброе… Садись завтракать.
— Мам, а где папа? Что-то его не видно.
— Папа на рыбалку уехал. Он разве тебе не говорил?
Пашка промычал нечто неразборчивое. Торопливо поев и не взглянув на меня, он скрылся в своей комнате. Вот сейчас, пока мы вдвоем, наверное самое время поговорить с ним — подумала я. Но ворошить прошлое как-то не хотелось, и я отложила это на потом, в душе понимая, что скорее всего это "потом" означает "навсегда". Меня удивляло поведение сына все эти дни — он не только не пытался выпросить прощение, на что я в общем-то и не надеялась. Он и не пытался меня трахнуть еще раз, чего я реально боялась. Просто вел себя так, как будто ничего не произошло и не он с друзьями трахал меня во все дыры.
Пашка не выходил из комнаты до обеда. Мне уже стало казаться, что я просто не заметила как он ускользнул на улицу. Подойдя к окну, я долго пыталась разглядеть его среди ребят, сидящих в их любимой беседке, когда почувствовала, как кто-то сзади обнимает меня, уткнувшись носом в шею.
— Мам… ты, пожалуйста, прости меня… — услышала я.
— За что? — я захотела полностью услышать все от него самого.
— Ну за то что мы тебя тогда в лифте… — слова давались ему нелегко, в голосе чувствовались слезы. Ну да, обьясняться один на один — это тебе не женщину трахать вчетвером в темноте.
— Так что вы тогда в лифте.? — Неумолимо требовала я ясности.
— Ну это… когда мы тебя вые. ну трахнули. — он не выдержал и разревелся.
Неожиданно мне стало его жалко.
— Ну что ты, Паша, не надо… — успокаивала я его. — Что было — то было. Поздно теперь слезы лить.
Пашка не успокаивался, впору было отпаивать его валерьянкой. Видимо, разом выплеснулось все напряжение последних дней. Накапав ему полрюмки, я заставила его все выпить и усадила рядом на диван, прижав к себе.
— Я сам не знаю, как получилось — бубнил он — Вовка когда на тебя упал, потом говорит что у тебя тело классное и у него встал. Мы сначала просто потрогать тебя хотели… сначала просто… потом под платьем захотели… а потом Вовка первый тебя… Никому не сказал… — сын снова залился слезами.
— Я сначала не понял, — продолжал он, немного успокоившись — а потом уже поздно было. А потом ты так сексуально дышала, что мне тоже захотелось…
— Я сексуально дышала!? — А я-то старалась скрывать, думала, что со стороны ничего не заметно.
— Да, мам, еще как! А потом стонать начала.
Вот это да… Мне казалось, что меня вообще никак не слышно.
— Это когда это я стонать начала?!
— Ну тогда… потом уже. когда в попку… — говоря это, он покраснел, как рак.
От такого обыденного обсуждения с собственным сыном частностей моей половой жизни я и сама почувствовала, что щеки наливаются румянцем.
— А про крем это ты им посоветовал? — почему-то спросила я, вместо того чтобы прекратить этот разговор. — Только ты знал, что я его с собой ношу.
— Не, мам, это Серега. Он сказал, что у женщины в сумочке всегда что-то такое есть, в крайнем случае помада точно найдется.
— Ну хоть за это ему спасибо — меня передернуло, когда я подумала что сделали бы с моей попкой четверо перевозбужденных самцов, если бы не нашли смазку.
— Ладно, Паша, я переживу это все как-нибудь. — я обняла его крепче. — А скажи честно, тебе самому-то понравилось? Ты же, наверное, первый раз?
— Угу, первый…
Подождав немного, я снова спросила
— Так понравилось или нет?
Пашка угрюмо молчал, но по нему все было видно и так.
— Значит, понравилось… — в голове оформилась мысль, пугающая своей циничностью. Но раз уж все равно так сложилось…
— Паша, а еще этого хочешь?
Сын поднял голову и удивленно посмотрел на меня.
— А можно? — в его глазах загорелась надежда.
— Я думаю, теперь уже все можно. Пошли на постель.
Пашка шел в спальню впереди меня, поминутно оглядываясь — не передумала ли я. Остановился возле кровати, не зная, что делать дальше.
— Ну что стал, раздевайся! — поторопила я его.
Он отвернулся и принялся медленно расстегивать рубашку. Я торопливо сбросила халат, белье и юркнула под одеяло.
— Паша, быстрее! Пока я не передумала!
Повернувшись ко мне, он сбросил рубашку, снял штаны, продемонстрировав оттопырившиеся трусы, а затем стянул и их, обнажив гордо торчащий член с крупной грибообразной головкой. Вот он у тебя какой! — подумала я, любуясь этим покачивающимся чудом природы. Забравшись ко мне под бок, он прижался им к моему бедру, рукой неумело поглаживая грудь. Член казался обжигающе горячим, он вздрагивал, словно живя своей жизнью. Пашка ерзал, стараясь прижать его поплотнее и потереться о мое бедро.
— Паша, поцелуй меня. — шепотом попросила я, сходя с ума от того, что делаю.
Он накрыл мои губы своими, скользнув языком мне в рот. Я с готовностью впустила его. Целуя меня, он взобрался сверху, устраиваясь между ног. Я приподняла их и согнула в коленях, чтобы ему было удобнее. И вот почувствовала, как в меня входит что-то, неумолимо раздвигая нижние губки и выдавливая из меня стон. Услышав его, он на секунду останавливается и вопросительно глядит на меня. Убедившись, что все нормально, он продолжает медленное проникновение, прислушиваясь к моему возбужденному дыханию. Не в силах ждать, я делаю резкое движение бедрами ему навстречу, принимая член в себя целиком. Он почему-то боится за меня.
— Мама, тебе не больно? — шепотом спрашивает он.
Из-за восхитительного чувства заполненности упругим юношеским членом мне трудно говорить. Но собравшись с мыслями, я отвечаю