Почему я мирился с этим? Ответ все тот же: признание в обществе, ум и связи. Я почти два месяца не мог попасть на прием к градоначальнику, чтобы получить от него разрешение на строительство аквапарка - видите ли абсолютно новое начинание, и нет никаких инструкций по их обустройству! А стоило пожаловаться Полине Зиновьевне, как неуловимый Яков Илларионович вдруг преисполнился радушием и принял меня на следующий же день! И пусть в итоге пришлось "поделиться", но даже так размер отката оказался гораздо скромнее, чем если бы я все-таки вышел на Рылова сам. И это не единственный случай: в той же ситуации с Болотовой княгиня помогла разрешить мои сомнения. Потемкина имени давнего таинственного любовника графини Неровской не знала, но охарактеризовала последнюю, как идейную ***дь, вполне способную и написать компрометирующие ее письма, и закрутить роман с помогшим вором, и родить от него ребенка. Не стопроцентное подтверждение, но хотя бы так.
А, во-вторых, я ощущал свою вину перед княгиней. Косвенную, но все же... Как ни крути, а мечта старого монаха отчасти сбылась: пусть не было на моих руках крови Потемкиных, но именно с моим участием их ряды несколько подсократились, выбив самых сильных и умных.
Двух лет мне хватило, чтобы поверить старшим товарищам, утверждавшим, что менталисты - это крайне редкие звери, и на каждом шагу не встречаются. Так-то официальная наука вообще категорически отрицала подобную идею, но были те, кто ей верили, и те, кто знали. Ко вторым в моем окружении относились мама, Григорий Осмолкин-Орлов и, как ни странно, Олег Земелин-Васин. Вероятно, знал еще Дмитрий, как внук своего деда, но с ним у нас никогда речь о мозголомательных техниках не заходила - короткого времени встреч едва хватало на пересказ новостей и традиционный обмен кодовыми фразами. Также понятно, что о возможности ментального воздействия на человека точно знали Милославский и император, но им по должности положено было.
А по итогам собственных упражнений в менталистике могу ответственно заявить: если бы не моя читерская способность видеть и наличие взрослого сознания - фиг бы мне поддались данные техники: это даже не просто жизнью надо было уметь оперировать - это особый изврат ума требовался. И база, потому что самоучке подобрать все эти комбинации было нереально. Без базы можно было только папенькин "шарм" изобрести, что тоже было весьма нетривиальным навыком и не таким уж простым в использовании.
Собственно, нашим от этого было только легче. Не приходилось переживать за драгоценные мозги профессора, отпуская его от себя после разгоревшейся жаркой дискуссии в залах главного здания АН. А выкрики с мест, оскорбительные реплики и вопросы не по регламенту можно было и перетерпеть.
- Это, безусловно, сенсация, - сказал почему-то не Бушарину, а мне какой-то дородный академик в холле, когда толпа желающих непременно прямо сейчас что-то уточнить или просто выразить восхищение оттеснила меня от героя дня. Не сразу, но вспомнил имя собеседника - Грушин Петр Ильич - тезка композитора.
- Несомненно, Петр Ильич, несомненно. Признаюсь, еще только познакомившись с Александром Леонидовичем, отметил его высочайший ум, а дальнейшее сотрудничество только укрепило меня в этой мысли! - О, как! - сам восхитился, как завернул!
- Светлейшая голова! Не знаете, Александр Леонидович не собирается подавать заявку на вступление в наши ряды? Теперь, когда главное открытие его жизни состоялось, грех прятать такой талант!
- Не знаю. Для звания академика вроде бы еще преподавательская деятельность требуется, просвещение масс, так сказать? Я, признаться, не силен в вашей бухгалтерии...
- Какие ваши годы? - хохотнул собеседник, - Разберетесь! И все же передайте Александру Леонидовичу, что мы были бы рады видеть его в числе академиков. А я, кстати, наслышан и о вас! Возможно, еще станете моим коллегой! И позвольте поздравить с мастером! Говорят, ваш экзамен войдет в анналы, поскольку хоть вы и не самый молодой мастер в империи, но, безусловно, самый одаренный! Такого разнообразия целительских техник, да еще без использования накопителей, на этой проверке не представлял никто.
- Благодарю, но это заслуга наставника. Максим Иосифович от кого угодно результата добьется.
- Это да. Он, безусловно, такой! - Забавно, что этот кадр слишком часто вставляет в речь "безусловно", ученым же вроде положено во всем сомневаться? - Что же он не пришел разделить и эту вашу победу?
- Почему не пришел? На докладе и дискуссии он присутствовал, - я, вообще-то, чуть было не допустил серьезную оплошность, не сообразив пригласить Бергена на выступление, но он не постеснялся сам напомнить и отжать себе и своим коллегам несколько зарезервированных на всякий случай мест. - Сейчас, вероятно, уже ушел - служба.
- Жаль, жаль. Хотел с ним кое-что обсудить в неформальной обстановке... Но я к вам, Егор Николаевич подошел не за этим. Мои лаборатории тоже изучают алексиум, и тоже имеют интересные разработки. Хочу пригласить вас к себе на экскурсию. Ведь вы, как я знаю, безусловно, являетесь непревзойденным практиком в этом вопросе. Да и взгляд свежего человека иногда бывает очень кстати.
- Откуда такая информация, Петр Ильич?
- Оттуда, господин граф, - многозначительно поднимая глаза к потолку, промолвил академик, - Оттуда!
- Благодарю за столь лестную оценку и с удовольствием посмотрю на ваши лаборатории. Когда?
- Да хоть завтра, если вы не заняты.
- Договорились.
- Тогда позвольте вас оставить, ведь это не только Александра Леонидовича, это и ваш триумф. Наслаждайтесь!
Мило, мило, думал я, провожая Грушина взглядом. За пять минут разговора этот тип намекнул, что Бушарин стал бесполезен, попытался вбить клин между мной и наставником, потом тут же исправился и изобразил себя чуть ли не лучшим его другом, пролил тонны меда на мою юношескую душу, еще и на особое доверие императора сослался. И построил разговор так, что отказаться идти смотреть эти самые его лаборатории я никак не мог. Мило.
- Егор! - отмашка от Шамана, обеспечивающего сегодня пути отхода, отвлекла меня от раздумий. Со вздохом ввинтился в толпу, спасая новоявленного гуру от несдержанных почитателей. И если судить по растерянным взглядам профессора, помощь ему сейчас была не лишней. Тяжело бремя славы.
- Рус! К утру у меня должно быть все, что сможешь нарыть на Грушина Петра Ильича. Академик, ученый. Ведет исследования алексиума, но это он сам мне сказал, - распорядился я, едва ступив на катер.
- Что-то еще о нем известно?
- На вид лет пятьдесят пять - шестьдесят, вальяжный такой. Если заметил, у меня с ним короткая беседа в холле была.
- С какой целью справка?
- Да, если бы я знал! Пригласил меня завтра осмотреть его лаборатории, сослался на, цитирую: "по мнению сверху, вы являетесь непревзойденным практиком в этом деле".
- Принято, по приезду займусь.
- Егор, а я не могу вам немного помочь в этом вопросе? - спросил профессор, ставший свидетелем нашего разговора.
- Вы его знаете? - развернулся я к Александру Леонидовичу, - Простите, профессор, просто это явно столичная штучка, я думал, вы с ним не встречались.
- Всего несколько раз, но встречался. Он когда-то проект Базарина курировал, и помните, я вам о назначенном нам начальнике рассказывал? Который все наше дело развалил? Так это его родственник был.
- Тот самый хлыщ, что вам потом репутацию подмочил? Как там его звали?
- Светозар Иванович Мусоргский. Но его, простите, за глаза иначе, чем Светочкой, никто у нас не называл.
- "Могучая кучка", блин, - всплыла еще одна ассоциация с композиторами, или это из другой оперы?
- Что, простите?..
- Не лучшая ему характеристика, говорю, - не стал я пояснять Бушарину свой ассоциативный ряд.
- Не будь его, мы бы с вами не встретились, - мягко улыбнулся профессор.
- Александр Леонидович, я бесконечно счастлив, что встретил вас. Не смущайтесь, я говорю от чистого сердца. Ну, и еще немного от нашего с вами туго набитого кошелька, - решил разбавить я пафос собственной речи, видя, что проф едва-едва сдерживает слезы. Так-то он был спокойным человеком, но еще не прошедшее возбуждение после публичного выступления повлияло на его эмоциональность. - Но это не значит, что я буду благодарен какому-то деляге от науки, который организовал вашу травлю. И, согласитесь, государство от этого проиграло. Ведь точно так же мы могли и не встретиться. Я искренне верю, что ваш гений все равно пробил бы себе дорогу, но ...
- Спасибо, Егор, - Бушарин перебил мой панегирик, окончательно растрогавшись, - Так вот, о Грушине... - проф высморкался в платок, скрывая волнение, вызванное моими словами, - При всем моем неуважении к его племяннику, Петр Ильич курирует почти все работы с алексиумом в нашей империи. И по праву считается признанным авторитетом в этой области. Я не могу гарантировать, что его многочисленные монографии написаны им самим, все-таки Светочка брал с кого-то пример, набиваясь в соавторы, но он основательно... как вы там выражались? - в теме. Да, он честолюбив, и любит напомнить, что обласкан императором, но тот же Тимофей Михайлович не раз высоко о нем отзывался, а это что-то да значит.
Скоропостижно скончавшийся когда-то научный руководитель Бушарина был для него путеводной звездой и примером для подражания, это я давно заметил. Но раз именно Тимофей Михайлович Базарин вывел в теории ту самую схему, с которой мы благополучно стригли сейчас купоны, то его рекомендацию стоило принять к сведению.
- Значит, умен и в теме... Что-то еще?
- Знаете... - Проф замялся, но все же честно признался, - Это, конечно, только мое мнение... но мне кажется, что он больше не по физике, а по биологии алексиума...
Опаньки! Утверждение на грани крамолы. Любые опыты над одаренными были строжайше запрещены - это было прописано в законодательствах всех стран, считающих себя хоть сколько-нибудь цивилизованными. За ту же флешку, что по незнанию была скопирована мной с компьютера Залесского, полагалось весьма суровое наказание без учета любых смягчающих обстоятельств. Правило, что чаще нарушалось, чем соблюдалось, но тем не менее ни одно государство не рискнуло бы признаться в подобных исследованиях. Серьезное и опасное заявление.
- Я понял вас, Александр Леонидович.