Наступила пауза. Каждый размышлял над предложениями Зиапа. Потом начались вопросы, о вооружении и транспорте, о дорогах для быстрой переброски войск, и по-прежнему изучались висевшие на стенах карты.
Хо Ши Мин в расстегнутой темно-коричневой крестьянской рубашке прислушивался к разговорам. Он был горд тем, что у него есть такие офицеры как Зиап, Ван Тиен Дунг, все остальные, которых подняла народная революция. Они в борьбе научились военному искусству, которым, как считали французы, обладали якобы лишь они одни. Здесь в горах северного Вьетнама, вырастали люди, которые могли решить не только повседневные задачи, они смогут и в еще отдаленном будущем привести страну к полной независимости и свободе.
- Воздушная тревога! – крикнул в грот, где проходило совещание, Ань Чу. Одновременно один из его часовых потянул за подвешенную снаружи пустую гильзу, которая звенела как колокол. Повсюду замерло движение. Стрелки быстро маскировались, медленно поднимая к небу стволы своих зенитных пулеметов. Приказано было стрелять лишь тогда, когда вражеские летчики будут непосредственно атаковать главный штаб.
Генерал Зиап не выпускал из руки карандаш, которым делал свои заметки. Он рисовал стрелы на карте, указывающие на Лай-Чау. В его распоряжении пять регулярных дивизий, думал он, значительный потенциал: 304-я, 308-я, 312-я, 316-я и 320-я. Потом еще «тяжелая», т.е. 351-я с двумя артиллерийскими полками, саперным полком, танками и другой тяжелой техникой. Эти войска, сформированные из бывших партизанских отрядов, нужно было умело использовать. И нужно было обеспечить их снабжение. У Народной армии было очень мало грузовиков. Но и они должны были ездить только по ночам, чтобы не быть замеченными самолетами-разведчиками противника и не стать желаемой целью для его штурмовиков. Все, что было нужно воюющему подразделению, приходилось нести добровольным помощникам, называемым Дан-Конг. Многие из этих носильщиков были женщинами, некоторые помимо груза несли с собой младенцев. В последнее время удалось использовать больше велосипедов. Их конструкция была так умно усилена, что велосипед мог везти целых шесть центнеров (т. е. 300 кг) груза. Но и велосипедов не хватало, хотя в освобожденных областях тысячи людей, не покладая рук, трудились над производством этого простого транспортного средства.
Сорокалетний человек с высоким лбом, командовавший войсками республики, покрутил карандаш между пальцев. Как раз сегодня во второй половине дня он видел колонну женщин-носильщиц, и, как очень часто, вспомнил, глядя на них, о судьбе своей жены. Она, как и он сам, напоминала своим землякам о независимости, вдохновляя их на борьбу. Французский суд в Ханое приговорил ее к пожизненному заключению. Она умерла в тюрьме, пока ее муж воевал в горах. С тех пор главнокомандующий непроизвольно отыскивал в женских лицах знакомые ему черты, смотрел вслед детям, как будто своим собственным.
Во Нгуен Зиап еще в молодости со свойственной ему настойчивостью изучал в Ханойском университете философию и право, потом был учителем истории в школе для молодежи. Он был убежден, что именно глубокое понимание истории воспитывает патриотов. И в них нуждался Вьетнам, если хотел выжить. Как давно это было!
Когда генерал узнал, что начальник караула при штабе ведет дневник, то попросил показать его ему. Вначале он хотел преподать солдату Ань Чу урок: боец не должен носить с собой дневник. Если он достанется неприятелю, тот сможет сделать такие выводы, от которых пострадают другие бойцы. Но когда Зиап прочел, что в дневнике собраны исторические реминисценции, заметки по истории Вьетнама, который французы представляли страной, не имеющей истории, он только похвалил Ань Чу и попросил его продолжать свое занятие.
Зиап снова обратился к карте. Черт бы побрал этот самолет! Он его не беспокоил. Даже если бы Зиап знал пассажира, сидевшего в самолете, вряд ли он бы разнервничался.
Генерал Наварр сидел рядом с пилотом в поставленной французам американцами «Дакоте» и смотрел через бинокль на землю. Через грязные окна кабины он видел огромные серо-голубые лесные просторы. Между ними серые вершины, расщелины с высохшей, ржаво-красной слоновьей травой. То тут, то там открывались долины, в которых можно было различить поселения; на склонах серели топкие террасы рисовых полей. И речные потоки были тут. Они блестели в лучах солнца как серебряные нити. Маленькие полоски желтой земли обозначали дороги, такие же узкие, как повозка, которую тянет буйвол. Страна без масштабов, думал Наварр, кавалерист, любивший механизированную войну – сметающее все на своем пути наступление с ударами стального кулака танков и гаубиц.
Где тут можно использовать танки? Местность совсем не подходит. Артиллерия? Собачья работа – доставить сюда пушки. Он начал представлять себе, как приходится воевать пехотинцу в этом хаосе древних деревьев, сплетении лиан, кустарнике, копать себе укрытие в гниющем подлеске. И что ему делать, если нужно не только укрыться самому, но и иметь простор для стрельбы? Тут никакие бензопилы не помогут...
- Вот здесь внизу они сидят, – обратил его внимание летчик, – где-то тут. Даже наши лучшие разведчики редко доставляют точные сведения.
- Мастера маскировки. Я слышал об этом.
- Не только. Они создали целую систему, чтобы прятать даже крупные части так, что не остается даже следа от шин.
- А причем тут шины? – иронично спросил Наварр. – Буйволиные упряжки?
- Велосипеды, – ответил летчик. Он летел по просьбе генерала на высоте всего шестисот метров, и чувствовал себя немного неуютно. – Кроме велосипедов у них есть почти все, что американцы оставили в Корее. Китайцы все это собрали и передали Вьетминю: 105-мм гаубицы, 81-мм минометы, безоткатные орудия, базуки и множество боеприпасов разного типа.
- А самолеты?
- Нет. Но есть 37-мм зенитные пушки. Очень неприятная штука.
Генерал обратил внимание на тонкую коричневую ленту, идущую на запад. Пилот объяснил, что это дорога на Лай-Чау. По ней можно ездить, но контролируют ее группы Вьетминя, наносящие из засад удары по каждому конвою. Лай-Чау был последним большим опорным пунктом французов на северо-западе. Когда это место показалось на горизонте, земляные валы укреплений, зигзаги путей сообщения, пулеметные гнезда, Наварр приказал сделать пару кругов и все еще смотрел на карту, разложенную на коленях. Наконец, он заметил летчику, провоевавшему здесь уже много лет: – Кто хочет прорваться большими силами в Лаос, должен взять Лай-Чау, это точно!
- Но можно действовать и на 80 километров южнее. У Дьенбьенфу. Раньше она принадлежала нам. Внешний пост. Принадлежала, а сейчас там стоит полк Вьетминя.
- Дьенбьенфу? – генерал глядел на карту, пока не нашел на ней это место.
Пилот объяснил:- В буквальном переводе это означает «большой окружной город на границе страны». Не так, чтобы настоящий город. Скорее скопление поселков в довольно просторной долине. Дорога, которую вы видите, мой генерал, там внизу, эта жалкая тропа, которую в некоторых местах вообще не видно, так она поросла травой, это так называемая тропа Павье. Начинается в Лай-Чау и идет через Дьенбьенфу в Лаос. Назвали ее так в честь некоего месье Павье, который сидел тут вверху, когда еще таи владели этой местностью. Это было давно. Тропа заканчивается где-то близ Муонгкхуа [Муонг-Куа]. В Лаосе. Там у нас тоже есть опорный пункт, как в Лай-Чау. Муонгкхуа достался в руки Патет-Лао 18 мая, но за это время мы снова его отбили.
- Тогда, когда я еще не прибыл в Сайгон, – думал Наварр.
Летчик показал ему на карте Муонгкхуа, потом нашел Лай-Чау, а потом еще один пункт в 150 км дальше на восток, под названием На-Сан. – Это были бы три важнейших бастиона, чтобы преградить Вьетминю путь в Лаос. Если бы мы могли контролировать территории между ними, то в Лаос смогли бы попасть только одинокие путники с ручной поклажей. Но Муонгкхуа практически отрезан.
- Но зато мы можем серьезно рассчитывать на Лай-Чау и На-Сан, не так ли?
- Да. Полетим к На-Сану, мой генерал?
- Я хотел бы посмотреть, да. Наварр подумал о том, что лишь несколько дней назад он получил из Парижа приказ любой ценой обеспечить безопасность Лаоса. Муонгкхуа мы больше не сможем удержать. Его снабжение слишком обременяет наши тыловые службы. Но Лай-Чау нам нужно отстоять. Это, если так можно выразиться, угловой столб от ворот в Лаос. Если мы вдобавок к нему, и кроме этого На-Сана, получили бы еще одну базу на западе, то смогли бы из стратегического треугольника высылать дальние патрули между отдельными укрепленными пунктами. Дьенбьенфу. Почему мы его потеряли? Большое место. Как можно было его сдать? Достаточно места для войск, тяжелого оружия, аэродрома, гарантировавшего снабжение, если даже перережут наземные коммуникации. Если бы у нас была Дьенбьенфу сегодня, то стратегический треугольник снова был бы полноценным, и это стало бы для Вьетминя смертельной ловушкой! Он посмотрел на карту. Машина набирала высоту.
- Почему мы поднимаемся? – спросил он летчика. – Не помню, чтобы я отдавал такой приказ.
Повинуясь, летчик снизился до прежней высоты, но сказал недружелюбным тоном: – Там внизу, мой генерал, находится Мок-Чау. И там стоят зенитки Вьетминя.
Наварр решил, что пару пулеметных очередей, которые мог бы выпустить какой-то босоногий абориген, не стоит принимать слишком серьезно. Может быть, никаких пулеметов там и нет, просто осторожность пилота. Тоже один из тех, кому не хватает честолюбия, чтобы воевать, а просто хочет без ущерба для себя отбыть тут положенный срок. Пока он в душе ворчал по поводу этой смеси малодушия и тяги к спекуляциям, внезапно ударившие снизу пули вырвали куски обшивки из левого крыла.
Пилот выровнял машину, начавшую дрожать, и бросил взгляд на Наварра. Тот молчал. Демонстрировал отсутствие интереса к тому, кто, возможно, из древнего пулемета обстрелял «Дакоту». Только когда более точная очередь разбила стекла кабины, генерал кивнул пилоту: – Выше!
Когда они подлетели к На-Сану, опорному пункту в лесу, похожему на американские форты из вестернов, Наварр удовлетворился одним облетом. Потом он согласился с предложением летчика совершить временную посадку и осмотреть повреждения самолета.
Полковник Луи Бертей, комендант На-Сана, человек, умевший прятать свое честолюбие за напускной сдержанностью, провел генерала по позициям, пока механики проверяли «Дакоту». Глубокие окопы, баррикады из мешков с песком для пулеметов, блиндажи с деревянными перекрытиями, наполовину спрятанные в землю склады боеприпасов, пара плоских деревянных строений, в которых размещался гарнизон.
Бертей, сменивший здесь полковника воздушно-десантных войск Жилля, после того как последнему пришлось защищать На-Сан от многочисленных атак противника, командовал базой жестко и четко. Это Наварр сразу понял. И выделил для себя этого человека на случай будущих новых заданий.
На-Сан был на деле куда хуже оборудован, если присмотреться к нему повнимательнее. Хотя пушки, пулеметы и минометы были в боеготовом состоянии, сама территория напоминала вспаханное поле. Во время осмотра Бертей постоянно советовал генералу пригнуться, потому что поросшие лесом склоны были полны вьетминьцев, наблюдавших за каждым движением на базе.
В прошлом декабре здесь были тяжелые бои. Но базу удалось отстоять. Наварр считал это важным достижением. Бертей умерил его восторг, осторожно напомнив: – Мой генерал, я принял командование от Жилля. Он признался мне тогда, что прятался тут как лис в норе, вокруг которой в засаде сидят охотники. У меня теперь такое же чувство.
- Но вы же выдержали!
- С вашего позволения, – сказал Бертей, – если бы Вьетминь действительно использовал бы все, что у него было, чтобы выкурить нас отсюда, то им бы это удалось. Вместо этого они перешли к осаде измором, это ясно. Мы изолированы. Мы никак не влияем на дальнейший ход войны. Ни один патруль не отважится выйти за наши проволочные заграждения. Мои люди превратились в комки нервов. За прошлую ночь мне пришлось еще троих уложить в лазарет. Буйное помешательство, тропическое.
- Как же так? – Наварр сердито ткнул своей тростью, ставшей у высших офицеров во Вьетнаме своеобразным знаком высокого статуса, в воронку в земле.
- Бойцы Вьетминя проскальзывают в темноте на расстояние всего в пару дюжин метров от наших постов и кричат: – Эй, француз, выходи и воюй! Наконец-то мы тебя убьем!
Слишком маленький, думал Наварр, оглядывая опорный пункт. Еще с воздуха ему показались его размеры недостаточными. Это впечатление теперь еще больше укрепилось. Так много людей, удерживающих так мало территории и при этом постоянно под угрозой врага противника – это не та тактика, которую нужно использовать в войне! Мы должны уметь наносить удары в движении, в этом мы хороши и обладаем преимуществами. Но здесь невозможен маневр. Какое движение, если тут, так сказать, локти всегда прижаты к туловищу! Территория наших опорных пунктов должна быть большей. Нам нужно много квадратных километров, где мы можем оперировать, сможем замахнуться для удара. На-Сан для этого не годится. И расширить его нельзя. Нам придется вырубить целые участки леса, создать секторы для обстрела. Здесь это невозможно.
Наварр не сказал Бертею, что во время этого осмотра он окончательно решил вывести гарнизон из На-Сана. Нет смысла связывать войска. Он вспомнил о широкой ложбине Дьенбьенфу, которую недавно видел с воздуха. Вот там можно действовать! Нам нужна Дьенбьенфу. Эта мысль прочно засела у Наварра в голове. Дьенбьенфу и Лай-Чау, между ними дальние патрули, препятствующие коммуникациям Вьетминя с Лаосом в самом важном месте. Это казалось ему решением задачи, поставленной перед ним общим приказом из Парижа – защитить Лаос, с королем которого Франция заключила «Договор о помощи», от влияния Вьетминя. Не стратегический треугольник, а два краеугольных столба, между которыми никто не сможет пройти.
Наварр, глубоко погруженный в свои мысли, полетел назад в Ханой. Он объявил Коньи, что вскоре гарнизон На-Сана придется эвакуировать. Новоиспеченный дивизионный генерал покачал головой, когда Наварр высказал ему свое мнение о Дьенбьенфу. Коньи попытался пошутить: – Если бы у этого чертова На-Сана были колеса, мы просто перекатили бы его в Дьенбьенфу...
Но Наварр воспринял это не столько как шутку, сколько как принципиальное согласие Коньи с его планом. И он поручил ему заняться выполнением двух задач: вывести войска из На-Сана, а потом нанести внезапный удар по глубокому тылу Вьетминя высоко на севере, внеся хаос в их снабжение и отвлекая внимание противника от дальней цели – перестройки Дьенбьенфу в главный опорный пункт, о который Вьетминь разобьет голову.
Если они так отреагируют, то стянут туда большие силы для решающего сражения. И это даст французам шанс воспользоваться преимуществами своей армии и нанести Вьетминю сокрушительное поражение, которое сделает его уступчивым. Он, Наварр, вскоре поедет в Париж и изложит там свою концепцию и потребует необходимые подкрепления. А пока действовать придется Коньи. Самое главное сейчас – нанести удар по тылам Вьетминя; сообщение об этом поможет ему в Париже пробить свою идею.