Лезть в душу не в моих правилах, я прикусываю кончик языка, подчиняюсь. Несмотря на его резкое заявление, я разведаю местонахождение его семьи по своим каналам, и пусть не ему, но мне так будет спокойнее. Я давно ничего не слышала о них.
Едва касаюсь ручки пассажирской двери, как меня ощутимо толкают плечом, будто случайно, оттесняя подальше. Девчонка-лихачка перекрывает мне путь, ставит ногу на подножку лидерского джипа, поправляет шнуровку берцев.
— Ты только не обольщайся, — швыряет она через плечо. Вижу узорную сеть татуировок от виска через скулу до подбородка, узнаю в ней Лори — диспетчера и по совместительству инструктора неофитов.
— Что?
— Ты всего лишь очередная лидерская соска. Это ненадолго.
— Не понимаю, о чём речь, — отлично понимаю, о чём речь. Я плотнее сжимаю на груди руки, а зубы стискиваю до крошева эмали; внутри поднимается горячая волна протеста и возмущения. Кто она вообще такая, какое право имеет вешать на меня подобные ярлыки?!
— Да брось! — Лори выпрямляется и подходит ко мне непозволительно близко, придирчиво осматривает с ног до головы. Она гораздо выше меня ростом и мышечной массы в её вышколенном тренировками теле намного больше, чем в моём; она явно выставляет напоказ своё превосходство в силе. — Позавчера твои вопли не слышал только глухой. В следующий раз притворись, что тебя нет дома, иначе одним проёбом перед женишком ты не отделаешься.
Меня бросает в жар, я едва успеваю открыть рот, как её сдувает из моего личного пространства, будто сквозняком. Странно, имея такие серьёзные претензии на Лидера, Лори избегает попадаться ему на глаза.
— Залезай, — Эрик появляется из-за спины, открывает дверь и подаёт мне руку, хотя я прекрасно могу сделать это сама.
Мне не хочется разговаривать — липкое послевкусие после беседы с Бесстрашной оседает на языке горечью. Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что такой мужчина, как Эрик, просто не может жить отшельником. До моего перехода в Бесстрашие у него однозначно были женщины, и скорее всего, много женщин, но я ни разу не видела его вместе с Лори.
Мне тяжело разбираться в этих кипящих страстях. Эрудиты — народ весьма прямолинейный, скупой на эмоции, и подобных прецедентов на моей памяти не было. Если кто-то из наших выбирал себе пару, то на других просто не хватало ни временных, ни эмоциональных ресурсов. Здесь же всё иначе. Бесстрашные живут одним днём, стремясь испробовать и пережить максимум ощущений — пьют в три глотки, трахаются до потери сознания, вдвоём, втроём, впятером, испытывают себя на прочность, нелепо рискуя жизнями ради адреналина. Всего и много, до пресыщения, до блевоты — ведь никто из них не знает, когда закончится его жизнь. Я понимаю это умом, но меж лопатками мерзко грызёт — совесть то или ревность, мне не ясно. В конце концов, за разрыв с Юджином я могу её даже поблагодарить.
Если бы я знала, что Эрик занят, я бы ни за что не позволила ему того, что позволила. Или я снова лгу сама себе?
— Ты на Стене была когда-нибудь? — мы выезжаем за условную границу фракции, когда Лидер вытряхивает меня из состояния транса совершенно неожиданным вопросом.
— Нет, конечно! — никогда не возникало такого желания, да и кто бы меня допустил? Охрана периметра и подступов к этому стратегическому объекту целиком в компетенции Лихачей, нашим там делать уверенно нечего, а жажда приключений как-то не вяжется с идеально выглаженными синими костюмами.
Эрик довольно хмыкает и разворачивает машину в совершенно противоположную от Бесстрашия сторону.
Я дважды спрашиваю, куда и зачем мы едем, и дважды Лидер лишь хищно скалится мне в ответ. Немного нервничаю — никак не могу привыкнуть к резким переменам в планах, которыми Эрик так часто грешит.
Он сворачивает на широкую, укатанную грунтовку, и я вижу прямо перед собой исполинское, пугающее великолепие двухсотлетнего сооружения наших предков. Стена неумолимо приближается с каждой милей, я нагибаюсь над приборкой — мне не хватает взгляда, чтобы её охватить. Как часто Джанин говорила о ней в своих вдохновенных речах, но я ни разу не видела её так близко. Стена казалась мне чем-то призрачным, вечным, мерцающим издали символом защиты и стабильности, а сейчас я могу дотянуться рукой до её измытого дождём бетонного основания.
Эрик бросает машину у поста и кивком головы зовёт меня за собой. Я иду через укрытый брезентом навес к ржавому, жестяному трапу высотой метров в десять, ведущему наверх, к ячейкам перекрытий и бетонных колонн, устремленных в самое небо. Конструкция напоминает мне огромный, железобетонный улей, с хитрым переплетением лестниц, у которых в некоторых местах отсутствуют ступени и даже целые пролёты — дожди и радиация сожрали металл подчистую. Гигантские, рыжие ворота коррозия припаяла друг к другу намертво — вряд ли в последние лет сто кто-то горел желанием выйти за пределы Чикаго.
— Я однажды на спор залез на самый верх, — хвастается Лидер у меня за спиной. — Ещё неофитом был.
Я оборачиваюсь, чтобы покрутить у виска, но Эрик жестом руки, нарочито по-джентельменски, приглашает меня взойти на на ржавые подмостки первой. Не скрою, мне любопытно, что там, за Стеной, но этот механизм, по которому лихо скачут патрульные, вспугнутые внезапным появлением Лидера, не внушает мне доверия. Кажется, в этой дурной фракции я испытала всё, что только можно и нельзя, осталось только героически свернуть себе шею.
— Ладно, — я крепко хватаюсь за перила, осторожно перешагиваю три ступеньки, понимаю, что на мне надета проклятая синяя юбка. Бессознательно хватаюсь за подол, удерживаю его на месте — резкий порыв ветра холодит мне бёдра и открывает вид не совсем приличный.
— И чего я там не видел?
Эрик стоит на два шага ниже меня, полностью отсекая мне путь назад, нахально гнёт бровь, едко ухмыляется одним уголком губ. Прячу усмешку в вороте пиджака — в нашем случае ремарка вполне логичная, зато буду падать — поймает. Я надеюсь.
— Держись лучше обеими руками.
Под его немалым весом площадка характерно скрипит и едва качается, а я стараюсь не смотреть вниз.
Я стою на широкой смотровой площадке, крепко держусь за ограждение — боюсь, что ветер просто вынесет меня с неё. Глаза слезятся, голова кружится, эта необъятность, открывшаяся моему взору, поглощает меня целиком. Я привыкла к серым, бетонным коробкам, металлу и стеклу — всё это ограничивало моё жизненное пространство в родной фракции в течение двадцати шести лет. Стараюсь не смотреть вниз, возможно, я даже боюсь высоты, но у меня ни разу не было шанса проверить это до сегодняшнего дня.
Над моей головой ровный электрический гул соединяется с граем чёрных воронов. Они качаются на высоковольтках и даже не представляют, что пробегающий по ним ток может поджарить их за несчастные доли секунды — бездыханные комки перьев и костей патрульные сбрасывают за Стену носком сапога.
Чистое, утреннее солнце трогает бесконечные заболоченные поля, гладкие, голубые озёра и песчано-рыжие берега — многолетние наслоения радиоактивной пыли. Скелеты рухнувших спутников, гигантские тарелки антенн радиосвязи, присыпанные жёлтым песком — на их фоне старый пассажирский лайнер, упавший вниз брюхом, кажется почти игрушечными. Рваные, низко ползущие облака подсвечены красным; обломки, хвосты, лопасти, сухие древесные стволы с корявыми пальцами-ветвями — пустыня, на сколько хватает глаз, безжизненная, страшная и величественная одновременно. Это то, что досталось нам в наследство после Великой Войны.
— Как тебе?
— Красиво, — выдыхаю я. Отвлекаюсь от созерцания пейзажа, когда его руки устраиваются на ржавом ограждении по обе стороны от моих; я чувствую тепло его кожи ярким контрастом к прохладе металла, ещё не успевшего нагреться после ночи. — Красиво и жутко.
Делаю полшага назад, ощущаю лопатками жёсткость его груди; мою оголённую шею накрывает мелкой дрожью — я ощущаю тёплое дыхание Лидера совсем близко.
— И ради этого мы приехали? Чтобы я сказала, как мне? — не скрываю сарказма, чуть поворачиваю голову, чувствую, как мне колет висок его небритая щека.
— А почему бы и нет?
Странно, что после всего, что было между нами, он всё ещё старается удивить меня. Вспоминаю Лори, и это её ядовитое «не обольщайся». Интересно, она тоже была здесь?
— Они пробрались в Эрудицию во время бури — разведка нашла следы. Кто-то выдал им снарягу. Среди нас их агент.
Мне становится холодно от его слов, хватаю себя за плечи, растираю кожу под тонким хлопком пиджака. Эрик обнимает меня, повторяя линию моих согнутых рук.
Я могла сталкиваться с предателем каждый день, могла оказывать ему медицинскую помощь, спокойно ходить мимо, не представляя, насколько я беззащитна. Я слышала, о чём втихую переговариваются пациенты, какие дикие теории выдвигают мои собратья по фракции, напуганные до паники вчерашним захватом. Послание изгоев очевидно — пока мы не сдадим Джанин, будут умирать люди. Они хотят довести нас до травли. Напряжение растёт, доверие к власти падает, скоро мы все начнём подозревать друг друга в связи с повстанцами. Я могу только представить, к чему это может привести.
— И что делать? — как будто от меня зависит что-то, кроме моей работы. Я растеряна этой новостью, и я всё ещё не знаю, как мне реагировать на его откровенность со мной в таких серьёзных вопросах.
— Тебе? Быть внимательной и осторожной, — Эрик крепче прижимает к груди мою спину, под задравшейся тканью рукава я вижу чёрные линии татуировки на его широком запястье. Не могу удержаться, обвожу узор кончиком ногтя. — Марса очень удачно сбросили со счетов, но он также хорош во внутренней разведке, как и во внешней. Завтра у неофитов начинается второй этап подготовки, под ним мы прикроем общий тест на сыворотке правды. Он обязателен для всех, но ты ничего не бойся. Ответишь на несколько вопросов и всё.
— Вдруг он не один? — я всё ещё размышляю над его предыдущей фразой.
— У меня есть круг подозреваемых, но я пока не могу понять мотивы.
— Мне страшно, — говорю вслух то, что волновало меня многие и многие часы в переполненном лазарете лихачей, после того, как я впервые увидела его с оружием в руках. — За тебя. Не хочу тебя штопать.
Это признание вырывается неожиданно как для него, так и для меня — я чувствую, как он шумно втягивает носом воздух и забывает выдохнуть. Эгоистичный страх за целостность своей собственной шкуры идёт вразрез с желанием защитить других — гены Отречения не обманешь. Я знаю, мама не задумываясь отдала бы жизнь за меня или отца, и я понимаю, что внезапная смерть моего нынешнего Лидера выбьет и без того шаткую почву у меня из-под ног.
— Знаешь, на войне есть чёткие правила, — его голос звучит тише, крадётся прямо под кожу вместе с порывами прохладного ветра. — Это я пытаюсь вдолбить неофитам. Если у тебя холодная голова, ты следуешь инструкциям и не разводишь сопли, с тобой ничего не произойдет, — он небрежно целует меня в растрёпанную макушку. — Со мной ничего не случится.