Именно в этом регионе земного шара земледельцы эпохи неолита выращивали разнообразные культуры — от гороха до чечевицы и от люцерны до винограда{545}. Оседлый образ жизни земледельцев оставлял время для экспериментирования, что привело к появлению многочисленных «открытий», приписываемых народам, населявшим горы, холмы и плодородные речные долины Ближнего Востока. В этом регионе были найдены не только первые свидетельства существования земледелия и скотоводства, но и обработки металлов. В иракском Курдистане в огромной пещере, расположенной в горах выше реки Большой Заб в 520 километрах к востоку-северо-востоку от Абу-Хурейры и имевшей местное название Шанидар, палеонтолог Ральф Солецки обнаружил маленький продолговатый кусочек меди. Этот предмет имел два симметричных отверстия на конце, и его могли носить на шее в качестве кулона{546}.
Культурный слой, в котором был обнаружен этот предмет, позволяет датировать его 9500 годом до нашей эры, что делает его древнейшим медным артефактом. Его нахождение в пещере почти наверняка связано с расположенным неподалеку поселением Зави-Чеми, обитатели которого использовали жернова для производства муки из зерна еще в конце десятого тысячелетия до нашей эры{547}. Найденный кулон выкован из медного самородка с необыкновенным искусством, и это указывает, что с того момента, как люди этого региона научились обрабатывать медь, прошло довольно много времени, — убедительное свидетельство того, что это ремесло возникло задолго до 9500 года до нашей эры. Не исключено даже, что этот предмет является наследием более древней культуры, поскольку нам ничего не известно об использовании кованых медных предметов до 7200 года до нашей эры. Именно в это время, 2300 лет спустя, они внезапно появились в деревне эпохи неолита, расположенной в 400 километрах к западу-северо-западу от пещеры Шанидар. Это поселение, в настоящее время известное под названием Чайеню, лежит в 60 километрах от Диярбакыр, современной столицы турецкого Курдистана. Здесь археологи Роберт Брейдвуд и Хэлет Кэмбел обнаружили четыре древних медных предмета — две булавки, один изогнутый рыболовный крючок и бур, или шило, — которые свидетельствовали о том, что к этому времени обитатели деревни уже в совершенстве владели ремеслом обработки металла{548}.
Знаменитые ремесленники из Чайеню изготовили множество других медных предметов, в том числе овальные бусины{549}, которые служили объектом торговли и попадали в другие поселения этого региона. Одним из таких поселений эпохи неолита была деревня Джармо, расположенная на притоке реки Малый Заб в предгорьях иракского Курдистана.
Здесь в культурном слое, соответствовавшем 6750 году до нашей эры, Роберт Брейдвуд и его группа нашли разнообразные медные изделия, а также одну оловянную бусину — древнейшее свидетельство существования металлургии на территории Старого Света{550}. Высказывалось предположение, что выплавлять металл люди впервые начали в предгорьях и долинах Курдистана — по той простой причине, что горы здесь изобилуют месторождениями руд. И действительно, жители Чайеню занимаются выплавкой меди и бронзы на протяжении как минимум 7000 лет{551}.
Список «открытий» народов Курдистана можно продолжать практически до бесконечности. Повсеместное возделывание винограда в этом регионе неизбежно привело к появлению — примерно в 5400–5000 году до нашей эры в местечке Хаджи-Фирюз-Тепе в горах Загрос в иранском Курдистане — первого алкогольного напитка. Это было вино, похожее на популярную в современной Турции редину{556}. И что более важно, совсем недавно в Сирии, в верховьях Евфрата, в поселении Джерф-эль-Ахмар были обнаружены самые древние надписи, представляющие собой пиктограммы, вырезанные на плоских камнях овальной формы. Эти значки состоят из линий, изображений стрел и животных и имеют возраст около 10000 лет. Даниэль Стардер из Института древней истории Востока, расположенного в окрестностях французского Нимса, утверждает, что они являются промежуточным звеном между наскальными рисунками в пещерах эпохи палеолита и более поздними формами письменности{557}.
Давно известно, что глиняные «жетоны», использовавшиеся для обмена и торговли, впервые появились в предгорьях Курдистана в восьмом тысячелетии до нашей эры{558}. Постепенно они уменьшались в размерах и усложнялись, и к 3000 году до нашей эры их сменила последовательность значков, которые процарапывались на глиняных пластинках. Вскоре после этого на равнинах Древнего Ирака появились первые из известных нам обожженных глиняных табличек со значками, получившими название идеограмм{559}.
На территории Курдистана, и особенно в верхнем течении Евфрата, в период между 9500 и 5000 годом до нашей эры было сделано столько открытий, что в этом регионе, издавна считавшемся колыбелью цивилизации, должно было происходить нечто неординарное. Никто еще не предложил удовлетворительного объяснения, почему революция эпохи неолита произошла именно в этих местах. Эта загадка побудила профессора Нью-Йоркского университета Мехрдада Р. Изади сделать в своей главной работе «Краткая история курдов» следующий вывод:
«Население этих земель прошло через стадию ускоренного технологического развития, побуждаемого какими-то неизвестными силами. Они довольно быстро опередили соседние сообщества, большинство которых принадлежали к наиболее развитым в технологическом отношении сообществам мира, и начали переход от неэффективной экономики, основанной на охоте и собирательстве, к эффективному производству продуктов питания»{560}.
Что же это значит: «ускоренное технологическое развитие» под влиянием «неизвестных сил»? Какие силы имел в виду Изади — изменения в местной флоре и фауне, ставшие следствием климатических изменений по окончании ледникового периода и способствовавшие постепенному приближению культурной революции, или внезапное появление в регионе необыкновенно талантливых личностей, которые принесли с собой абсолютно новый образ жизни? В частных беседах, когда мы с Мехрдадом Изади обсуждали положения его книги, он с радостью признал последнюю возможность более чем вероятной{561}.
Еще один важный факт, который демонстрирует, что в эпоху раннего неолита народы в верхнем течении Евфрата обладали исключительно высоким уровнем технологии, это находка в различных местах большого количества очень длинных бусин, изготовленных из таких твердых минералов, как агат, сердолик и кварц. Бусины длиной до 5,5 сантиметра{562} были найдены в Абу-Хурейре, а в местечке Ашикли-Хююк, расположенном на юге Турции в районе Аксарая, в 1989 году археологическая экспедиция под руководством Юфук Есин{563} обнаружила агатовое колье, состоящее из бусин в форме овала и бабочки размером от 2,5 до 5,5 сантиметра. Самое удивительное в этих бусинах — это возраст. Все они датируются периодом с 7000 по 7500{564} год до нашей эры и просверлены вдоль — даже агат, самый твердый из минералов, использовавшихся в гранильном деле в Старом Свете.
Для сверления отверстий диаметром менее 5 миллиметров и длиной до 5 сантиметров в каждом конце длинной и тонкой агатовой бусины толщиной не более 7–8 миллиметров необходим просто невероятный уровень технологии. Для того чтобы просверлить такое отверстие, сегодня используется сверло из карбида вольфрама с алмазным наконечником, которое постоянно охлаждается водой. В таких местах, как Джармо в Курдистане (5500–4750 г. до нашей эры){565}, а также различные поселения в долине Инда (2600 год до нашей эры){566}, для сверления твердого камня, например агата, сердолика и кварца (семь баллов по шкале твердости Мооса), ремесленники могли использовать только цилиндрический бур, сделанный из камня, равного или превосходящего по твердости обрабатываемый минерал{567}.
Для этой цели они должны были пользоваться деревянной лучковой дрелью{568}, которая больше известна как инструмент для добывания огня трением, а также хитроумными деревянными тисками{569}. Иногда в качестве абразива применялись осколки корунда или кварцевый песок, а в других случаях твердости каменного бура (особенно в поселениях долины Инда){570} оказывалось достаточно, чтобы проделать отверстие в бусине — при условии, что ее предварительно нагревали, а в процессе сверления охлаждали проточной водой. Интересно, что примерно в 600 году до нашей эры ремесленники местечка Нагар, расположенного неподалеку от Камбея на западе Индии, изобрели так называемое двойное алмазное сверло — в котором два больших необработанных алмаза (каждый имел твердость 10 по шкале Мооса) образовывали режущую кромку наконечника сверла — позволявшее делать отверстия в твердых сердоликовых бусинах{571}. Однако не существует никаких свидетельств того, что сверла с алмазными наконечниками использовались в доисторические времена в других регионах Старого Света{572}.
Тот факт, что человек эпохи неолита умел сверлить отверстия длиной до 2,5 сантиметра в таком твердом камне, как агат, ни у кого не вызывает сомнений. Интересно другое — данные о ремесле огранки в местечке Джармо в иракском Курдистане и в городах-государствах долины Инда убедительно свидетельствуют, что новаторские методы, используемые для сверления длинных бусин из твердого материала, появились только в результате постепенно увеличивающегося спроса на все более изящные украшения, а также в процессе медленного развития ювелирного искусства. В Джармо бусины из твердого камня появились, по всей видимости, только после 1250-летнего периода изготовления многих тысяч изделий из таких материалов, как медь, кость, керамика, раковины моллюсков и мягкий камень{573}, а в долине Инда умение изготавливать ценные бусины из твердого камня сформировалось после 3000 лет гранильного производства{574}.
Поскольку культурные слои, в которых были найдены удивительные бусины Абу-Хурейры и Ашикли-Хююк, датируются 7500–7000 годом до нашей эры, это указывает на очень длинный период — возможно, несколько тысяч лет, — на протяжении которого развивалось искусство огранки{575}. От бус из раковин моллюсков, глины, кости и мягкого камня ремесленники постепенно переходили к самым твердым минералам, когда-либо использовавшимся в ювелирном деле. В восточной части Анатолии основным центром производства бус в эпоху раннего неолита было поселение Чайеню, что свидетельствует об искусстве его ремесленников еще в самом начале истории деревни.
Официальная наука утверждает, что примерно за 8000 лет до нашей эры «люди впервые стали переходить от полукочевой жизни охотников и собирателей к более оседлой, основанной на земледелии и скотоводстве»{576}. Если это действительно так, то трудно себе представить, каким образом древние ремесленники приобрели свои удивительные навыки огранки, предполагавшие использование таких механических устройств, как лучковые дрели, деревянные тиски и специальные сверла, а также уникальные знания в области изготовления украшений. Эти знания были настолько уникальными, что они полностью исчезли, вновь появившись лишь в Джармо примерно в 5500 году до нашей эры.
Вполне возможно, что ремесло огранки, которым владели народы Восточной Анатолии и Северной Сирии в эпоху неолита, было унаследовано ими от стоявших на более высокой ступени развития людей, которые принесли с собой знания об изготовлении украшений, в том числе способы сверления отверстий в агатовых бусах более пяти сантиметров длиной.
Если я не ошибаюсь и за революцией эпохи неолита, которая началась в верховьях Евфрата за 9500 лет до нашей эры, стоят «неизвестные силы», то нельзя ли выявить связь между воздвигшей Сфинкса древней культурой Египта и первыми неолитическими поселениями Ближнего Востока? Обдумав эту проблему, я приступил к изучению фольклора и мифологии различных племен, населяющих современные Курдистан, Месопотамию и Иран и сохранивших уникальные религиозные доктрины, основанные на особой смеси христианства, ислама, иудаизма и иранского зороастризма.
Подтвердить происхождение манденов именно из этого региона не представляет труда. Характерная архитектура их глиняных оштукатуренных домов сравнивалась месопотамскими учеными с постройками культуры Убейд, существовавшей в горах Курдистана в период между 4500 и 400 годом до нашей эры{577} (см. главу 17). Гораздо более интересным представляется утверждение манденов, что Гора Мадаи не является истинной родиной их народа. Они считают, что их далекие предки пришли из Египта{578}. В одной из рукописей манденов даже говорится о том, что население Харрана согласилось принять их после того, как они взошли на Гору Мадаи, где освободились от гнета других народов{579}.
Общепризнано, что мандены связывают свою миграцию с Исходом евреев из Египта в 1300 году до нашей эры, однако мифологические временные рамки, указанные в религиозных текстах, не следует понимать буквально. Подобно многим другим народам Ближнего Востока, мандены пытались связать предков своего племени с библейской историей, и эти попытки часто порождали искажение и смешение различных преданий и легенд, в которые еще большую путаницу вносили вставки из вавилонской, классической и персидской мифологии.
Настойчивое утверждение манденов, что их далекие предки пришли в Курдистан из Египта, нельзя считать чистым вымыслом — некоторые слова их языка имеют явно египетское происхождение. К ним относится, например Птхахиль, или Пхтах (суффикс «-иль» просто означает «бог»), — так они называют своего демиурга, позаимствовавшего имя у египетского бога-творца Птаха. Еще одним примером может служить корень нтр, который переводится как «смотреть» и используется в таких словах, как «наблюдательный пост»{580} или «наблюдатель»{581}. У египтян слово нтр, или нетер — «божественный», — является эпитетом древних богов.
Скептики могут вполне резонно возразить, что любая связь между египтянами и манденами неизбежно следует из контактов двух различных культур, существовавших в период правления Восемнадцатой Династии египетских фараонов (1575–1308 г. до нашей эры). В ту эпоху был заключен союз между правящим фараоном Египта и царем Митанци, индоевропейским народом, населявшим регион, расположенный на севере Сирии и на востоке Анатолии между верховьями Тигра и Евфрата на протяжении 200 лет начиная примерно с 1500 года до нашей эры. На этой территории находился древний религиозный и металлургический центр Харран, родина религиозного культа сабиан, которые поклонялись звездам. Мандены считают себя прямыми потомками именно этого таинственного народа{582} — его еще называли субба, сабба или саба, производными от египетского слова ша, которое переводится как «звезда»{583}.
Совершенно очевидно, что мандены ошибаются, отождествляя себя с народом, ушедшим из Египта во времена Исхода евреев из этой страны. Их близкие родственники сабиане считали Египет родиной своих предков еще в первой половине второго тысячелетия до нашей эры, за много столетий до рождения Моисея.
В 30-х годах двадцатого века во время интенсивных раскопок вокруг Сфинкса известный египтолог Селим Хассан обнаружил разнообразные вотивные стелы с надписями, сообщавшими, что в период оккупации Египта гиксосами с 1750 по 1575 год до нашей эры семитский народ из Харрана — вне всякого сомнения, это были поклонявшиеся звездам сабиане (см. ниже) — основал поселение в окрестностях Гизы, назвав его в честь своего родного города, и совершал паломничества к Великому Сфинксу{584}. И что более важно, поклонение монументам Гизы не ограничилось периодом господства гиксосов. Арабский историк одиннадцатого века Якут аль-Хамави писал, что сабиане совершают паломничества как к Великой пирамиде, так и к ее меньшей по размером соседке{585}. После анализа происхождения слов «сабиане» и «сабба» Хассан признает тот факт, что «они [сабиане] безоговорочно признают пирамиды… памятниками, связанными с культом звезд, и поклоняются им как местам паломничества»{586}.
Вопрос заключается в том, уходит ли связь между поклонявшимися звездам обитателями Харрана и пирамидами Гизы дальше, чем первая половина второго тысячелетия до нашей эры. Хассан предположил, что сабиане поклонялись Великому Сфинксу как олицетворению их сокологолового бога Харана, или Хола, которого они отождествляли с египетским богом Солнца Ра-Харахти{587}, тогда как пирамиды по-, читались из-за их легендарной связи с звездным культом. Возможно, все это действительно так, но паломничество в Гизу из далекого Харрана должно иметь более глубокий символический смысл, чем просто уважение к древним памятникам другой культуры. Поскольку мандены утверждают, что их далекие предки в незапамятные времена пришли из Египта на Гору Мадаи через Харран, то не исключено, что сабиане рассматривали Египет, и особенно Гизу, как родину своих предков.
И действительно, многочисленные косвенные свидетельства говорят в пользу гипотезы, что далекие предки обитателей Харрана были родом из Египта. Здесь стоит упомянуть об истории из Книги Бытие, в которой рассказывается о путешествии пророка Авраама в Египет вместе со спутниками из Харрана{588}. Исследователи Библии полагают, что это событие имело место между 2000 и 1800 годом до нашей эры, что приблизительно совпадает с первыми набегами гиксосов на Египет. Во времена Авраама город Харран был культовым центром вавилонского бога Луны Сина, которого впоследствии отождествляли с египетским богом Тотом{589}. Эта ассоциация с Луной перешла в грекоримскую эпоху, когда герметическое учение Гермеса Трисмегиста (греческого аналога Тота) проповедовалось инициатами, стекавшимися в Харран со всего античного мира, чтобы узнать его самые сокровенные тайны{590}. Они приходили из таких далеких мест, как Индия, Персия, Месопотамия и — самое примечательное — из египетского Гелиополя{591}. Не нужно обладать богатым воображением, чтобы понять, что астрономы-жрецы Гелиополя должны были иметь много общего со своими собратьями сабианами.
Несмотря на устоявшееся мнение, что город Харран является одним из древнейших религиозных центров мира, археологические данные говорят о том, что у этого смелого заявления нет убедительных оснований. Под его древними улицами не было обнаружено никаких культурных слоев старше 3000 года до нашей эры, когда на плодородных долинах Древнего Ирака начали появляться первые месопотамские города-государства. Для изучения величайших достижений первых общин эпохи неолита в верховьях Евфрата нам следует переместиться на 93 километра к северу от Харрана в район Хильвана, где в 1983 году немецким археологам посчастливилось обнаружить необычный культовый центр, который может дать нам убедительные доказательства присутствия на Ближнем Востоке древних богов Египта.
«И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки»{592}.
Так в Книге Бытие описывается рай. Несмотря на то что большинство исследователей Библии признают это место мифическим, есть все основание полагать, что в древности рай имел точные географические координаты. В Книге Пророка Иезекииля вместе упоминаются «Харан и Хане и Еден», а также «Ассур и Хилмад»{593}, которые по свидетельству автора торговали специями, золотом, драгоценными камнями, а также «шелковыми и узорчатыми материями, которые они привозили на свои рынки в дорогих ящиках, сделанных из кедра и хорошо упакованных»{594}.
Точное местоположение Эдема может быть вычислено на основании того факта, что в его центральной части находились истоки четырех рек, которые текли в разные стороны, приблизительно совпадающие с четырьмя сторонами света. В более поздние времена «сад» Эдема был помещен в центр мира и питался четырьмя райскими реками — подобная концепция также встречается в богатой мифологии Аккада, семитского государства, занявшего доминирующее положение на севере Ирака во второй половине третьего тысячелетия до нашей эры{595}.
Первая из этих рек носила название Перат (на арабском и тюркском языках — Пират). Это современный Евфрат, который вбирает в себя несколько притоков в горах на востоке и северо-востоке от озера Ван, направляет свои воды в Турцию, а затем поворачивает на север Сирии. Затем река вступает на территорию Ирака, пересекает страну в юго-восточном направлении и впадает в Персидский залив.
Вторая река называется Хиддекель — со времен древних греков она известна под названием Тигр. Она также образуется путем слияния нескольких рек, берущих начало к юго-востоку от озера Ван. Они образуют бурный поток, который, извиваясь, прокладывает путь к подножию восточной части гор Таурус, а затем спускается в долины Северного Ирака. Потом река поворачивает на юго-восток и течет практически параллельно Евфрату к востоку от него, чтобы в конечном итоге тоже принести свои воды в Персидский залив. Земли между этими двумя реками называются Плодородным Полумесяцем.
Третья библейская река — это Тихон, которая в армянских преданиях издавна связывалась с Араксом, или Аракесом (ее арабское название звучит как Гайхун){596}. Она берет начало к северо-востоку от озера Ван и течет в восточном направлении через Армению и древнюю страну Куш, впадая в Каспийское море{597}.
Четвертую реку, Фисон, идентифицировать гораздо сложнее. Некоторые специалисты отождествляют ее с рекой Уизхун{598}, берущей начало от нескольких истоков к югу от озера Урмия на западе Ирана и, подобно Араксу, несущей свои воды к Каспийскому морю. С равной вероятностью Фисон можно отождествлять с рекой Большой Заб, которая берет начало к юго-востоку от озера Ван и затем превращается в могучий водный поток, пересекающий весь иракский Курдистан, прежде чем слиться с Тигром поблизости от древней ассирийской столицы Ниневии в Северном Ираке. Местные несторианцы — представители ассирийской церкви — твердо верили в то, что Большой Заб и есть библейская река Фисон, и уже в начале двенадцатого века их патриарх часто завершал свои письма следующей фразой: «Из моей обители на реке Эдемского сада»{599}.
Таким образом, каждая из четырех рек берет начало в одной из четвертей Эдема, центром которого является полноводное озеро Ван. Это огромное внутреннее море длиной 96 километров и шириной 56 километров, расположенное на границе турецкого Курдистана и Армении. Подтверждение того, что озеро. Ван являлось центром земли Эдем, можно найти в армянской легенде, которая утверждает, что «сад», где жили Адам и Ева, находится на дне озера, куда он опустился во время Всемирного потопа{600}.
У аккадцев, а до них и шумеров, в третьем тысячелетии до нашей эры объединивших города-государства Южного Ирака, была своя версия истории об Эдеме. В мифологии обоих народов райская страна, где боги, люди и животные жили вместе в мире и гармонии, называлась Дилмун. Здесь бог воды Энки, великий носитель знания, поселился вместе с женой, и это стало началом «безгрешной эры абсолютного счастья». Дилмун считался целомудренной, чистой и «яркой» «обителью бессмертных», где не существовало смерти, болезни и печали и где смертным была дарована «жизнь богов»{601}. Этот вариант перекликается с библейской историей об Адаме и Еве, хотя в чем-то и противоречит ей. В нем прародители человечества были изгнаны из рая после того, как змей соблазнил их попробовать плоды «древа познания добра и зла», несмотря на то что до этого они также съели плода «древа жизни» и «древа вечности» — другими словами, стали бессмертными, как боги{602}.
Представители научного сообщества приводят убедительные доказательства, что Дилмуном назывался остров Бахрейн в Персидском заливе, однако можно не менее убедительно продемонстрировать, что гораздо раньше это имя носила географическая область, расположенная в горах на севере современного Ирака. Так, например, в древних текстах упоминается «гора Дилмуна, место, где восходит Солнце»{603}. Поскольку на Бахрейне нет «горы» и этот остров никак не может находиться в той стороне, где по отношению к Ираку восходит солнце, становится очевидным, что существовало два Дилмуна. Подтверждение того, что мифическая страна с этим названием находилась где-то в горах Курдистана, можно найти в древних текстах, которые называли «запретный» Дилмун «землей кедров»{604}. Известный курдский историк Мехрдад Изади убедительно доказал, что «земля кедров», которую также считали обителью богов, помещалась древними аккадцами и шумерами в горы Верхнего Загроса, которые протянулись от границы между Ираном и Ираком к самым берегам озера Ван, и даже дальше, до восточной части хребта Таурус{605}.
Мехрдад Изади проследил происхождение мифического Дилмуна, который имеет много общего с библейским Эдемом. В его научном исследовании Дилмун ассоциируется с регионом, расположенным к юго-востоку от озера Ван в Восточной Анатолии и известным под названием Диламан, или Дайламан, где в так называемой Димиле (или Зазе) обосновались курды{606}. Древние церковные записи, найденные в Арбиле (иракский Курдистан), называют этот же географический регион землей Диламан. В них утверждается, что «земля Дайламитов» находится «к северу от Санжара» — другими словами, у подножия восточного хребта гор Таурус между верховьями Евфрата и притоками Тигра{607}. Изади нашел подтверждение этим словам «в священной книге зороастрийцев, которая помещает Диламан… у истоков Тигра [курсив автора]{608}», в тот самый регион, где у народов эпохи раннего неолита в период с 9500 по 5000 год до нашей эры сформировался высокий уровень цивилизации. По всей видимости, никак нельзя считать простым совпадением тот факт, что эти же земли были и библейским Эдемом.
Таким образом, согласно еврейским, аккадским и шумерским преданиям, этот регион был колыбелью цивилизации, вратами рая. Именно отсюда мы начнем свое путешествие в район Хильвана в провинции Санли-Урфа. На северо-востоке от нас высятся заснеженные вершины восточного хребта гор Таурус, а на юго-восток протянулась заброшенная дорога в Ирак. Именно по этой дороге в апреле 1997 года турецкие войска начали очередное, так называемое весеннее наступление на отряды Курдской рабочей партии, занявшие оборону в горах иракского Курдистана. Более 50 тысяч солдат, 250 танков при поддержке авиации и тяжелой артиллерии были отправлены в Ирак для преследования 4000 борцов за свободу{609}.
Место нашего назначения — это граница современного водохранилища Ататюрка к востоку от города Хильвана, которое образовалось в 1992 году, когда при строительстве турецкой гидроэлектростанции верховья Евфрата были перегорожены плотиной. На всем протяжении Тигра и Евфрата стоят многочисленные плотины, и каждая из них привела к затоплению важных с точки зрения археологии мест, которые теперь утрачены навсегда. Величайшая из этих потерь — местечко Невали-Чори, представлявшее огромную археологическую ценность. Находки здесь относятся к той стадии развития человечества, которая получила название докерамического неолита В, что в Восточной Анатолии соответствует периоду с 8800 по 7600 год до нашей эры{610}.
Впервые я наткнулся на упоминание о Невали-Чори совершенно случайно, когда осенью 1996 года получил очень любопытное письмо от журналиста по имени Марк Беркен-шоу. К письму прилагалось несколько фотографий, на одной из которых был изображен огромный обтесанный монолит, стоявший посреди осевшего храма с каменными стенами, сложенными без применения раствора, и рядом вертикальных колонн{611}. Поначалу мне показалось, что это один из резных вертикальных монолитов из боливийского Тиауанако (см. ниже). Все говорило о том, что фотография сделана в Южной Америке. И только внимательно изучив сопровождавший снимок текст, я понял, что это место находится в Восточной Анатолии.
На фотографии отчетливо просматривались не только прямые углы монолита, но и необыкновенно гладкий «пол», на котором он был установлен. Впоследствии я обнаружил, что этот пол был сделан из известнякового раствора, получившего название «терраццо» и абсолютно не характерного для неолитических поселений этого региона. Самой странной выглядела резьба на двухметровой вертикальной колонне, у которой явно отсутствовала верхняя часть. В нижней части барельефов двух самых длинных граней колонны были изображены вытянутые руки, изогнутые таким образом, что образовывали горизонтальную V-образную фигуру. Они заканчивались на передней, самой узкой грани монолита стилизованным изображением ладоней, каждая из которых имела пять пальцев одинаковой длины — подобно ластам у таких морских млекопитающихся, как тюлень, кит или дельфин. Над «ладонями» располагались две длинные прямоугольные полосы, спускавшиеся с явно различимого разлома на верхушке камня примерно до половины его длины, создавая впечатление очень длинных волос, свисавших с плеч человеческой фигуры, голова которой была отбита.
Для нас самым важным является возраст этого удивительного каменного храма. Сопровождавший фотографию текст, взятый из вышедшей в 1996 году книги «Анатолия: котел цивилизаций», называет Невали-Чори «машиной времени», переносящей нас на 10000 лет назад! Если это действительно так, то этот храм был построен примерно в 8000 году до нашей эры, за 5000 лет до появления цивилизации в Древней Месопотамии. Возможно ли это: культура в верховьях Евфрата в Восточной Анатолии — неоспоримой колыбели цивилизации — достаточно высокого уровня, чтобы изготавливать резные каменные колонны такой красоты, что они могут соперничать с мегалитическим искусством Мальты или Западной Европы, которое моложе их на несколько тысяч лет?
Фотография культового сооружения из Невали-Чори буквально заворожила меня. Я не мог оторвать взгляда от неотразимой картины, превосходно передававшей дух этого места. На мой взгляд, искусство, проявленное при строительстве этого храма, сравнимо с искусством древней культуры Египта. Однако вскоре я убедился, что в Невали Чори меня ждет еще много сюрпризов.
Само поселение было обнаружено в 1980 году археологом Гансом Георгом Гебелем во время систематического обследования культурных курганов в долине Кантара{612}. В тот момент он сам работал в девяти километрах от этого места и мог лишь сообщить о находке культурной террасы размером девяносто на сорок метров в трех километрах от южного берега Евфрата к востоку от деревни Кантара-Чайи (37°35′ северной широты, 38°39′ восточной долготы). Три года спустя Харальд Хауптманн из Гейдельбергского университета открыл первый из нескольких сезонов археологических раскопок в поселении Невали-Чори, получившем то же название, что и окружавшая его терраса. В 1985 году Хауптманн вернулся и проработал в этом месте еще несколько лет. Последний раз он посетил Невали-Чори в 1991 году, когда окончание строительства дамбы Ататюрка превратила раскопки в спасательные работы — требовалось сохранить максимум возможного из этого места. Вскоре после этого прибывавшие воды Евфрата уже плескались у края культурной террасы, и поселение Невали-Чори очень быстро оказалось на десятиметровой глубине на дне водохранилища Ататюрка. К счастью, упоминавшийся выше монолит был перевезен в музей соседнего города Урфа, где он в настоящее время вновь установлен и включен в состав экспозиции.