— Что, что вы решили? — крикнул он нетерпеливо.
Она обернулась к нему: глаза ее сияли не меньше, чем голубое небо за окном.
— На фабрику! — крикнула она. — На фабрику, Сеня! Уж теперь-то в особенности на фабрику. Жить хочу, любить хочу, радоваться хочу, работать хочу и в университет хочу, как все, а не исключением…
Королев поднял ладони щитками, сказал:
— Конечно. Вопрос исчерпан. Теперь последнее слово: я обогнал на трамвае Хорохорина и по его удрученной морде видел — идет сюда. Что ему говорить?
— То есть что сказать? Возвращаюсь я в университет или нет?
— Да, да, чтобы уж путь к отступлению раз навсегда отрезать…
Зоя отошла к окну и задумалась — она и без того знала, что решает раз навсегда.
— Самое страшное тут то, — медленно выговорила она, — что я одного человека видеть не буду целыми днями, неделями, может быть…
— Это вы про кого? — лукаво спросил Сеня, и опять по-детски милым стало его лицо.
— Не важно про кого, — отвернулась она, — а важно, что это факт…
— Да и руки испортятся… — усмехнулся Сеня.
Зоя подняла голову:
— Я, Семен, руками дорожу не больше того, чем и всем остальным, чем дорожить надо ради здоровья и чистоты. А работой меня не удивишь, потому что я работать умею. Так, может быть, я еще и не хуже, а лучше жить буду — это так…
Сеня подошел к ней.
— Значит, и вся причина в самом страшном, что человек раз в неделю в субботу приедет, так, что ли?
— А он приедет?
— Он, Зоя, приедет.
Зоя быстро пожала его руки и отвернулась к окну — теперь, почему-то только теперь, на восемнадцатом году жизни, и только вместе с любовью пришла острая чуткость и к привлекательности улицы, и к красоте весеннего неба, в сравнении с которой все прошлые переживания и самые увлекательные радости стали тусклыми и пустыми.
— Итак, что же сказать Хорохорину, товарищи?
Молчавшая до сих пор Вера вскочила с места и всплеснула руками:
— Милые, как это хорошо! Зоя, ты решила так?
— Решила!
— Серьезно? Раскаиваться не будешь?
Зоя улыбнулась с некоторым высокомерием даже. Вера махнула рукой.
— Тогда ладно! С Хорохориным я сама поговорю! Ох, как это замечательно все выходит!
— Говорите! — разрешил с преувеличенной и смешной важностью, смеша Зою, Королев. — А мы пойдем, Зоя! Пойдем ведь? Лужи огромные, мальчишки кораблики пускают, солнце греет! Все это для вас завтра исчезнет… До воскресенья!
— И от этого только выиграет!
— Да! Одевайтесь, Зоя!
Она одевалась с веселой торопливостью. Вера следила за нею, за Королевым, ей помогавшим, и странно — она завидовала им. Какая-то смутная и жесткая мысль мелькнула в ее сознании. Она не додумала ее, но подошла к Королеву, впилась в рукава его пальто тонкими пальцами и крикнула ему в лицо:
— Ну, слушайте, Королев! Если вы ей… Ей, — она кивнула на Зою. — Если вы ей сделаете… — голос ее дрогнул истерически, — вот это… — у меня темнело в глазах, — ручки и ножки… Клянусь вам, я сама, сама перегрызу вам горло!
Она отшвырнула его руки и высунулась в окно. Королев обернулся к Зое, ничего не понимая. Она тихонько оттащила его в угол и шепнула:
— Ничего, ничего… Это она про то говорит… Она про аборт так говорит! Она думает, что и мы… так же, как другие…
Сеня понял тогда очень многое. Он как-то затих вдруг, потом подошел к Вере и, тронув ее руку, сказал глухо:
— Слушайте, Вера… Я вам честное слово даю, что вам не придется трудиться. Я бы сам себе горло перегрыз за это гораздо раньше вас!
Вера встала. И в ее глазах остались следы весеннего, насквозь влажного дня. Она улыбнулась, сказала:
— Какие вы счастливые!
Потом, отвернувшись к окну, заговорила тихо:
— Что бы я дала, чтобы идти сейчас, как вы, на улицу… Смотреть на все новыми какими-то глазами и понимать, что мальчишки играют в бабки, пускают кораблики… Солнце греет, весна идет…
Но стук в дверь перебил ее. Она подошла, крикнула: «Кто там?»— и сейчас же, запирая дверь, ответила громко:
— Одну секунду, обождите! Я одеваюсь!
Сеня посмотрел на нее с удивлением. Вера, торопливо толкая его в спину, прошептала:
— Идите сюда, в чулан, — там другая дверь на черный ход… Пусть он вас не видит, я будто бы ничего не знаю. Ступайте!
Они пошли через шкаф, давясь смехом, толкаясь в темноте.