Приключения, о которых рассказано в этой книге, начинаются полвека назад на улице, где еще во времена хромоногого властителя Тамерлана жили ташкентские оружейники. Это, возможно, самая древняя улица одного из древнейших городов нашей страны…
В книге две части, две повести, связанные воедино.
С первой частью этой увлекательной книги, с «Улицей Оружейников», я познакомился еще во время конкурса на лучшие произведения, адресованные юным читателям, итоги которого были обнародованы в канун 50-летия Великого Октября. Жюри конкурса единодушно присудило этой повести премию, потому что она одухотворена высокой революционной романтикой. И еще потому, что это очень увлекательная, интересная книга.
В самом деле, история узбекского мальчика Талиба, сына кузнеца Саттара, сохранившего секрет изготовления настоящих дамасских клинков, не оставит вас равнодушными. И время для своего повествования автор выбрал замечательное - первый год Советской власти. Заря новой жизни всходила в ту пору над нашей страной!
Приключений в книжке много, но я не собираюсь пересказывать их в предисловии: не хочу отбирать у вас радость личного, так сказать, знакомства с героями повести и ее событиями. Скажу только, что происходят эти приключения и в Ташкенте, и в Бухаре, которая в то время еще стонала под гнетом эмира, и на дорогах революционной России, воспетых в былинах и песнях, и в нашей столице Москве, где в день первой годовщины Октября на Красной площади Талиб увидел Владимира Ильича Ленина…
Таким образом, писатель Камил Икрамов поможет вам совершить путешествие в те события, свидетелями и участниками которых были ваши отцы и деды. И одновременно повесть, как верный и добрый проводник, откроет перед вами разные края и города необъятной нашей Отчизны.
Герой этой книги, как я уже говорил, узбекский мальчик, но как похожи его судьба, его мысли и чувства на судьбы, мысли и чувства всех тех, кто с юных лет стремился в битву за счастье трудящегося человека и обрел в этой битве мужество, душевную зрелость! Читая книгу, невольно вспоминаешь героев Аркадия Гайдара, которые отважно, находчиво, целеустремленно, как юные революционеры, действуют на страницах «Школы», «Р.В.С.», «Военной тайны»…
Когда прочтешь интересную повесть, всегда хочется, чтобы ее автор написал продолжение. Вот и Камил Икрамов получил очень много просьб и даже настойчивых требований от юных читателей: «Расскажите, что было дальше на улице Оружейников! Мы будем ждать… Расскажите!» И он рассказал. Так вот и родилась вторая повесть, которую вы тоже прочтете в этой книге.
Если в первой повести действие длится год, то во второй - всего восемь дней. Восемь дней из жизни ребят, с той же самой улицы Оружейников…
После событий, описанных в первой повести, прошло десять лет. Новые заботы и новые интересы появились у юных героев произведения. Какие именно? Повторю то, что уже писал: не хочется отнимать у вас радость личного знакомства с литературным произведением!
Прочитайте эту книгу, ребята. Она - о подвиге и благородстве, о дружбе и верности. И еще о том, что граждане нашей огромной страны - это одна семья.
СЕРГЕЙ МИХАЛКОВ
Все знали, что так будет, что надежды нет. Говорили: «Такая молодая! А как с сыном теперь?»
И вот в полдень, в ясный и прохладный октябрьский полдень, вырвавшись из тесного дворика, взметнулся над плоскими глиняными крышами и повис между небом и землей пронзительный женский крик:
- О сестра, оставившая сироту! Пусть в райских садах найдет приют твоя душа!
Соседки, второпях набрасывая платки, шли к дому, где случилось несчастье.
Седая и сгорбленная старушка, бабушка Джамиля, распоряжалась похоронами. Она была самой уважаемой женщиной на улице Оружейников, и здесь ее слушались все. Одного она посылала за муллой, чтобы читать коран, другого - в лавку за бязью для савана, третьего - за общественными носилками.
Такие носилки - одни на всю улицу. Они хранятся у квартального старосты. На них уже унесли из квартала, может быть, сто, а может быть, и тысячу человек.
Все чем-нибудь заняты на похоронах. Кто занят, тому легче. Один Талиб молча стоит на коленях возле матери, не зная, что ему делать.
Первый раз в жизни ему очень нужно заплакать, первый раз он сам очень хотел бы заплакать, как плакал раньше, как плачут маленькие. Но он не может. Словно все в нем окаменело. Словно все остановилось. Даже сердце не стучит.
- Талибджан, - сказала бабушка Джамиля. - Ты один мужчина. Иди к воротам, встречай людей. По обычаю. Слышишь, ты у нас один мужчина.
Талиб встал, постоял немного и пошел к калитке.
- Куда? - остановила его бабушка Джамиля. - Ты же большой. Тебе уже двенадцать лет. Надень камзол, опояшься платком…
Старуха кинулась к сундуку, сама достала почти новый широкий отцовский камзол.
Талиб встал у калитки, как должен стоять хозяин дома, когда собираются на похороны: в отцовском камзоле ниже колен, шелковый платок узлом завязан на поясе, тюбетейка старенькая, своя, в левой руке посох. Таков обычай.
Каждому приходившему он кланялся, приложив руку к животу - знак «салам», пожелание здоровья.
Всем он желал здоровья, разные люди приходили - вся улица Оружейников.
Первыми пришли самые близкие соседи, такие же бедняки, как и семья Талиба. Потом явился кондитер Кадыр-ака, живший на углу. Пришел настоятель квартальной мечети, всегда хмурый имам Карим, за ним медленно, закусив нижнюю толстую губу, шествовал Усман-бай - самый богатый человек на их улице, купец. Усман-бай - рослый, широкоплечий, в двух халатах, надетых один поверх другого; оба халата шелковые, переливающиеся.
Он остановился возле калитки, посмотрел на Талиба пристально и внимательно.
- Почему не плачешь? - спросил он, стараясь заглянуть мальчику в глаза. - Неужели у тебя сердца нет? Отец пропал, мать родная умерла, а ты не плачешь. Ты же маленький еще, не мужчина еще, ты должен плакать. Нехорошо.
Усман-бай приходился Талибу дальним родственником по отцу. В его словах была правда. Действительно, почему Талиб не плачет? Это действительно нехорошо, но мальчик не ответил.
- Заходите, Усман-ака. Пожалуйста! - Талиб еще раз поклонился. - Заходите.
Потом пришел единственный в Ташкенте родственник матери, человек, которого все звали Юсуп-неудачник или Юсуп-чахоточный. Юсуп-неудачник держал маленькую лавчонку возле мечети Шейхантаур. Он брал товары в кредит и продавал их с небольшой наценкой. Он был худенький, бледный, с большими, черными, всегда грустными глазами. Он дружил с отцом Талиба, часто бывал у них прежде и во время болезни матери, в последнее время, заходил каждый день. Дядя Юсуп знал много такого, чего не знали другие, у него были знакомые русские, потому что он служил когда-то кондуктором конки, а потом кондуктором трамвая.
- Ой, Талибджан, Талибджан, большой ты стал. Совсем большой. - Юсуп-ака коснулся плеча Талиба и, отвернувшись куда-то в сторону, добавил: - Иди во двор. Отдохни. Я постою.
Во дворе было много народу, а в комнате, где лежала мать, плечом к плечу стояли самые близкие друзья и соседи.
Талиб стоял в дверях позади всех, его не видели, и потому он услышал такой разговор.
- Плохо, когда нет родственников, - сказал кто-то. - Вот и получилось, что мальчишка теперь один.
- Усман-ака не оставит его. Дальняя родня, а все же… - возразил кто-то еще.
- Может, и отец скоро вернется: говорят, война кончается. Дай бог, вернется, - сказала бабушка Джамиля. - Отца никто не заменит.
- Может, и вернется, - возразил первый голос. - От всех письма есть, а Саттар не пишет. Неграмотные дали о себе знать, только Саттар, грамотный, молчит. Много наших померло на войне. Холодно там - пять месяцев снег идет. Там плов не поешь.
- Саттар упрямый очень был, - сказал Усман-бай. Его голос Талиб узнал сразу. - Из упрямства в Намангане женился, из упрямства со мной поссорился, из упрямства и там ему, конечно, плохо. И сын у него такой же упрямый… Прямо волчонок. Я ему говорю: почему не плачешь? А он молчит. Волчонок…
Талиб выскользнул из комнаты, не поднимая глаз, прошел по двору в кузницу, которая пустовала уже два года, закрыл дверь за собой и огляделся.
В отверстие под крышей светило солнце. Яркое пятно света лежало на давно остывшем горне, на больших кузнечных клещах, на молоте и молотках, на разных оправках и наборе зубил, на мотках проволоки, которую отец принес перед самой мобилизацией за день или за два дня. Талиб подергал веревку меха, и над горном поднялась стая седого пепла.
И тут неожиданно для себя Талиб заплакал. Тихо, почти беззвучно. Просто у него дрожали губы и текли слезы. Никогда раньше он не плакал так. Он плакал, стоя у горна, и все время тянул веревку меха. Все больше пепла реяло в воздухе, и дышать стало совсем трудно, но Талиб все качал и качал мех, а потом вдруг опустился на корточки между горном и наковальней, в холодную и пыльную тень. Он плакал беззвучно и долго, но тяжесть на сердце не проходила, как это часто бывает, когда прольются слезы. Нет, не проходила.