Кенг, выбранный в качестве проводника, вел людей с тяжелыми поворотными плитами и короткими стволами, в шутку называемыми «артиллерией маленького человека», по незаметным для противника тропам севернее уже захваченного Хим-Лама. Там минометы должны были принять передовые отряды, уже подготовившие позиции для ведения огня. В благодарность за труды минометчик подарили Кенгу сигареты, которыми он поделился со своим радистом, когда вернулся назад на свой пост.
Над долиной лежала тьма, но тумана не было. Дождь очистил воздух. Теперь Кенг и радист из своего укрытия могли прекрасно видеть, как взрывались снаряды между центральными укреплениями. Их уже нельзя было сосчитать. Повсюду блистали взрывы, горело пламя, и поднимался дым. На перепаханной разрывами взлетной полосе горел еще один самолет. Горевшие там французские машины уже стали привычным зрелищем. Мечта о превосходстве в воздухе, на который французские колониальные офицеры все еще возлагали большие надежды, рассеивалась под ударами зениток, умело используемых Народной армией.
- В общем-то, жалко долину, – сказал радист Кванг До. Он закурил и продолжил: – Крестьяне раньше выращивали там много риса, как мне говорили. Справедливее было бы вести войну на французской территории…
Кенгу эта идея показалась немного странной. Франция далеко, а французы здесь, поэтому и бить их нужно здесь. Но он не стал спорить с Кванг До. Этот прирожденный часовщик обладал каким-то очень острым чувством справедливости. Он много размышлял, хотя не все его идеи были здравыми. Поэтому Кенг пробормотал сквозь дым сигареты «Мелия», которую курил: – Почва там внизу совсем не так хороша, как в дельте Красной реки. Поэтому люди здесь занимались больше торговлей, чем земледелием. Приходили лаосцы с севера, таи с высоких гор, и всем им можно было обмениваться...
Он закашлялся. Эти трофейные сигареты, которые производили французы под свой вкус в Сайгоне и Пномпене из черного табака, не обладали вообще никаким ароматом. Что они в сравнении с завернутой в кукурузный лист сигаретой из светло-желтого, пахучего местного табака!
- Иногда, – заметил Кванг До, – мне здесь совсем скучно. Сижу тут и смотрю, как воюют другие...
Кенг снова ничего не ответил, потому что ему понравилась мысль радиста, хотя она и не была совсем правильной. Он был уже долго тут и привык к своему заданию: наблюдать и сообщать об увиденном. Одно из многих дел, необходимых для обеспечения общего успеха. Теперь он внимательно смотрел в направлении бывшего поселения Муонг-Тхан, где был центр крепости. Каждый раз, когда вблизи взрывался снаряд, было видно собиравшихся там солдат. Кенг взял бинокль. Это не был ночной бинокль, но и он немного помогал. Посмотрев какое-то время, он увидел танки «Чэффи», собиравшиеся в этом месте. До этого французы держали их спрятанными в подземных укрытиях далеко друг от друга. Что означала эта концентрация на северном фланге от командного центра, если не подготовку к атаке?
Можно предположить, что французы со своими танками поспешат прийти на помощь Док-Лапу. Они догадываются, что это будет следующей целью наступления. Или они даже обнаружили готовящиеся к атаке войска в их укрытиях и хотят нанести им удар с фланга.
Он обратил внимание Кванг До на свои наблюдения. Маленький радист тоже посмотрел в бинокль, затем подтвердил, что видит то же самое.
- Итак, – сказал он, – мы все-таки не напрасно сидим здесь, мой мальчик! Пойдем, нужно сообщить в штаб.
Штаб Народной армии после получения этого сообщения приказал немедленно начать атаку на Док-Лап. Она началась с массивного артиллерийского обстрела. Одновременно открыли огонь безоткатные орудия, уже установленные у подножия холма, к ним добавились минометы. Части изготовившихся к атаке войск отошли немного на юг и заняли новые позиции. Если французские танки прибудут, они именно здесь попытаются прорваться. Но танки не пришли. Сначала нужно было издалека доставить горючее, потому что близлежащие склады топлива сгорели.
Поздно вечером огонь вьетнамской артиллерии по Док-Лапу был таким ожесточенным, что французы не отважились даже высунуть голову над баррикадами из мешков с песком, не говоря уже о стрельбе по вьетнамским штурмовым саперам, ползущим вверх, снимавшим проволочные заграждения и приближавшимся все ближе.
Де Кастри получал с форта «Габриель» все более отчаянные мольбы о помощи. Он приказал перейти к контратаке. Но самый старший офицер в «Габриель» майор Мекенем, которого буквально только что сменил новоназначенный командир, тай по фамилии Кха, по причине завершения срока службы и предстоящего отправления во Францию, посоветовал своему преемнику отказаться от этой идеи. Он сам не рискнул бы даже пробежать до центра, чтобы, возможно, успеть сесть на какой-то самолет до Ханоя. Что уж говорить об атаке из «Габриель»!
Кха выглядел довольно беспомощно. Его солдаты не могли высунуться из своих дыр под градом осколков. Чуть позже его командный пункт был поражен прямым попаданием. Разместившийся немного в стороне радист передал де Кастри последний истеричный вопль о помощи: – Командир и штаб погибли. Они поднимаются по склонам. Помогите же нам! Стреляйте, наконец! Где наша артиллерия? Помогите нам, или мы пропали...
Полковник Пиро, командующий артиллерией, хваставшийся при каждом удобном случае, насколько его батареи лучше пары стволов, которые, возможно, притащил Вьетминь, получил от де Кастри такой ужасный нагоняй, с которым ему еще не приходилось сталкиваться. Комендант кричал ему, почему он ничего не предпринимает.
- Но что я могу сделать, мой полковник, – отчаянно отвечал артиллерист. – Не могу же я стрелять по своим войскам. Вьетминь слишком близко к ним.
- Обойдусь без ваших объяснений! – ругал его де Кастри. – Сделайте хоть что-то, докажите, что вы на что-то способны!
За полчаса до полуночи обстрел Док-Лапа несколько стих. Его гарнизон знал, что предстоит штурм, но был деморализован. Им еще никогда не приходилось сталкиваться с противником, так виртуозно владевшим искусством войны, как эти наступающие вьетнамцы. И никогда еще колониальная армия, привыкшая охотиться на безоружных или плохо вооруженных врагов, не попадала под такой убийственный артобстрел. Некоторые солдаты попытались проскользнуть на юг, другие пробирались на запад и доползали до укреплений «Югетт», которые пока не атаковали.
В командном бункере де Кастри появился очень взволнованный сенегальский наемник из части Пиро и сообщил, что его командир погиб. Поисковая команда нашла его немного позже – в пустом бункере, разорванного ручной гранатой, которую он взорвал сам. Полковник де Кастри приказал молчать о причине смерти и немедленно похоронить Пиро. В Ханой он передал радиограмму, что полковник Пиро погиб, честно выполнив свой солдатский долг.
Через два часа после полуночи был нанесен новый артиллерийский удар по тому, что оставалось от Док-Лапа. Потом Народная армия пошла на штурм холма.
Хотя на отдельных позициях французы оборонялись буквально до последнего патрона, бой в шесть часов утра, с рассветом, уже завершился. Пленные французы отводились в тыл. Они слышали, как над их головами проносятся вьетнамские снаряды. Новой целью был форт «Анн-Мари», бывшая деревня Бан-Кхео, на крайнем западном фланге северного предполья Дьенбьенфу. В нем размещались две роты тайских наемников, аборигенов, давно служивших французам и теперь раздумывавших, как бы им выжить.
- Они атакуют! – сказал Кенг, наблюдая самым ранним утром за концентрацией войск противника севернее главной ВПП. Радист тут же передал это сообщение.
По дороге, ведущей из опорного пункта «Югетт» в направлении к Док-Лапу, на север катились шесть французских танков в сопровождении батальона парашютистов. Когда вокруг них стали рваться первые вьетнамские снаряды, Кенг занялся корректировкой огня, отдавая краткие указания по радио. Вскоре снаряды взрывались точно среди атакующих.
Танки пытались спастись благодаря своей скорости. Солдаты ложились на землю и медленно ползли вперед. Через час потери были уже так велики, что атака захлебнулась, не достигнув холма Док-Лап. Туда добралось несколько танков, на которых удержалось немного легионеров. Но на этом участке местности танки были беспомощны. Никто не подумал, что стволы их пушек нельзя поднять так высоко, чтобы обстреливать снизу вьетнамцев, сидящих на вершине холма. А по самим танкам был тут же открыт ответный огонь из безоткатных орудий, спрятанных на неуязвимых для танкового огня позициях. Французам ничего не оставалось, как отойти, тем более что стрелковые цепи парашютистов отстали от них больше, чем на километр.
- Отход! – крикнул Кенг радисту. Тот передал наблюдение в штаб. Прошло несколько минут, потом большинство орудий снова открыло огонь по «Анн-Мари». Этот укрепленный пункт был третьей целью первой фазы наступления. Вьетнамские солдаты на захваченном ими холме Док-Лап могли видеть разрывы снарядов на «Анн-Мари». Они чувствовали, что приказ к атаке на занятый тайскими наемниками Бан-Кхео, французское название которого они вряд ли смогли бы произнести, уже витал в воздухе.
Наемники-таи в кратких перерывах между артналетами слушали, что говорили им через мегафоны агитаторы Народной армии. Их призывали перестать жертвовать собой ради французов, сложить оружие и вернуться к семьям.
На многих обещание, что их не убьют, а разрешат вернуться в родные деревни, подействовало так же, как обещание исполнения самого сокровенного желания. Снова открыли огонь минометы. Постоянно повторяющиеся разрывы ускорили принятие решения завербованными французами наемниками.
Ночью на 16 марта, когда немногочисленные французские офицеры спрятались в своих блиндажах, большая часть таев сбежала через остатки проволочных заграждений. Командование Народной армии разоружило их и отправило в тыл.
Осталось около одной роты. Под уже ослабевшим огнем Народной армии она продержалась еще один день. Но когда наступила следующая ночь, «Анн-Мари» была уже не способна обороняться. Во второй половине дня 17 марта 1954 года, когда Народная армия начала атаку, оставшиеся таи подняли руки. Большая часть французских офицеров к тому времени либо погибла, либо сбежала на юг.
За это время Коньи сбросил с парашютами над центром Дьенбьенфу 6-й батальон парашютистов из Ханоя. За ним должен был последовать еще один батальон, потому что потери уже во время десантирования были настолько велики, что боевой потенциал подразделения сильно упал.
Усиление личного состава было не единственным мероприятием, проведенным Коньи вследствие шока от произошедших событий и под давлением Наварра. Он все еще не понял в полной мере, как могло произойти, что Вьетминь в ходе всего одной атаки смог захватить почти все северное предполье крепости. Это означало, размышлял он, что с вьетнамцами уже нельзя будет бороться в горах, как предусматривалось. Они во многих местах находились всего в паре сотен метров от укреплений в долине и использовали каждую секунду за две прошедшие ночи, чтобы разместить на «Беатрис» и «Габриель» свои зенитки. И теперь они могли в любое время окончательно прервать все поставки транспортной авиации, сбивая садящиеся или взлетающие с главной ВПП самолеты. Не говоря уже об их корректировщиках артогня, осматривающих котловину долины с этих удобных для наблюдения постов!
17 марта, в середине дня, когда дождь в Ханое закончился, и над Дьенбьенфу тоже установилась ясная погода, Коньи сел в «Дакоту» и полетел в крепость. Он хотел сам увидеть происходившее там перед тем, как принимать дальнейшие решения.
Генерал сидел рядом с пилотом, пока под машиной скользила долина, коричнево-черный ландшафт, размякший от весенних дождей, перекопанный взрывами, где повсюду лежала сгоревшая и разбитая военная техника, обломки самолетов, брошенные парашюты.
Коньи мог видеть, что главная ВПП обстреливалась. Маленькая полоса на юге, возле «Изабель» была перекопана воронками. Здесь могли сесть разве что вертолеты, но они из-за малой скорости полета были прекрасной целью для зениток вьетнамцев. Как раз в этот момент эскадрилья транспортников сбрасывала с большой высоты грузы на парашютах. Большие белые грибы касались земли, и летчик сухо заметил: – Там куда они падают, наших давно уже нет. Морфий и белый хлеб для Вьетминя. Дорогая война...
Он сделал круг и, повинуясь указаниям Коньи, начал подлет с севера к большой взлетной полосе. Но как только он спустился, мимо кабины внезапно пронеслись дымные следы от снарядов 37-мм зениток. Пришлось снова подниматься. Внизу он уже не смог увидеть контрольную башню, регулировавшую движение на ВПП. После прямого попадания она была разрушена.
- Здесь уже никто не сможет приземлиться, – констатировал пилот. Коньи согласился с этим. Пока они кружили, появилась цепь американских В-26 и начала поливать напалмом склоны, где предположительно прятались пушки Вьетминя. В небо поднялись столбы черного густого дыма, пламя лизало влажные корни деревьев, разгорался огонь. Но там, где бушевал пожар, было удивительно тихо. Коньи никак не мог избавиться от подозрения, что таким путем нанести серьезный ущерб противнику не удастся.
Потом летчик обратил его внимание на траншеи. От павшего опорного пункта «Беатрис» и от сотни других позиций у подножья холмов солдаты Народной армии рыли траншеи по направлению к двум главным внешним бастионам на восточном фланге – «Доминик» и «Элиан», каждый из которых сам состоял из целой системы бункеров и стрелковых ячеек.
Уже по прилагаемым противником усилиям было видно, что он планирует правильное окружение. Завершающие участки траншей нельзя будет атаковать с воздуха по той причине, что они будут уже слишком близко к своим войскам. С «Габриель», холма Док-Лап, траншеи тоже уже шли на юг зигзагообразным курсом. Было похоже, что их следующей целью на севере будет «Югетт», прикрывавшая главную взлетную полосу с северного направления, а в этом же направлении находилась последняя большая укрепленная линия перед командным бункером де Кастри.
- Как муравьи, – проворчал пилот.
Генералу Коньи не понравилось это сравнение. Ведь эти солдаты очень упорно работали не только, чтобы спасти свою жизнь под землей, но ради того, чтобы выйти на удобные позиции для прыжка к горлу их врага. Коньи восхищался их решительностью. Слишком долго этих людей недооценивали.
Он бросил еще один взгляд на построенные французскими солдатами в Дьенбьенфу блиндажи и окопы – даже поверхностный осмотр показывал, что удобство при рытье окопов сейчас мстило за себя под безжалостным артогнем противника. Мстило погибшими и ранеными, которых Коньи даже с такой высоты мог увидеть лежащими рядами на размокшей земле.
Он узнал, что в Дьенбьенфу уже нет дерева для гробов. С тех пор как вывоз погибших самолетами стал слишком рискованным, их хоронили прямо здесь завернутыми в брезент от палаток. Ряды тяжелораненых в лазарете по указаниям главного врача ежечасно осматривались в поисках умерших, а также неизлечимых, которых с помощью морфия избавляли от дальнейших земных страданий.
Генерал Коньи был достаточно умен, чтобы знать, что это совсем не та война, которую преподают профессора военной академии Сен-Сир. Нет, это революция, восстание всего народа. Тут не имеют никакого значения старые представления, привычные масштабы. Вьетнамцев уже ничто не могло отвлечь от идеи самостоятельности и независимости. Может быть, причиной даже были идеи Французской революции, которые здесь так быстро стали своими? Чем в таком случае смогут помочь танки, артиллерия, напалм?
- Летите назад, – приказал он пилоту.