Освободительные силы первое время не двигались дальше, но у них в руках уже была последняя и самая важная линия коммуникаций, связывавшая Вьетнам и северный Лаос. Они уничтожили около 17 рот противника, и – что было еще важнее – смогли освободить провинцию Пхонгсали. Теперь весь север Индокитая представлял собой единую освобожденную зону. Поэтому северная часть Вьетнама и пограничные провинции Лаоса Сам-Нёа и Пхонгсали могли служить надежным и безопасным тылом для проведения последующих операций.
Ни генерал Наварр, быстро перебрасывавший по воздуху подкрепления в Луангпхабанг, ни де Кастри, готовившийся к победе под Дьенбьенфу, не обратили внимания на то, что задействованные в лаосских операциях части и соединения вьетнамской Народной армии теперь возвращались под Дьенбьенфу, усиливая кольцо вьетнамских сил вокруг осажденной крепости.
Воздушная разведка и выползавшие время от времени на пару сотен метров за заграждения из колючей проволоки французские разведгруппы в один голос сообщали, что Вьетминь окопался вокруг всей крепости. Но как ни искали разведчики, позиций вьетнамской артиллерии они так и не нашли. Американские советники, прошедшие войну в Корее, предупреждали об опасности выдолбленных в скалах штолен, но де Кастри отбрасывал их замечания: у Вьетминя не было для таких работ никакой тяжелой техники!
Наступил февраль 1954 года. В военных кругах Парижа усиливались опасения по поводу ситуации на севере Индокитая. За это время уже много делегаций правительственных и военных чиновников посетило Индокитай, побывало с визитами в Дьенбьенфу, и почти все высказывали сомнения в успехе этого эксперимента. Одним из последних приехал в крепость государственный секретарь де Шевинь из министерства обороны, очень опытный в колониальных делах человек. После возвращения он без обиняков заявил министру обороны Рене Плевену, что считает Дьенбьенфу своего рода ночным горшком, по широким краям которого все дерьмо спускается вниз. По его мнению, командующий артиллерией Пиро вообще фантаст, да и господину де Кастри не хватает силы воображения, чтобы представить себе возможности его противников.
Рене Плевен был одним из самых реакционных политиков тогдашней Франции. Он занимал многие министерские посты, одно время был даже премьер-министром. Большую роль сыграл он в создании американско-западноевропейского военного альянса, направленного против СССР и его союзников. Но он был реалистом в том, что касалось возможности Франции вести войну за морем. Кроме того, по личным каналам к нему поступали оценки высокопоставленных офицеров из сайгонского штаба Наварра, говорившие о невозможности успеха на севере Вьетнама. Эти офицеры высказывались против дальнейших бессмысленных жертв французской армии. Они предлагали совсем освободить северную часть Вьетнама, которую географы раньше называли Тонкином. А освободившимися войсками следует лучше прикрыть южные области, считали они. Прочно удерживая Юг, Франция без больших потерь для своего престижа смогла бы за столом переговоров на мирной конференции добиться наилучшего возможного выхода из создавшегося положения.
Плевен сел на самолет и вместе с отобранными военными специалистами отправился во Вьетнам.
19 февраля был холодный день. Утром над дельтой Красной реки стелился туман, и министр лишь после полудня смог проделать последнюю часть своего пути – прилететь в Дьенбьенфу. До этого его в целях маскировки переодели в темную одежду, традиционную для Вьетнама. На голове у него была широкая конусообразная соломенная шляпа, скрывавшая лицо.
В Дьенбьенфу он встретился с де Кастри и подчиненными ему офицерами, самоуверенно твердившими о силе крепости, которую Плевен из соображений безопасности осматривал очень поверхностно
В поездке участвовал и генерал Джон У. ОДэниел, проинструктированный лично президентом США Дуайтом Эйзенхауэром руководитель миссии связи США во Вьетнаме (MAAG). Согласно инструкциям он должен был по-прежнему предлагать американскую помощь и ободрять французов на продолжение этой изматывающей войны, пока не наступит удобный для Америки момент, чтобы взять вьетнамское наследство в свои руки.
- Кофе? – спросила Поль Буржад с дружелюбным взглядом, когда господа вошли в командный бункер де Кастри для завершающего обсуждения. Они уже видели плоские окопы, покрытые лишь корнями деревьев укрытия, видели солдат, купающихся в реке Нам-Юм и посадку транспортных самолетов на главную ВПП. Происходившие время от времени разрывы вьетнамских 75-мм снарядов де Кастри объяснял своим обычным замечанием, что красные, мол, украли где-то пару стволов и теперь с ними развлекаются.
Плевен нерешительно размешивал свой кофе и обращался к своим сопровождающим. Но те остерегались открыто высказывать свои мысли. Кроме начальника штаба ВВС все они по очереди говорили лишь о том, что Дьенбьенфу достаточно хорошо подготовлена и оборудована для любой ситуации.
Генерал Фэ, от которого постоянно требовали еще больших авиапоставок и еще больше истребителей, напротив, кратко и четко заявил, что считает крепость не обороноспособной. – Я посоветовал бы, – так сказал он, – немедленно вывести все войска. Я готов предоставить для этого все самолеты, способные летать. Только для этого, а для других целей – нет.
Казалось, его не удивило, что он не получил никакого ответа. Ведь то же самое он уже высказывал наедине Плевену, получив от него только смущенный взгляд. Плевен и сейчас не рискнул открыто возразить против самоуверенной позиции офицеров де Кастри. Он был гражданским, а гражданское лицо на его должности всегда проигрывает, если даст кому-то понять, что умнее выпускников Сен-Сира, бардов множества сражений. Поэтому он решил лавировать.
Вернувшись в Ханой, он по тайным каналам попробовал прозондировать Вьетминь, дав ему понять, что он еще неделю останется в их распоряжении, если они хотят вести переговоры о прекращении огня. Для этого он уехал на южно-вьетнамский курорт на мысе Сен-Жак. Но Вьетминь не уделял внимания такого рода секретным переговорам, которые, в конечном счете, должны были лишь надолго закрепить французское присутствие во Вьетнаме. Они верили в свои силы, а, кроме того, в Женеве и так очень скоро должна была открыться предложенная Советским Союзом конференция министров иностранных дел для переговоров о завершении колониальной войны в Индокитае. Так что шулерский трюк Плевена остался без ответа. Министр улетел назад в Париж, безо всяких результатов и еще более нерешительный, чем был до визита.
В Париже, несмотря на свои большие актерские таланты, ему так и не удалось убедить других в близости победы. Он делал доклад премьер-министру Ланьелю, умолчав о предложении командующего ВВС Фэ. Для укрепления своих позиций он лишь вызвал к себе ветерана Индокитая генерала Салана, нынче генерального инспектора Совета национальной обороны, и попросил его советов, чем можно было бы помочь де Кастри, чтобы избежать катастрофы. О кардинальном изменении французской политики в Индокитае не было и речи.
11 марта два батальона французских парашютистов, размещенные в самом дальнем опорном пункте «Беатрис» на северо-востоке долины, готовились к наступлению в восточном направлении, где была замечена разведгруппа Вьетминя. Был зачитан приказ: атаковать, подняться до склонов на высоту трехсот метров, уничтожить противника и отойти на исходные позиции.
Утренние испарения никак не хотели исчезать. Солдаты мерзли. В это время холод ползет по земле, и еще не встало солнце, отогревающее ее. Солдаты курили. Повторяли свои обычные непристойные шутки. Не обращая внимания на офицеров, пили «виногель». Кашляли, плевались, ругали долгое ожидание, и когда, наконец, зазвучали сигнальные рожки, подавая, точно как в учебнике, сигнал к атаке, солдаты с криками рванули вперед. Этот крик должен был придать мужества им самим. Саперы отодвинули в сторону проволочные заграждения. Быстро преодолели первую сотню метров, затем вторую, с бесцельной стрельбой. Противник, видимо, так напуган, что спрятался в своих норах, где его можно будет заколоть штыками.
Оба батальона наступали быстро. Но когда они приблизились к излучине реки Нам-Юм, в том самом месте, где дорога № 41 проходит параллельно реке, в воздухе послышался зловещий вой падающих минометных мин. Сами выстрелы атакующие не смогли услышать из-за собственных криков и пальбы. Но теперь от взрывов они как бы очнулись. Фонтаны грязно-желтой земли, дождь осколков. То тут, то там на земле оставались лежать погибшие. Раненые звали на помощь.
- Вперед! – рычали взводные. Нужно прорваться через кустарник в половину человеческого роста высотой. В нем пустоши – следы пожаров от напалма. Дальше к склонам лежит зеленый лес – последняя полоска зарослей перед горами. Оттуда солдаты Народной армии открыли пулеметный огонь, как только их минометчики сделали перерыв. Потом заработали винтовки. И снова полетели мины.
- Выходите, собаки! – орал бородатый капрал в ярости. Став в полный рост лицом к краю леса, он палил из ручного пулемета. Как раз так любят изображать войну в иллюстрированных журналах там дома – хозяин положения! Капрал был уверен, что там, напротив, лежат полуголые неграмотные люди, которые сразу разбегутся, увидев его красное от гнева лицо с клочковатой бородой. Но ему не удалось встретиться с врагом лицом к лицу. Когда он расстрелял весь магазин, в лоб ему угодила вражеская пуля.
Атака застопорилась. Удивленные ответным огнем, французы легли на землю, искали противника в непроницаемой зеленой стене. Взводные знали, что если атака один раз застопорится, ее почти невозможно продолжить.
- Вперед, марш!
Некоторые поднялись, другие ползли за своим оружием, медлили. Команды стали еще резче. Потом ударил новый залп минометных мин. Осколки, как злые насекомые, жужжали в воздухе. Кто еще не успел лечь на землю, падал сейчас.
- Все, – констатировал подполковник Ланглэ, опытный в такого рода атаках офицер, наблюдавший сейчас за всем происходившим из крепости.
Пиро, командующий артиллерией, нервно сжимал кулаки: – Дистанция слишком мала для моих орудий!
Де Кастри был вынужден передать по радио приказ о прекращении атаки. Побитые парашютисты группами возвращались назад, ползком, многие были ранены. Погибшие остались лежать перед «Беатрис», там, где захлебнулась их атака. Забрать их оттуда можно будет лишь ночью.
Но еще до заката на Лысой горе ударила вспышка – открыла огонь всего одна 75-мм пушка Вьетминя. Цель – уничтожить стоявший на большой ВПП в центре крепости большой транспортный самолет С-119, поставленный американцами. Пушка выпустила около дюжины снарядов, пока самолет не вспыхнул ярким пламенем.
- Орудие назад! – скомандовал командир батареи на Лысой горе. Двадцать кулаков принимаются за работу. Мужчины потеют от напряжения, но их окрыляет успех. Менее чем за одну минуту пушку снова спрятали в скальном каземате. Слой за слоем забрасывается вход мешками с песком. Чуть позже артиллеристы уже сидят в своем бункере. Они весело смеются, когда истребители «Беэркэт», наскоро взлетев, обстреливают склоны, и их трассирующие пули отскакивают от скал.
Большое наступление еще не началось. Это только проба – как все получится. Беспокоящий огонь. Пристрелка. Сорванная атака парашютистов. Но все равно – в результате около двадцати погибших, восемьдесят раненых и девяносто пропавших без вести, возможно, попавших в плен к вьетнамцам.
Лазарет, устроенный непосредственно возле командного бункера де Кастри, наполовину закопан в землю и для хоть какой-то защиты прикрыт сверху парой листов железа, располагает ровно 42 койками для тяжелораненых. Его шеф главный врач Гровен, высокий и полный человек, проклиная все на свете, трудится целую ночь. Он ругает людей, считавших невозможным, что тут придется обслуживать сотни раненых за один раз. Тех, кому не хватает места, кладут прямо под открытым небом. Для помощи медперсоналу направлены проститутки из В.М.С. Недалеко от лазарета взлетают и садятся самолеты С-47, отвозящие погибших и раненых в Ханой.
Когда хирург Гровен с первыми лучами утреннего солнца, смертельно усталый, плетется в свой угол, чтобы поспать часок на голом полу, перед тем как заснуть, он говорит растерянному де Кастри, взволнованно осматривающему лазарет: – C’est la guerre... (Такова война...)
Ань Чу уже в третий раз за этот день контролировал посты вокруг штаб-квартиры Народной армии. Когда она переместилась ближе к концентрации сил врага у Дьенбьенфу, возросла опасность внезапного удара французских «коммандос». Но противник еще и приблизительно не знал, где находится штаб. Уж в любом случае, ему бы и в голову не пришло, что штаб Вьетминя отделяют от командного пункта де Кастри меньше дюжины километров. Но в такое время нельзя было быть точно уверенным, что вокруг нет предателей и шпионов. Нужно быть бдительным. Поэтому Ань Чу беспрестанно повторял свой обход.
По сообщениям часовых, никаких особенных событий не происходило. И действительно, затянутые утренним туманом горы были совершенно спокойны, все пути – под контролем, и на дороге из Туан-Гиао все было тихо. При свете дня боеприпасы, провиант и саперное имущество перевозилось лишь там, где густая листва джунглей скрывала дорогу. Там добровольные помощники длинными колоннами толкали свои нагруженные поклажей весом до трехсот килограмм велосипеды, рулевая штанга у которых была удлинена с помощью бамбуковой палки, чтобы легче удерживать такую тяжелую машину. По ночам грузы транспортировались по последнему, открытому участку, обычно носильщиками, потому что по скалам вокруг котловины Дьенбьенфу, там, где спряталась артиллерия, уже не мог пройти и велосипед.
Авиация противника с регулярными интервалами каждый день бомбила пути подвоза. Это приносило потери, но, прежде всего, дороги и переходы через реки должны были мгновенно приводиться в порядок после бомбовых попаданий. Для этого в глубоких джунглях в стороне от путей подвоза на определенных расстояниях друг от друга прятались группы рабочих. Они одновременно выполняли работу и дорожных постов. У них изголодавшийся водитель мог быстро получить миску риса или поспать часок.
Прошлой ночью Ань Чу помогал в ремонте моста из бамбуковых палок, который на день всегда опускали в глинистую воду реки Нам-Юм, чтобы его нельзя было увидеть с воздуха. Летчики и в этот раз его не заметили, они разбомбили нечто, что так и не смогли идентифицировать. Оно было белым и лежало на травяном береге реки. В ожидании поступления раненых профессор Тон Тат Тунг, начальник медицинской службы Народной армии привез сюда перевязочные материалы из тыла. Но за долгую дорогу они стали грязными, поэтому медсестры сразу направились к реке, чтобы постирать их и высушить, разложив на берегу. Они думали, что в ближайшие часы авианалетов не будет.
Но они ошиблись. «Алуэтт» («Жаворонок»), маленький французский наблюдательный вертолет, заметил странное белое пятно на траве и вызвал бомбардировщик, который сбросил на странную цель весь свой груз. Летчик не особо тщательно прицеливался, и большая часть его бомб упала в реку. Поднятые взрывами фонтаны грязи полностью покрыли бинты. Теперь их пришлось стирать снова. Но при этом бомбы разрушили и части опущенного в воду «ночного моста», хотя летчик об этом и не узнал.
Потребовалась тяжелая работа, чтобы снова привести мост в рабочее состояние, и все свободные от смены часовые помогали в этом саперам.
Когда Ань Чу думал об этом, то не столько гордился своими успехами, сколько восхищался старательностью молоденьких девушек, стоявших по бедра в воде и своими руками с помощью небольшого количества зеленого мыла стиравших бинты. Многие из них были очень красивыми, но вели себя неприступно. Большинство из них было замужем или имели друзей, тоже воевавших на фронте. Кроме того, так называемые «фронтовые браки» были редкостью в Народной армии.
Профессор медицинской службы, коренастый, подвижный мужчина, с очками, всегда соскальзывающими на самый край влажного от пота носа, учил девушек во время работы не забывать о маскировке. Ведь было рискованным надеяться на то, что французская бомба проявит уважение к красному кресту.
- В этой борьбе речь идет о свободе, – говорил он, потирая ногу об ногу и стоя в воде. – Для французов речь идет о колонии. О сырье. О военных базах. Поэтому они отбросят все правила благородного ведения войны. Будьте начеку, мои девочки! Никогда не привлекайте к себе внимания врага – я хочу видеть вас позже, в свободном Вьетнаме, в новых больницах. Вы будете там самыми опытными мастерами в своей профессии, будете учить молодых, которые пока еще дети. Так что, поторопитесь со стиркой! Сушить мы будем на этот раз под кронами деревьев!
Ань Чу был под сильным впечатлением. С какой уверенностью говорил профессор о том, что произойдет много позже: о свободном Вьетнаме! Ань Чу поднялся вверх по склону, там был пост наблюдения за воздухом. С собой был у него трофейный французский полевой телефон, тяжелый ящик с катушкой. В случае чего он всегда мог предупредить главный штаб и зенитчиков о воздушной тревоге. – Никаких самолетов врага не было, – сообщил солдат на посту. И добавил: – Слишком густой туман в долине. Они как слепые в такую погоду…
В укрытии штаба главного командования, выбитой в скале штольне, генерал Зиап докладывал партийному руководству о подготовке к битве: – Мы закончили первый этап, сгруппировав наши войска и нейтрализовав передовые посты противника. Одновременно агрессор отрезан от всех наземных путей снабжения; он изолирован в долине Дьенбьенфу. Боеготовность наших войск превосходна.
Благодаря огромным усилиям множества добровольных помощников на позиции доставлено вооружение, оснащение, провиант и медицинский материал. Войска на исходных позициях. Окопы и надежные укрытия скрывают наши войска, часов сего в паре сотен метров от противника. С гигантским напряжением сил нам удалось доставить орудия на созданные для них артиллерийские позиции. Все пушки готовы к бою. Пришло время начать подготовку непосредственно к наступлению.
Хо Ши Мин, Труонг Чинь и Фам Ван Донг знакомились с обстановкой вокруг Дьенбьенфу, изучая карту. Зиап давал пояснения. Наконец, Хо Ши Мин спросил Зиапа: – Обсуждал ли уже штаб предложения как вести наступление?