– «Ну что дурачится-то, коверкает язык?» – подумала Лена. – Предложение интересное, но, как бы банально это ни звучало, я должна подумать. Если вы, товарищ генерал, считаете меня способной на принятие серьезных, ответственных решений, то не можете не признать такой мой ответ вполне естественным.
– Да, конечно, иного я и не ожидал, думайте, но недолго.
– Разрешите идти?
– Идите. – Генерал хмыкнул, опомнившись. – Ах, ну что вы, в самом деле, как в казарме… Конечно, идите, с Богом, товарищ лейтенант!
Как только за Леной закрылась дверь, генерал обернулся к стене.
– Люся, ты где там? Заснула?
Послышался легкий шорох, и в кабинет вошла женщина. Не молодая и не очень пожилая, скорее в последней фазе своей молодости. Не дурнушка и не красавица. Хотя, ее можно было бы назвать привлекательной, если бы не прямой, чуть крупноватый для модельного стандарта нос, добавлявший лицу толику непримиримой решительности; голодный, слегка прикрытый маской бесстрастия взгляд, как будто алчущий чего-то важного, на грани ломки, взгляд, одновременно и пронизывающий насквозь, и отсутствующий; осанка скорее хищная, чем сутулая; плотно сжатые губы, но не в показной значительности, как у ее начальника, а в ежеминутной готовности выпить то, чего так жаждал взгляд; нет, не крови, – фу, как банально, – а самой жизни, всего существа того несчастного, кого он выхватывал из толпы. Но «несчастный» редко имел возможность оценить выказываемый к нему таким образом интерес. Ни обычный человек, ни тренированный разведчик равно не могли задержать свое внимание на этой женщине, соскальзывая с нее взглядом, как с ничем не примечательного узора обоев на стене или мухи на потолке. Если что – никаких примет, никаких показаний. Как и не было человека рядом. Такая вот она, Людмила «Миледи» Карлова, психолог-гипнотизер, соратник, подельник и самое секретное оружие генерала Плещеева.
Подвизалась же миледи Чертановского, если можно так выразиться, «уезда», на ниве трафика живого товара через Украину в Турцию. Пользуясь своим даром внушения, зацеплялась языком с какой-нибудь девушкой на улице, заговаривала и аккуратно доводила до легкового автомобиля. «Все должно быть достоверно!» – взывал киногерой. Оно и было. Две подружки, мило беседуя, прогуливаются до автомобиля, в который одна из них и садится, без малейшего принуждения (где ей немедленно вкалывают парализующий яд). А другая, улыбаясь, машет ей ручкой, мол, «до свиданья, дорогая, завтра созвонимся». Но и такой достоверности было бы мало для операций подобной дерзости, ведь когда ясно, что человек пропал, начинают искать и находить свидетелей. А вот тут-то и вступал в силу второй дар «миледи», отвод глаз. Никто и никогда не мог припомнить ее в компании пропавшей девушки, а если и припоминал, то не мог сообщить никаких примет. А мест без камер наблюдения в Москве пока хватало. Все бы так и продолжалось, вплоть до счастливой эмиграции на Канары, если бы на нее не вышел, по своим криминальным каналам, генерал Плещеев. Некоторое время ушло на то, чтобы понять, что на генерала «эти штучки» не действуют, и «психогенно» им манипулировать не получится. Что ж, остаются и традиционные, проверенные средства манипулирования начальника секретаршей. А то, что с подводной лодки им обоим теперь не сбежать, придется принять как данность и, в конце концов, превратить эту лодку в рай для двоих, доведя все планы до успешного завершения. Единственное, что могла себе позволить «миледи», так это избегать чрезмерного знания адресов, паролей и явок, которые могли утяжелить ее личный балласт, если подводная лодка все-таки пойдет ко дну.
– Арик (оперативный в свое время псевдоним, а ныне дружеское «погоняло» маститого генерала, обыгрывавшее вариации имен Германий-Арминий/Герман-Арман(д)), эта сучка опасна. Я даже не могу сказать, насколько, ведь я… Не поверишь, но я не смогла ее «прочитать»! Она закрыта для моих методов. Даже Сазонов, этот официальный гадальщик твоей конторы, дает хотя бы небольшой засвет. А у этой как матовым стеклом все мозги закрыты. В общем, с учетом того, что уже о ней известно, я бы отнеслась к ней как к самому опасному противнику из всех, с кем мы имели дело до сих пор. Даже этот хакер-отморозок, Степан…
– Живучий?
– … да, он. С ним ведь мы облажались именно потому, что недооценили его. Ничего же не знали о его боевых навыках. И эта стерва, курировавшая его, явно гнала дезу. Иначе его бы убрали первым, в теплой постельке.
Карлова не стала уточнять, что именно ее нежелание влезать в подробности операций ее начальника помогло провалу со Степаном Живучим. Если бы она полистала отчеты его куратора, а, еще лучше, съездила бы и побродила по объекту, то сразу же поняла бы, что худенький мальчонка-программист – вовсе не тот, за кого себя выдает. Это, – пусть и недоученный, но прирожденный убийца-диверсант с навыком работы под прикрытием. Но и то хорошо, что другие подчиненные генерала вовремя заметили, в какую сторону продвигается анализ социально-политических данных группой, в которую входил Живучий. Еще немного, и вся тщательно выстраиваемая команда, а также и вся ее деятельность по смене власти в отдельно взятой стране могли полететь под откос…
Женщина продолжила:
– Так что с этой, так называемой, Багирой, мы не имеем права на ошибку, слишком поздно для того, чтобы менять планы на ходу, как ты говоришь, «с учетом оперативной обстановки», все поставлено на карту.
– Ну, значит, не будем ошибаться. Так ты на самом деле ничего не можешь сказать?
– В целом, нет. Хотя, было одно мгновение вашей беседы, за которое можно зацепиться. Ты расхваливал перед ней ее новое место работы, лил воду, как мы и договаривались. Вдруг, она остановила взгляд на твоем блокноте, причем не сразу, сначала скользнула по нему глазами рассеянно, потом вернулась и уперлась в него на какую-то долю секунды. На лице не отразилось ничего, никаких эмоций, но вот зрачки расширились, как будто ее что-то напугало. Потом, спустя эту самую долю секунды, ее взор снова расфокусировался, и она дальше спокойно выслушивала твои разглагольствования. Что это за блокнот? Могу я его полистать?
– Блокнот?.. Да вот он. Что в нем такого, не знаю. Обычные заметки, ничего секретного. В нашем смысле секретного, конечно. Бери, читай.
– Так… На обложке, ничего, черный кожзам, никаких надписей.
Карлова раскрыла блокнот и начала неспешно пролистывать его. Через пару минут закрыла и вернула хозяину.
– Нет, не вижу никаких зацепок. Даже если предположить невероятное, что она считала его как ваш Сазонов фотографию… Но ведь там ничего нет по нашим делам, даже отдаленно.
– Шутишь? Конечно, нет, и не может быть. Там то, и только то, что могло бы пригодиться в плане официальной темы моей беседы с лейтенантом Стерпеховой. Ну, и в аналогичных служебных случаях.
Лена и ее отец, полковник ФСБ Александр Стерпехов, неспешно прогуливались по алее парка.
– Ну что ты мне хотела рассказать?
– Папа, через два дня готовится покушение на президента. Водитель головной машины кортежа закодирован.
– ?
– Помнишь, английский детектив про скачки, где лошади привили условный рефлекс на свисток? Нечто подобное проделали с водителем. Без его ведома, конечно. По сигналу, какому, не знаю, он должен резко затормозить, так, что машина президента окажется посреди перекрестка неподвижной. В этот момент на нее обрушат море огня из всего, что стреляет и взрывается. Смертников подготовлено не меньше десяти, а то и больше. В заговор вовлечены генералы и офицеры ФСБ. Фамилия известна только одна – Плещеев. Ведь я же именно у него на приеме «считала» все это с его блокнота. Если ты не веришь, что я могу читать такие вот закрытые книги и блокноты, можем провести эксперимент. Важно то, что я считываю не только то, что написано, но и то, что было на уме у автора, когда он писал свой текст. Хотя это еще нужно попроверять. Ведь я могла только дар на чистый текст проверить, не вовлекая других, даже тебя.
Полковник минуту помолчал, обдумывая услышанное. Потом заговорил, как бы рассуждая сам с собой:
– Хорошо, допустим, мы изъяли блокнот. Проверили, нет там ничего про заговор.
– И не может быть. Не дурак же он, оставлять такую улику на столе. А что если я уже подготовила подмену, и в коридоре меня ждут понятые?
– Тогда остается только твое свидетельство. И кто в здравом уме ему поверит?
– Помнишь, что писал Энгельс? Я не проходила, перескажу с твоих слов: «почувствовав запах серы, мы должны немедленно начать производство святой воды в промышленных масштабах». Только такому вот параноику я бы доверила охрану особо важной персоны. И такой, да, поверит моим бредням.
– Ладно. Идем дальше. Что говорит твой дар про автора? Вдруг это не генерал Плещеев, а кто-то другой?
– Я уверена, что он. Но, хорошо, можно и не указывать фамилии. Достаточно, если ты просто сообщишь в ФСО.
– В ФСО?.. Нет. Я попробую связаться с Макеевым. Это бывший начальник президента, когда они оба были… ну, там, на боевом посту. Если я его смогу убедить, то и ФСО поверит твоему рассказу. Не знаю, надеюсь, Макеев будет хотя бы заинтригован и не выставит меня взашей. Так-то, сценарий обычный, банальный даже. Но вот его ключевой момент – фантастический. Кодирование здорового человека без его ведома. И не простого, а офицера такой службы, где психологическая устойчивость является основой всего, независимо от специализации. А источник сведений – вообще за гранью фантастики. Просто – за гранью….
Полковник помолчал. Потом продолжил:
– Кто-то еще засветился в контексте твоей встречи с Плещеевым? Я имею в виду как обычные формы «засветки», так и твои… необычные.
– Секретарши не было в приемной, когда я вошла. И за все время встречи я ее не видела и не слышала. Когда я уходила, ее тоже не было. Дура! Я же чувствовала присутствие человека и списала это на секретаршу. Похоже, ее не было на своем рабочем месте в приемной ни перед, ни во время, ни к окончанию моего визита.
– Но ведь мог кто-то быть и в соседнем кабинете?
– Вот именно что был. Я слышала и по-своему чувствовала присутствие людей в кабинетах по обе стороны от генеральского, еще когда шла по коридору. Но был еще кто-то, кто ментально (полковник поморщился) ... хорошо, психологически был связан именно с Плещеевым. Я и подумала, что это секретарша. Дура, дура, дура! Я же секретарш вообще за людей не считаю, вот и вылетело из головы…
– Не переживай. Ты же вспомнила. И еще не поздно и прочее вспомнить, не торопись. Секретарша… Я не держу в голове даже имена, не говоря о личных делах всех секретарш нашей конторы. Попробую выяснить, кто служит в этом качестве у Плещеева. «Кардиналишка» … Так его прозывали за глаза, не в лицо, конечно. «Эх, Джордж Мерри, все-таки ты хочешь пролезть в капитаны!»
– И вот еще что. Он для беседы усадил меня как-то странно. Не знаю, что мне не понравилось, но, когда я попробовала пересесть, слегка подвинув стул, генерал напрягся на какую-то долю секунды, сразу же взял себя в руки, но реплику выдал несообразную моменту.
– Наблюдатель за стеной?
– И не простой… Иначе что бы ему нервничать, мало ли, девушка стул подвинула. Как будто в тех стенах съемку вести не умеют. Нет, там что-то или кто-то непростой сидел. Секретарша? Пробей, пожалуйста, все по ней.
Полковник Зэран, не уходя из капитанской рубки, лично проследил по экрану внешнего обзора, как фрегат-разведчик с Консулом и его командой пересекли поверхность аномалии и мгновенно скрылись из вида. Став недоступными также и для всех типов сканеров и средств связи. Прошел час.