Какая-то услужливая девушка принесла тыквенный кувшин со свежей водой. Деметрио дрожащими руками схватил его и жадно припал губами.
— Еще дать?
Деметрио поднял глаза. Лицо у девушки было грубое, но голос нежный.
Он смахнул тыльной стороной руки бисеринки пота со лба, повернулся на бок и устало поблагодарил:
— Да вознаградит вас бог!
И тут Деметрио начало так трясти, что задрожали ветки и трава, из которых были сделаны носилки. У него поднялся жар, и он потерял сознание.
— Нельзя человеку спать на улице, когда у него лихорадка, — сказала тетушка Ремихия, босая старуха в индейской юбке и рваном одеяле на плечах вместо рубахи.
Она предложила отнести Деметрио к себе в хижину.
Панкрасио, Анастасио Монтаньес и Перепел, словно верные псы, покорные воле хозяина, бросились к носилкам.
Остальные разбрелись промышлять съестное.
Тетушка Ремихия предложила гостям перец и лепешки — все, что у нее было.
— Водились у меня и куры, и яйца, и даже дойная козочка — представляете себе? — но проклятые федералисты все подчистили.
Потом она подошла к Анастасио и шепнула ему на ухо:
— Даже девочку тетушки Ньевес прихватили с собой, представляете себе?
Перепел внезапно открыл глаза и приподнялся.
— Слышал, Монтаньес? Выстрел!.. Вставай, Монтаньес.
Он так нещадно тормошил Анастасио, что храп наконец прекратился и Монтаньес проснулся.
— Чего прицепился, сучий сын!.. Я же сказал, мертвые не возвращаются, — проворчал полусонный Анастасио.
— Стреляют. Монтаньес!
— Ты что, Перепел, или тумака захотел, или тебе приснилось.
— Да говорю тебе, Анастасио, это не сон. Я уже о повешенных и думать забыл. Это впрямь выстрел. Не мог я ошибиться.
— Говоришь, выстрел? Что ж, посмотрим. Дай-ка сюда мой маузер…
Анастасио Монтаньес протер глаза, неторопливо потянулся всем телом и вскочил.
Они вышли из хижины. Небо было усеяно звездами, сверкавшими, словно драгоценные камни; в вышине блестел узкий серп луны. Из убогих жилищ донеслись приглушенные голоса испуганных женщин; лязгнуло оружие — мужчины, спавшие на открытом воздухе, тоже проснулись.
— Дурак! Ты же ногу мне повредил.
Голос прозвучал отчетливо и довольно близко:
— Кто идет?
Оклик заметался среди скал, пронесся над гребнями и котловинами и наконец растаял в отдалении, в тишине ночи.
— Кто идет? — еще громче рявкнул Анастасио, досылая затвор.
— Деметрио Масиас!
Отзыв раздался почти рядом.
— Это Панкрасио! — радостно воскликнул Перепел и тут же, забыв недавнюю тревогу, опустил винтовку.
Панкрасио конвоировал какого-то насквозь пропыленного парня. Пыль лежала на нем сплошным слоем — от американской фетровой шляпы до грубых ботинок. На одной из штанин пленника расползлось большое пятно крови.
— Откуда этот барчук? Кто такой? — спросил Анастасио.
— Стою я на посту, вдруг слышу — трава шуршит. Я кричу: «Кто идет?» — «Каррансо{9}», — отвечает этот субчик. Каррансо? Это что еще за птица? Получай-ка, брат Каррансо! Тут я и просверлил ему дырку в ноге.
И Панкрасио с улыбкой повернул к слушателям свое безбородое лицо, ожидая аплодисментов.
Тогда заговорил незнакомец:
— Кто здесь командир?
Анастасио, гордо подняв голову, смерил пришельца взглядом.
Парень сбавил тон.
— Понимаете, я тоже революционер. Меня насильно мобилизовали в ряды федералистов, но позавчера, во время боя, мне удалось сбежать. Я все ноги исходил, пока вас нашел.
— Ого! Да он федералист! — раздались изумленные возгласы.
— Значит, холуи! — заключил Анастасио Монтаньес. — Зря, Панкрасио, ты не продырявил ему котелок.
— А откуда я знал, зачем он явился? Он все твердит, что хочет поговорить с Деметрио: мол, ему бог знает сколько порассказать надо. Но это дела не меняет. Все в свое время. Нам спешить некуда, — ответил Панкрасио, поднимая винтовку.