Со скал вниз в овраг полетела лавина ручных гранат. Одновременно открыли огонь минометы. Через несколько секунд весь овраг был полон пороховым дымом. Смертельно опасными были не только осколки гранат. Вырванные взрывами куски известняка при попадании в человека наносили ему ужасные раны. В дыму носились испуганные французы, искали оружие, бесцельно стреляли по сторонам, и еще больше усиливали хаос. Прошли минуты, пока какой-то фельдфебель не собрал отряд наемников-таев и попытался прорваться с ними на южном краю оврага. Он и его люди попали под град пулеметных очередей, но он пытался вырваться снова и снова, пока не наступил день.
Командир роты Народной армии, руководивший атакой, наблюдал через бинокль за выходом из оврага. Там скапливались погибшие и раненые. По его оценке погибло уже больше половины французов. Остаток смог бы добраться до Дьенбьенфу, но при первой же новой атаке вьетнамцев перед глазами выживших солдат обязательно предстанет ужасная картина этого утра. Они будут неспособны на серьезное сопротивление, потому что сломлен их боевой дух. Здесь, у Муонг-Пон. А пока пусть они позаботятся о своих раненых и спокойно тянут их на себе до Дьенбьенфу.
- Прекратить бой! – приказал командир роты. До сего момента его рота не потеряла ни одного человека. Теперь и здесь не стоит уничтожать врага окончательно. Это можно будет сделать в Дьенбьенфу.
Солдаты незаметно отходили от склонов оврага. Они поднимались вверх по скалам и чуть позже могли наблюдать, как французы высылали свой передовой дозор на разведку выхода из оврага. Пока он вернулся, в рыхлой земле выкапывали могилы для погибших. Выстрелов больше не было. Призрачная тишина прерывалась только криками встревоженных обезьян. Враг все еще был в шоковом состоянии после атаки. Когда солнце встало над кронами огромных деревьев, а пороховой дым вместе с туманом начал понемногу рассеиваться, вернулся французский дозор. Остатки войск противника продолжили свой марш.
Они должны были достичь опорного пункта Дьенбьенфу примерно на следующее утро, 14 декабря. Никто из пробиравшихся по джунглям французов не догадывался, что Лай-Чау за это время уже был взят Народной армией. Это сорвало основную часть плана Наварра – создание барьера между Дьенбьенфу и Лай-Чау. Дьенбьенфу оказалась совершено изолированной в зоне, контролируемой Народной армией. Сухопутного сообщения у нее уже не было. Дорога № 41 в тех местах, где по ней не могла наносить удары авиация, уже вовсю использовалась грузовиками Народной армии, везущими подкрепления к Дьенбьенфу, чтобы сделать кольцо осады вокруг нее еще прочнее. Верховное командование приняло решение не начинать штурм Дьенбьенфу слишком рано, а подготовить его с максимальной тщательностью.
Одновременно со штурмом Лай-Чау в центральном Лаосе войска революционного фронта Патет-Лао, поддержанные вьетнамскими добровольцами, перешли в наступление. За несколько дней они разбили два вражеских батальона и заставили противника отступить к югу. Освободительные войска захватили стратегически важный город Тхакхэк на Меконге и теперь контролировали весь регион до старой колониальной дороги № 9, идущей на восток через горы Труонг-Сон вплоть до города Кванг-Три на вьетнамском побережье. Наварру снова пришлось послать в Лаос войска, так нужные ему под Дьенбьенфу.
Но освободительные войска продолжили свои действия в Лаосе еще в одном критическом месте. Они ударили глубоко на юге, недалеко от камбоджийской границы, атаковав город Аттопы, взяли его и создали там прекрасную отправную базу для наступления на плато Боловен, что давало им в руки весь южный Лаос.
В ста километрах к востоку от Аттопы соединения вьетнамской Народной армии прорывались все дальше на центральное высокогорье Вьетнама, захватив большие территории провинции Контум. Взятие одноименного города – столицы провинции – становилось делом нескольких недель. Мало того – Наварр узнал от своей разведки, что Народная армия готовится к наступлению и в северном Лаосе. Удар планировался по опорному пункту Муонгкхуа на берегу маленькой речки Нам-Ху, уже полностью изолированному. Если Муонгкхуа падет, Патет-Лао сможет в зависимости от своих тактических намерений всегда наносить удар как на запад, так и на юг.
Наварр быстро усиливал французский гарнизон Луангпхабанга с помощью войск, выводимых из дельты Красной реки – к огромному неудовольствию Коньи, позиции которого не только ослаблялись в дельте, но и уменьшалась возможность оказать хоть какую-либо помощь гарнизону Дьенбьенфу.
Успехи освободительных сил Вьетнама и Лаоса сломали концепцию французского главкома именно таким образом, как рассчитывало Верховное командование Народной армии. Генерал Зиап после соответствующего решения Политбюро и правительства начал полноценную подготовку тылов и снабжения для наступления на Дьенбьенфу. В каждой освобожденной деревне агитаторы призывали население помочь армии. Ремонтировались дороги, чтобы сделать их проходимыми – глубоко в джунглях, под защищающими листьями огромных деревьев прокладывались пути, устраивались походные кухни для колонн носильщиков, создавались вспомогательные лазареты. И каждое транспортное средство реквизировалось для перевозки оружия, боеприпасов и провианта.
В это время кольцо вокруг «крепости в джунглях» Наварра стало уже непроницаемым, за исключением разве что маленьких французских дозоров, которые порой ухитрялись незаметно проскользнуть. И – чего не знал противник – в скалистых горах, окружавших Дьенбьенфу, артиллеристы уже подыскивали позиции для орудий Народной армии.
Наварр вылетел в Ханой, чтобы посоветоваться с Коньи, как можно переломить эту сложную ситуацию. По дороге во время изучения карты ему пришла в голову новая идея, как заменить давно запланированный и неосуществленный барьер между Лай-Чау и Дьенбьенфу другим, который должен был прикрыть Лаос от продвижения Вьетминя.
В шестидесяти километрах по прямой на юго-запад от Дьенбьенфу был еще этот опорный пункт Муонгкхуа в Лаосе со своим внешним постом в сорока километрах западнее – Соп-Нао. Он был под угрозой, но пока не атакован. Если бы удалось создать постоянную связь между этими укреплениями и Дьенбьенфу и демонстрировать там силу? Тогда и Дьенбьенфу сыграла бы свою роль краеугольного камня заградительного барьера от Вьетминя. Тогда новый барьер был бы между Дьенбьенфу и Муонгкхуа.
Коньи покачал головой, выслушав новую идею своего шефа. Он обратил внимание Наварра, что в «теории барьера», возможно, с самого начала была допущена принципиальная ошибка. Вьетминь, по всем данным, прекрасно умел осуществлять переброски своих войск мимо французских опорных пунктов, через непроходимые леса и горы. Свойства местности – высокие горные гряды, овраги, русла ручьев и поросший мхом древний лес – не дают почти никакого шанса выследить их там и навязать бой в тех местах, где это давало бы преимущество механизированным французским подразделениям.
Наварр просто отмел эти возражения: – Чепуха, Коньи! Наши солдаты ничуть не хуже Вьетминя. Они могут достичь прекрасных результатов, лишь бы их правильно использовали и грамотно ими командовали!
Против этого Коньи не рискнул что-либо возразить. Он задумчиво смотрел на карту местности между Дьенбьенфу и разместившимся в Лаосе опорным пунктом Муонгкхуа. Чтобы преодолеть это расстояние стоило бы использовать легионеров, подумал он. У нас их еще достаточно. Наварр подумал было о наемниках-таях, которые, по его мнению, лучше приспособлены к войне в этой с детства знакомой им местности. Но затем согласился с замечанием Коньи, что эти люди дезертируют после первого боя, потому что им ничего не стоит попрятаться в стране, даже в их родных деревнях. У солдат Иностранного легиона такой возможности, понятно, не было.
- Ну, хорошо, – заключил главнокомандующий. – Когда мы можем полететь в Дьенбьенфу?
- Завтра, – сказал Коньи. Это было 17 декабря.
Полковник де Кастри получил со своей радиостанции сообщение, что остатки вырвавшихся из Лай-Чау войск были атакованы у селений Муонг-Пон и горы Пу-Сан, всего в дюжине километров по прямой от Дьенбьенфу. Они понесли тяжелые потери. Он тут же вызвал к себе подполковника из своего штаба, который часто и с успехом командовал дальними дозорами. Он обратился к нему, против своей обычной привычки точно следовать уставу, по фамилии: – Ланглэ, это нужно срочно сделать. Приведите сюда этих людей. Возьмите лучших солдат, каких знаете. Выведите окруженных сюда, в безопасное место.
Пока Пьер Ланглэ, опытный молодой офицер, рассматривал карту, он почувствовал, что ему придется тяжело. Но тут в бункер Кастри вошла Поль Буржад. Она принесла поднос с двумя чашками кофе. Красивая, хотя и плохо накрашенная женщина обворожительно улыбнулась и, извиняясь, сказала: – К сожалению, есть только американский растворимый кофе. Но – по крайней мере – это придаст вам силы на вашем опасном пути!
Ланглэ, раньше не придававший никакого значения слухам об отношениях между Кастри и его, так называемой секретаршей, удивился тому, что Буржад знала точно все указания, которые давал ее шеф. Но он ничего не сказал, только подумал, что слухи имеют под собой основания. Он выпил свой кофе и с отрядом отобранных солдат отправился в путь. Когда уже был отдан приказ на выступление, внезапно на джипе подъехал Кастри и подозвал его.
- Дорогой мой Ланглэ, – объяснил он удивленному подполковнику. – Я решил вам сказать всю правду, перед тем как вы пойдете. Я несколько дней назад уже послал три группы свежих парашютистов на такое же задание, как вас сейчас. Вдоль по тропе Павье навстречу людям из Лай-Чау. Они застряли где-то в горах. От них нет никаких вестей. Но – если вы встретите этих ребят, принимайте командование и над ними. Мы за это время вычислили приблизительно, куда они могли добраться, и вертолет недавно по радио сообщил, что, кажется, нашел их. Я приказал летчику приземлиться там. Позже мы пошлем туда полкового священника, там наверняка придется хоронить людей. Вертолет вывезет также и раненых. А выжившие идут с вами, понятно?
- Понятно. Большие потери?
- Я пока не знаю числа погибших.
Ланглэ намеренно четко приложил руку к кепи. Эта информация еще более укрепила его в убеждении, что его посылают на задание смертника.
Против своего ожидания Ланглэ наткнулся только на редкий ружейный огонь, пока мучительно пробирался через горы. Лишь когда он встретил парашютистов, он попал в бой и понес большие потери. Но очевидно Вьетминь не намеревался полностью уничтожить застрявшие здесь подразделения. Ланглэ догадывался, что вьетнамцы занимаются более серьезными приготовлениями к штурму Дьенбьенфу. Он воспользовался этим, чтобы вывести в Дьенбьенфу не только парашютистов, но и все прибывавших в Муонг-Пон остатков гарнизона Лай-Чау. А в крепости его уже ожидал новый приказ.
- В этот раз мы будем атаковать, если будет сопротивление, – объявил де Кастри, которому Наварр дал поручение выслать сильную боевую группу в юго-западном направлении на Лаос и пробиться к опорному пункту Муонгкхуа, этому забытому богом бастиону в джунглях.
Наварр, снова прилетевший в крепость, как раз присутствовал, когда Кастри вызвал подполковника. И главком бормотал что-то о «горной кавалерии», которая должна сделать регион небезопасным для Вьетминя методом постоянных ударов, чтобы противник не смог планомерно подготовиться к атаке на Дьенбьенфу.
- Мешать и вносить смятение! – наставлял Наварр стоявшего перед ним и Кастри навытяжку подполковника. – Само наше присутствие послужит для них приманкой. И мы нанесем им такие потери, что они откажутся даже от мысли атаковать нас или двинуться на Лаос, потому что они в буквальном смысле изойдут кровью!
И тут не обошлось без дам. Главком привез с собой молодую репортершу, которая хотела участвовать в рейде Ланглэ, хорошо тренированную женщину, которая нравилась сама себе в боевом камуфляже.
Кастри доверился Ланглэ: – Только присутствие этой мужественной женщины заставит ваших солдат постараться. Какой же француз покажет малодушие в присутствии дамы!
«Дама» оказалась, как показали последующие дни, когда подполковнику Ланглэ пришлось доказывать, что французский экспедиционный корпус контролирует ситуацию от Дьенбьенфу до Муонгкхуа, хорошим ходоком. Только свой рюкзак она время от времени просила поднести по очереди кого-то из солдат, которых их сослуживцы насмешливо называли «камердинерами».
Днями отряд умело проходил мимо определенных воздушной разведкой концентраций вражеских сил по скалистым тропам, порошим слоновьей травой в рост человека. Потом он снова нырнул в джунгли. Идущим в авангарде приходилось прорубать дорогу с помощью мачете. По ночам спали без огня, грели друг друга, чтобы с рассветом, маршировать дальше – разбитые и усталые, пока, наконец, на голом холме не показался внешний пост Соп-Нао.
Сначала «горные кавалеристы» погрузились в глубокий сон. После многих часов им впервые удалось поесть горячей пищи. Затем они горящими сигаретами удаляли бесчисленных пиявок, присосавшихся к ним в ходе долгого марша. Ланглэ трудно было найти добровольцев, чтобы пройти остаток пути до главной базы Муонгкхуа, как того требовал приказ Кастри. До сего времени ничего не происходило. Была пара случайных выстрелов, но противник оставался невидимым.
Ланглэ не знал, что на всем протяжении его марша, за колонной пристально наблюдали. Разведчики Народной армии следовали ее маршрутом, повинуясь четкому приказу – не провоцировать боевых столкновений. Противник должен был как можно дольше думать, что он в безопасности. Генерал Зиап знал, что успех битвы под Дьенбьенфу во многом зависит оттого, что противник останется в неведении о наличии и силе Народной армии в районе крепости. Дальний дозор, вроде того, которым командовал подполковник Ланглэ, можно было не принимать всерьез. Он вернется назад и сделает именно то, что хотела от него Народная армия – то есть, сообщит, что все пространство от Дьенбьенфу до Лаоса свободно от врага.
А за это время подразделения Народной армии незаметно занимали свои горные позиции, буквально исчезая на местности, сливаясь с лесом, скалами и тенистыми оврагами. Там, где они устраивали себе укрытия, выкопанная земля так старательно рассыпалась под кустами, что даже авиаразведка ничего не смогла бы заметить. На обращенных к крепости склонах скал саперы беспрестанно расширяли гроты или выкапывали новые глубокие пещеры в камне. Дорога, связывавшая дорогу № 41 с Туан-Гиао, в северо-восточном высокогорье перед Дьенбьенфу, уже не была горной тропой, а превратилась в главный путь снабжения, построенная и расширенная тысячами солдат и добровольных помощников, став важнейшей артерией для снабжения готовившихся к атаке войск.
Обо всем этом подполковник Ланглэ не догадывался, хотя его мучили неопределенные предчувствия, потому что он уже давно воевал здесь и знал, что врага нельзя недооценивать.
Де Кастри терзали свои опасения. С каждым днем он все яснее сознавал, что так называемая крепость Дьенбьенфу становится одним из самых опасных мест на земле, куда его закинула армия. Он не обольщался тщательной работой саперов, настойчиво копавших в глине подземные блиндажи, перекрытия которых ввиду отсутствия другого материала делались из пары бамбуковых палок, засыпанных сверху землей. Один единственный снаряд смог бы устроить тут хаос. Но есть ли у Вьетминя артиллерия?
Наварр утверждал, что вьетнамцы вряд ли смогут перетащить сюда пару пушек, полученных от китайцев. Об этом позаботятся самолеты, якобы держащие под своим контролем все подъездные пути. Но при этом он забыл, что авиация целыми днями ничего не могла видеть на земле, когда над ней нависали тяжелые муссонные облака. А то, что Вьетминь может передвигаться по ночам, вообще вылетело у него из головы.
Перед Рождеством он проинспектировал гарнизоны отдельных фортов, понаблюдал за их купанием в речке Нам-Юм, осмотрел обе ВПП, и внешние форты, появившиеся за последнее время. От его внимания не ускользнуло, что уже сейчас большая часть предметов снабжения сбрасывается на парашютах из-за низкого тумана, обычного явления в Дьенбьенфу, но он надеялся на улучшение погоды. Больше всего понравилось ему густое сплетение рядов колючей проволоки вокруг фортов – здесь точно безнадежно застрянет любая вражеская атака!
В сочельник полевой капеллан поставил недалеко от командного пункта де Кастри свой складной алтарь и провел мессу, с военной музыкой и праздничным ужином для солдат после исповеди. Затем Поль Буржад накрыла для него, Наварра и Кастри в его блиндаже праздничный ужин из американских консервов, а солдатам выдали, помимо привычного «виногеля», американское виски и сигареты сайгонской фабрики «Котаб», более любимые, нежели привычные «Голуаз Труп».
Кастри был на мессе в ярко-красном кепи спаги и в своем шелковом шарфе. Он выглядел как настоящий кавалер, а не комендант затерянной в джунглях и безнадежно изолированной противником крепости.
«Service Social» , которая повсюду в армии заботится о хорошем настроении солдат, привезла из Ханоя пару американских кинофильмов, проецировавшихся на большое полотно, натянутое под открытым небом. Там ковбои боролись с похитителями скота, влюблялись молодые люди, летали кулаки. А на другом конце долины были слышны сентиментальные рождественские песни вперемешку с «Лили Марлен», которую немцы-легионеры предпочитали духовным песнопениям.
Через час, после коньяка и шампанского, Наварр пообещал де Кастри в ходе одного из последних тостов лично следить за снабжением крепости. Ежедневно в Дьенбьенфу должно поступать не менее 150 тонн груза – либо с посадкой самолетов, либо на парашютах. Кроме того, гарнизон крепости будет усилен еще одним батальоном с доведением их общего количества до двенадцати, а в перспективе могут быть переброшены еще два, если возникнет необходимость.