— Вчера я послал психолога к этой твоей изгойке, — кажется, он не расстаётся с коммуникатором ни на секунду, сидит на барном стуле, согнувшись над экраном, листает последние сводки. — Говорит, сопротивление хочет захватить все фракции по очереди. Из Марса они пытались выбить расположение и количество наших отрядов на территориях Искренности и Эрудиции, — складывает руки в замок, смотрит в пустоту перед собой. — Нужно укреплять позиции. После шторма у нас есть дней пять передышки.
— Если у них нет спецснаряжения.
— Это вряд ли.
Помимо обхода раненых, сегодня мне предстоит противорадиационная вакцинация тех, кто будет выходить из здания фракции во время обработки города от зараженных частиц. Вакцины мало, она сложна в производстве и хранении, и действует недолго, снабдить ею всех Эрудиция не может. Каждый раз после шторма десятки изгоев соглашаются на опасную работу ради своих семей или собственной наживы — средств защиты на всех не хватает, многие работают даже без них. Поля Дружелюбия потеряют в этом году до семидесяти процентов урожая. Хорошо, что есть запасы.
— Что ещё она тебе сказала?
Мы так и не успели договорить тогда на мосту. Мой нервный срыв, работа с ранеными до позднего вечера, выпивка и спонтанный секс помешали мне выстроить в голове чёткий, информативный рапорт.
— Прайор хочет убить Джанин.
— Это не новость.
— Итон приходил к Маре после ссор с ней, — опираюсь плечом в дверцу шкафа. Стоять нет сил; день ещё не начался, а я уже чертовски устала. — Она хочет выйти за Стену. Она уверена, что Чикаго — не единственный город, где ещё остались живые люди. Итон не согласен так рисковать.
— Убогая хочет мести, мамаша Итон — власти, а Фор думает о других. Очаровательная предсказуемость, — Эрик откладывает коммуникатор в сторону. — Нужно закрепляться на границах и лезть с разведкой под землю. Карты от девки не дождёшься — слишком тупая.
— Почему ты мне всё это рассказываешь? — не думаю, что с полевым медиком стоит обсуждать вопросы стратегического планирования, как бы крепко я не впуталась туда по собственной добросердечности. Вряд ли ему не с кем поговорить.
— Потому что у тебя есть мозги. Здесь это, знаешь ли, редкость. А мозги это сексуально, — он выбирается из-за стойки. Эта плотоядная улыбка пробирает до костей, стальной, хитрый прищур снова раздевает меня, лезёт под кожу, перекрывает кислород. Могу рассмотреть его лицо при дневном свете — глаза у него светло-серые, почти как у меня.
— Поэтому ты перешел? Чтобы умничать в своё удовольствие? — не сдаюсь из последних сил, задираю подбородок выше, стараюсь смотреть ему в лицо. Я сыта по горло, но один взгляд на его член даже в состоянии покоя, вызывает у меня нетерпеливый зуд чуть ниже живота.
— Поговори мне тут, — Эрик подходит вплотную, мне становится нестерпимо жарко, и тело как по команде начинает реагировать на его близость — меж бедер становится влажно, пульс, спотыкаясь, болезненно стучит в висках. Нужен спазмолитик, на борьбу с похмельем организм тратит драгоценные остатки сил. — Да нет, никакая ты не мелкая. Выросла в нужных местах.
Закатываю глаза — вот же свинья, и мгновенно вздрагиваю от неожиданности — звонкий шлепок по заднице весьма бодрит.
— Мы не знаем, какие у них ресурсы. Откуда у них сыворотка правды? — я не унимаюсь, пытаюсь вернуть мозги в нужное русло. Безрезультатно.
— Разберёмся с этим, — Лидер не отнимает рук от моих ягодиц, сжимает их в обеих ладонях, до боли впиваясь пальцами в мягкую, податливую кожу под футболкой, тянет к себе ближе. Чувствую, как позвоночник упирается в острый край столешницы, чувствую его влажные поцелуи на шее — в реальность возвращаться не хочется. Хочется покоя, хочется прекратить неравную борьбу со смертью за каждого бойца, хотя бы немного пожить, не разрываясь пополам между долгом и своими желаниями. Проклятое время, в которое мне довелось жить.
— Я так устала от всего, — как сопливый щенок, тычусь лбом, мокрыми губами ему в грудь.
— У них нет шансов. Скоро всё закончится, — Эрик целует меня в макушку, плотнее закутывает в объятия.
С ним не страшно быть слабой. Что-то в нём есть. И пока я не нашла больше, хочу поскорее убраться.
— Мне идти надо, — выставляю вперёд руки, силюсь высвободиться.
— Десять минут. И я тебя отпущу.
Всё равно, что пытаться сдвинуть гору. Мне больше ничего не остаётся, как подчиниться.
В который раз убеждаюсь, что мозг у Бесстрашных, как у динозавров, создан лишь для двигательной активности. Нарушение техники безопасности, неявка на осмотры и вакцинацию, пьянство и галдеж в лазарете. Я зла, как чёрт.
Сторм не сменил фильтры респиратора и хватил дозу облучения, теперь лежит на койке бледный, с синюшными кругами под глазами, ждёт, когда последние разработки нашей лаборатории почистят его организм от этой дряни. С учётом времени восстановления Объединённые фракции потеряли бойца на шесть дней. И где их хвалёная дисциплина, чтоб её? Надо задать вопрос Лидерам. Моя задача — поддерживать боеспособность солдат, и я не могу выполнять её качественно, когда бойцы расползаются по громадной территории в порядке хаоса, как жуки, случайно выпущенные из банки.
Фамилия Колтер слишком часто мозолит мне глаза в списках выходящих в зону потенциальной опасности — напротив неё белеет пустой квадрат. Он не явился в медчасть ни разу за прошедшую после бури неделю, будто сознательно избегает меня. Это лишь подстёгивает моё раздражение — вешаться ему на шею и намекать на какое бы то ни было продолжение я не собиралась. У меня слишком много работы, чтобы забивать голову подобными вещами. Пусть девчонки из Дружелюбия маются романтическим бредом, им это свойственно, не мне. Не в это время, не при таких обстоятельствах.
— Док, не гони на меня, а? Может выпьем? — «Уже выпила недавно» — чуть не вываливаю я, но вовремя прикусываю язык. Сторм хороший боец, но липкий мужик. Сгорбившись над планшетом с отчетностью, смотрю исподлобья так, что у него пропадает желание продолжать этот бессмысленный диалог.
Пишу докладную записку на имя самого Макса с требованием немедленно направить своего первого зама в лазарет — как ещё повлиять на Эрика я не знаю. Ремарка «безотлагательно» заставляет высшее руководство лихачей явиться через полчаса на пороге процедурной с донельзя недовольным лицом.
Моё бешенство перекрывает все другие чувства — страх, неловкость, смущение — которые я могла бы чувствовать наедине с ним в эту самую секунду. Свинцовая радужка потемнела, его тяжелый взгляд прожигает дыру мне ровно по центру грудины; Эрик принёс с собой плотный отрицательный заряд, статическое напряжение — мои натянутые нервы звенят, а усталость трудного дня течёт по жилам едким, расплавленным свинцом. В его присутствии становится только хуже.
— Почему не пришёл? — не скрываю раздражения.
— Мне отчитаться? — пробитая бровь ползёт наверх; тихое, вкрадчивое презрение в голосе заставляет нервно передёргивать плечами.
— Решил двинуть кони? Только не в мою смену. Садись, — прерываю бестолковую перепалку, киваю на пустую кушетку, заправляю ампулу в пистолет для инъекций.
Эрик нехотя проходит внутрь, запирает дверь за собой, садиться, с хрустом разминая шею. Подхожу ближе. Нездоровый цвет лица, лопнувшие сосуды в глазах — очевидны переутомление и недосып. Совершенно невыносимый — кажется, даже умирать он будет с гордо задранным подбородком.
— Беспокоишься? — усмехается он в вырез моего халата, пока я примериваюсь, как бы побольнее сделать укол.
— Да, я беспокоюсь, — смотрю ему в глаза, ровно на секунду ощущаю потерю самоконтроля — я помню, как они пьяно мутнели, глядя на меня. С хрустом ввожу иглу в участок шеи, свободный от чернил лидерской метки; Эрик болезненно хмурится. — Беспокоюсь, что сделает со мной Джанин, если Лидер Бесстрашных вдруг загнётся от лучевой болезни.
Прицельно бросаю пустую ампулу в контейнер с отходами, отрезаю медицинский скотч, чтобы закрыть кровоточащий прокол.
— Я здоров, как бык, — мальчишеское бахвальство. Закатываю глаза.
— Не строй из себя особенного, и не порть мне статистику, — решаю взять кровь на анализ. Менее квалифицированный персонал, в чьи обязанности входят эти простейшие процедуры, давно завершил смену, и возиться с запоздавшим пациентом приходиться целиком и полностью мне. — Куртку снимай.
— Статистику, говоришь? — снова этот хищный оскал наползает на его нахальное лицо, масляный взгляд задерживается на моих открытых коленях — я так и не нашла времени зайти на склад за местной униформой. Приходиться довольствоваться родными синими юбками, вместо того, чтобы упаковаться по самое горло от таких вот взглядов.
— Статистику, — утверждаю я.
— Больше ничего не снять?
Молча складываю руки на груди, терпеливо жду, когда Лидер закончит паясничать — реакций он не добьется от меня никаких. Хроническая усталость вкупе с раздражением от тупости лихачей — мой вечный спутник с тех пор, как меня направили на полевую работу, отвлекаться на его недвусмысленные намёки у меня нет ни времени, ни желания.
Эрик тянет мне оба своих забитых до локтей предплечья, исполосованные шрамами ладони сжаты в кулаки, я проверяю, не маловат жгут для обхвата его руки. Живая боевая машина; я вспомнила, как впервые увидела его ночью у здания фракции, когда он приволок мне полуживого изгоя. Я могла послать к чёрту любого эрудита, вздумавшего подкатить ко мне свой поднебесный интеллект, но здесь я ничего не смогла с собой поделать. Это не поддаётся логике, и оттого пугает.
Тягучая, венозная кровь медленно ползёт по узкой стеклянной колбе, я рассеянно смотрю на неё, не замечая, как его свободная рука медленно скользит по моему обнажённому бедру, забирается под юбку. Твою мать! Намеренно избегая зрительного контакта, быстро разматываю жгут, отхожу, вставляю пробирку в систему, запускаю программу анализа. Кожа горит от прикосновений его пальцев. Хочу расстегнуть пару пуговиц на блузке — горло невыносимо давит. Подставляю руки под струю ледяной воды. Хочется сунуть туда ещё и голову.