Все они нужны своему народу! Всех их нужно во что бы то ни стало вывести из тюрьмы, спасти…
Сердце Большого Себастьяна сжимается: какие они бледные, истощенные долгим заключением, ослабевшие… Однако сейчас надежда придает им силы. Быстро и проворно они связывают и оттаскивают в угол спящую крепким сном тюремную стражу. И все-таки надо приглядеть за Гарсиа, Диасом и Матозо — они самые старые, им может понадобиться помощь, тем более что самое трудное впереди.
— Возьми на себя Матозо, а я буду помогать Гарсиа и Диасу, — шепчет Себастьян Бранко.
Тот молча кивает.
Примчались запыхавшиеся Кастро и Сеабра. Они бегали на кухню за спрятанной там заранее веревкой. Впрочем, это вовсе не веревка, а толстый канат, свитый из разорванных и связанных тюремных простыней.
О, это было вовсе не просто — добыть эти простыни! Тюремная прачечная, тюремная кухня, тюремный госпиталь — все-все участвовали в подготовке побега. Где-то на пути между госпиталем и прачечной и исчезли толстые, грубые простыни, из которых свили надежный канат. На узлах канат для прочности намочен и потому тяжел, словно свинцовый. Узники помогают Брага и Коста взвалить его на плечи. Минуты летят с угрожающей быстротой…
Десять заключенных бесшумно пробегают длинный коридор, один за другим скатываются по лестнице в нижний этаж. Дорога всем знакома: здесь их водили на ежедневную получасовую прогулку. Вот и наружные двери. Их две. Первая открывается сразу же мягко и бесшумно. За ней вторая — железная, со сложным запором. Бранко возится с замком. Поворот ключа. Второй… Замок не поддается. Бранко слышит за собой тяжелое дыхание товарищей. Пот выступает у него на лбу. Минуты, драгоценные минуты!
— Давай я попробую, — шепчет Большой Себастьян.
Бранко протягивает товарищу ключ. На висках Бранко надулись синие жилы. О, чудо! В руках Себастьяна ключ входит в замок, как нож в масло, легко поворачивается — и дверь отперта.
Сейчас же за дверью узкая каменистая полоса двора и стена. Полосу двора узники хорошо знают — они изучили, измерили ее собственными ногами в продолжение долгих-долгих лет в тюрьме. Это здесь они прогуливались все годы под наблюдением часовых. Они знают: в наружной охране сорок человек. Восемьдесят глаз. Как они сумеют миновать часовых и пробраться на стену?
— По одному — к северной стене, — говорит Большой Себастьян.
Час заката. В небе торопливая тревога. Облака, вытянувшись длинными полосами, летят с востока к западу и там загораются одно за другим, как будто ураган кидает их в жерло раскаленной печи. Веет дыханье близкой грозы. А здесь, во дворе, разливается серый, как будто дымный свет, смазывает все очертания, все предметы. Только горячо и ярко освещена караулка — там громко говорят между собой солдаты, ожидающие своей смены. Доносится протяжный рев океана — он бушует и рвется к подножию западной стены.
А вдруг кому-нибудь из солдат придет в голову выйти сейчас наружу? А вдруг посмотрит вниз кто-нибудь из часовых, дежурящих на стене? Думать об этом уже поздно. Беглецы один за другим выскальзывают из двери, молнией пересекают двор, прыгают по ступеням, выдолбленным в камне. Большой Себастьян поддерживает тяжело дышащего, хромающего Гарсиа, помогает подыматься Диасу. Бранко тащит за собой Матозо.
Вот она, северная стена. Там на недалеком расстоянии друг от друга неподвижно стоят часовые с автоматами. Бешеный ветер гуляет по стене, раздувает плащи часовых. Большой Себастьян видит над своей головой ноги и край плаща.
— Часовой, — бормочет за его спиной Гарсиа.
Часовой тоже заметил беглецов. Но вместо того чтобы поднять тревогу, он вдруг распахивает свой плащ, как ширму. Плащ широкий, плащ надежно укрывает людей от взоров соседних часовых. И вот беглецы по одному проскальзывают под защитой плаща к той части стены, где они уже не видны солдатам. Один, второй, третий… десятый…
У часового молодое, бледное лицо. Бранко, идущий последним, хватает его за руку.
— Пулидо, ты с нами!
И часовой послушно идет вместе с беглецами. Теперь он тоже беглец и разделит их судьбу. Иначе его ждет расстрел.
За выступом стены, где их не могут увидеть солдаты, Кастро и Сеабра надежно закрепляют канат. Он скользит вниз, как большая белая змея. Стена отвесная, вросшая в скалу. Там, внизу, уже сгустились тени, и в этой тени снуют какие-то фигуры. А может, это только кажется беглецам? Быстро темнеет. Низкое небо как будто опускается еще ниже. Скорее, скорее! Нельзя терять ни секунды!
— Кто пойдет первый? — шепчет часовой. — Вы, сеньор?
Он с благоговением смотрит на Большого Себастьяна. Он узнал его.
— Первым спущусь я. — Бранко решительно оттесняет Себастьяна. — Тобой рисковать нельзя.
Тот собирается что-то возразить, но Бранко уже схватился за канат и исчез за выступом стены. Перегнувшись, остальные смотрят ему вслед.
Однако тень сразу закрывает Бранко. Бесконечными кажутся секунды. Что с ним? Удалось ли ему спуститься? Кто встретил его внизу — свои или стража? Но вот канат несколько раз дергают: это Бранко сигнализирует — все в порядке. Он уже внизу.
— Следующим пойдет Сеабра, — говорит Большой Себастьян. — А за ним — часовой Пулидо.
— Афонзо благодарно смотрит на него, шепчет:
— А может, вы спуститесь за мной, сеньор? Я сильный, я могу вас страховать в случае чего.
— Ну, мальчик, я тоже не из слабых, — чуть усмехается Большой Себастьян.
Еще один беглец спустился. Еще… Внезапно дрогнул канат. Что случилось? Внизу, в скалах, какое-то волнение. Кучка людей сгрудилась у стены. Кто спускался сейчас? Это Матозо. Руки старика не выдержали напряжения, и, когда до земли оставалось только несколько метров, он сорвался. Матозо лежит без сознания, но товарищи уже подымают его, подхватывают на руки.
Спускается десятый. Это Гарсиа — тот, у которого перебита нога. Он с трудом достигает земли.
— А Себастьян? Почему ты не заставил его спуститься раньше? — подскакивает к нему Бранко.
— Он не захотел. Сказал, что спустится последним, — еле выговаривает весь взмокший Гарсиа. — Ты же знаешь: если он что-нибудь решил…
Там, наверху, у края стены, маячит еле различимая фигура. Белеет канат, свитый из тюремных простыней. Он уже выдержал стольких беглецов, этот канат. Лишь бы не оборвался сейчас, когда спускается последний, самый дорогой — Большой Себастьян! Те, кто уже спустился, стоят кучкой. У всех пересохло в горле.
Вот когда пригодилась Большому Себастьяну его сила, его ежедневная гимнастика! Руки его уверенно перебирают канат.
Ага, последний узел…
Высокая гибкая фигура спрыгивает на землю. Товарищи окружают Себастьяна. Кроме узников, он видит еще и других. Его обнимают. Это друзья. Они пришли за беглецами. Позади темнеет берег. Молнии режут небо на части, точно коленкор.
Истекают шестьдесят минут.
— Эй, в лодке! Отвечайте: кто там с вами? — рычит рупор.
С маленького суденышка что-то отвечают.
— Рыбаки? Ловите сардину? Знаем мы эту сардинку! Знаем, кого вы там ловите! Подходи ближе! Цепляй его! — ревет рупор.
Шторм нарастает. В лицо хлещут колючие брызги. Волны перекатываются с борта на борт, обдают людей с головы до ног. В океане без устали рыщут катера береговой охраны и таможенники. Все суда из ближней гавани брошены в погоню за рыбачьими мотоботами. Неспроста эти проклятые рыбаки в восьмибалльный шторм вышли на лов! Ясно, у них на борту беглецы, и там, в океане, они переправят их на какое-нибудь заранее подготовленное судно. А тогда — поминай как звали!
Уже час, как известно о побеге. Мощные прожекторы шарят по океану. Белые столбы света, похожие на гигантские бледные пальцы, роются в воде, ощупывают каждый вал, каждую выемку в волнах. А юркие мотоботы рассыпались по изрытому бурей океану, исчезли в тумане, брызгах, мраке наступившего вечера. Но вот, наконец, пальцы прожекторов нащупали жалкие маленькие суденышки, схватили их и крепко зажали: держим, теперь уж не упустим! Подходите сторожевые катера!
Пойманные в эту беспощадную полосу света, рыбаки чувствуют себя беспомощными.