Была вторая половина дня, солнце стояло высоко. В Ташкенте в это время самая жара, а здесь Талибу стало вдруг холодно. Люди на площади ходили в рубашках, солдаты были в одних только гимнастерках.
«Может быть, они привыкли к холоду?» - подумал Талиб и, запахнув обрезанную чуть не по пояс, заскорузлую и пыльную солдатскую шинель, пошел туда, куда шло большинство людей с вокзальной площади.
На каком-то перекрестке возле трамвайных линий сидели бабы и колдовали над небольшими закопченными фанерными ящиками. Подойдя ближе, Талиб увидел в ящиках примусы, на примусах кастрюли, в которых кипело и булькало пшено.
- Кому кашу пшенную, довоенную! - закричала одна из баб, выключив шипящий примус.
Талиб заставил себя отвернуться и пошел дальше. Ничего нет хуже, как голодному смотреть на еду.
На большой, круглой, мощенной булыжником площади Талиб увидел двух солдат в расстегнутых гимнастерках. Они сидели на краю тротуара, положив винтовки прямо на дорогу. Один из солдат курил, другой с интересом смотрел, как огонь пожирает газетную самокрутку.
- Дяденька, - спросил Талиб того, что смотрел на самокрутку, - где мне найти самое главное начальство?
- Погоди, - ответил солдат. Он протянул руку и взял у своего товарища окурок. - Вот у него спроси.
- Где мне найти самое главное начальство?
- Какое? - переспросил его солдат. - Самое главное начальство разное бывает: революционное, военное, партийное…
- Я не знаю. Мне сказали, что в главном учреждении работает товарищ Мухин, его надо найти.
- А кто тебе сказал? - опять спросил солдат. Он вроде бы никуда не спешил и был готов разговаривать на любую тему.
- Пшеницын, - ответил Талиб. - Из ЧК.
- Из какой ЧК? - продолжал спрашивать солдат.
- Из ташкентской.
- Видал? - удивился солдат. - Из ташкентской! Ты сам из Ташкента, значит?
Разговор этот мог бы длиться очень долго, если бы второй солдат не докурил самокрутку до конца.
- Ты, парень, с ним не толкуй. Он сам ничего не знает. Вот оно, Всероссийское ЧК, рядом. Свернешь за угол и направо. Они кого хочешь найдут, - сказал он и кивнул приятелю. - Отдохнули, и будет. Нам с тобой до Преображенки надо допереть и назад еще вернуться, а ты лясы точишь.
В приемной ВЧК Талиба встретил очень бледный, худой и усталый человек в зеленом френче.
- Неужели из Ташкента? - удивился он, выслушав просьбу мальчика. Он долго еще проверял, говорит ли Талиб правду или выдумывает. Человек этот наконец догадался позвонить куда-то и выяснить, есть ли в ташкентской ЧК сотрудник, по фамилии Пшеницын и по имени Федор. Только после этого он перешел к существу дела: стал искать Мухина.
Талиб заметил особенность этого человека. Все, что тот делал, он делал очень быстро и сердито.
«Видно, потому он такой усталый», - понял Талиб.
Человек между тем вытащил из стола длинный список с названиями учреждений и организаций и стал звонить по очереди.
- В Совнаркоме твой Мухин не работает, - сказал он Талибу и поставил черточку против первого телефона.
Потом он еще долго звонил и каждый раз, положив трубку, повторял одно и то же.
- В ЦК партии не работает…
- В Реввоенсовете не работает…
- В Центральном Исполнительном Комитете не работает…
И наконец, опершись локтями о стол, сказал:
- В Наркомпроде есть Мухин Иван Михайлович, но в настоящий момент находится в долгосрочной командировке по доставке продовольствия Петрограду. Что будем делать?
- Он когда вернется? - спросил Талиб.
- Я же говорю, в долгосрочной. Может, месяц, может, два.
- Тогда он мне не нужен. Я без него обойдусь. Мне надо отца найти.
Человек в зеленом френче подробно объяснил Талибу, почему никак невозможно отыскать сейчас его отца.
Он записал имя и фамилию, все приметы, специальность и пообещал, что ЧК сделает все возможное.
На прощанье он вынул из того же ящика стола кусок хлеба и луковицу, дал их Талибу и велел прийти завтра.
- А сегодня вот тебе адрес, иди на улицу Полянку, в наше общежитие, там тебя спать положат. Скажешь, Удрис направил. Удрис - моя фамилия. Ян Карлович.
- Когда вы моего отца найдете? - спросил Талиб, стоя в дверях с куском хлеба.
- Трудно сказать, - ответил тот. - Во всяком случае, не завтра.
- Тогда я завтра не приду, - сказал Талиб. - Я сам буду искать.
прочел Талиб белую эмалированную вывеску на воротах длинного серого дома и даже остановился от удивления.
Еще раз перечитал. Все получалось, как в том ташкентском объявлении, которое он читал в чайхане почти год назад. Только там была одна Едвабная, которая, «вернувшись, возобновила прием», а здесь был еще к Едвабный.
«Теперь она в Москву вернулась», - подумал Талиб и пошел во двор направо.