Пальцы, которые крепко держали ее, были как сосульки. Нина так окоченела, что ее земноводное тело начало впадать в спячку. Краем глаза она поймала какое-то здание, узнав в нем свой дом.
Я пребываю в жабьем обличье на задней лужайке собственного дома, сонно подумала она. Почему-то это показалось смешным — смешно в смысле странно, а не в смысле забавно.
Холод вымораживал страх, вымораживал всякую способность думать, вялость была средством, чтобы увлечь ее в безрадостные объятия сна.
Как будто заснешь, сказала Я-вау-це.
Погрузишься в вечность…
Какой-то своей частицей она попыталась собраться с силами и прогнать сонливость. Попыталась предупредить себя об опасности; но она слишком устала, чтобы прислушаться к внутреннему голосу. И когда Я-вау-це перешагнула с задней лужайки в потусторонний мир, Нина позволила тьме поглотить себя.
Джон вскочил со своего места и успел подхватить тело дочери прежде, чем она ударилась головой об стол. Он прижал ее к своей груди. Мышцы девочки обмякли, руки безвольно повисли, как у тряпичной куклы.
— Она остывает, — проговорил он. — Как будто она…
Он не произнес этого слова, но оно и так витало в воздухе.
Мертва.
Не отдавая себе отчета, что он делает, Джон безуспешно пытался нащупать у нее пульс.
— Что же нам делать, что же нам делать?! — кричала Гвен.
— Не паниковать, — сказал он, крепче прижимая к себе холодное обмякшее тело дочери. — Мы… Боже, я не знаю…
Гвен теперь стояла рядом, убирая назад волосы с ледяного лба Нины.
— Мы должны отвезти ее в больницу, — сказала она.
Вглядываясь в мертвенно-бледное лицо дочери, она почувствовала, как и у нее внутри что-то угасает.
И тут в дверь позвонили. Нинины родители переглянулись, не вполне сознавая, что это за звук.
Оцепенев за столом в этой же комнате, Джуди тоже по-прежнему тряслась от страха. Все было как в прилипчивом страшном сне, когда никак не можешь проснуться. И зачем только она осталась? Ей больше не хотелось быть здесь. Она не хотела видеть такой Нину. Она ничего не хотела знать ни о колдовстве, ни еще о чем-либо из этих ужасов.
В дверь позвонили еще раз.
— Я… я открою, — сказала она.
Все что угодно, лишь бы вон из этой комнаты, где с каждой минутой сгущался запах смерти.
Она открыла входную дверь и уставилась на двух незнакомых людей, заждавшихся на ступеньках. Негритянка и индеец. Женщина выглядела так, как будто только что посетила одну из этих уличных палаток на рынке Кроуси, нацепив на себя половину всей вышедшей из моды одежды и бижутерии, которой там торговали. А мужчина был похож на панка из Фоксвилла, если не считать того, что был для этого староват. Его глаза оказались настолько похожими на глаза Элвера, что Джуди невольно сделала шаг назад.
— Мистер Карабалло! — закричала она.
Джон появился в прихожей, держа Нину на руках. Он знал эту пару ничуть не лучше Джуди.
— Кто вы? — спросил он.
— Мы друзья вашей дочери, — ответила женщина. — Мы…
Мужчина протиснулся мимо нее и Джуди и торопливо подошел к Джону, который так и стоял, держа дочь.
— У меня нет времени для… — начал было Джон.
Мужчина приложил ладонь ко лбу Нины. Через плечо взглянул на свою спутницу.
— Слишком поздно, — сказал он. — Она уже забрала ее.
— Я же говорила тебе, надо было идти сразу же, — сказала женщина.
— Что здесь происходит, черт возьми? — спросил Джон.
— Кто вы?
— Друзья вашей дочери, — повторила женщина.
— Какой дочери? — спросила Гвен.
Она тоже вышла в прихожую и стала рядом с мужем. К ней тихонько подошла Джуди; Гвен обняла девочку за плечи и прижала к себе.
— Эш, — сказала женщина. — Меня зовут Кэсси — Кассандра Вашингтон. А это Боулз. Мы знали об опасности, которая грозит Нине, но не думали, что она настолько близка.
— У меня нет времени на эту чушь, — сказал Джон. — С дороги! Я должен отвезти дочь в больницу.
— В больнице ей не помогут, — сказал Боунз.
— Да? Ну, я все равно ее ве…
— Посмотри на меня, — прервал его Боунз голосом, не терпящим возражений, а его глаза грозно сверкали. — Что ты видишь?
Сумасшедшего индейца, подумал Джон, но эти слова застряли у него в горле, потому что он совершенно точно понял, кто такой Боунз. Он не смог бы объяснить, каким образом узнал это. Просто знал и все.
— Голос крови, — сказал Боунз. — Ты знаешь, что я не замышляю ничего плохого. Разве я смог бы? Ведь мы одной крови.
Прежде чем он осознал, что делает, Джон в уважении склонил голову перед шаманом.