Так — не бывает! Но так — было.
Не бывает и такой лодочки. Но мы на ней ходили. Вкус речной воды — во рту до сих пор.
Держится дружелюбно. Но — уверенно. Не боится. Потому что глуп? Или — уверен в своих силах? Вот если бы сперва посмотреть его город, оценить его воинов…
Что у «Немого Убийцы» «в рукаве»? Он каждый раз придумывает что-то новое. Самый опасный враг — неизвестный враг. Метательные штычки в Мологе, «бой-телега» в Янине, эта лодочка — здесь…
Хорошо, пусть будет бой! И мы победим! — Цена? С кем ты, ярл, останешься на пепелище? Кто воткнёт нож тебе в спину после победы? Кто-то из тверских? Или из полоцких? Что станет с твоей женщиной? И неродившимся ещё сыном?
Воин, викинг не боится смерти. Умереть с мечом в руке — счастье. У язычника впереди чертоги Валхаллы. У христианина… царство божье — «блаженны павшие за правду».
«Так лучше, чем от водки и от простуд».
Только ярл — не воин. Точнее — не только воин. Он стал ярлом потому, что знал чуть больше остальных, думал чуть дальше. Думал об утре после битвы. Он знает, что бог, тот или иной, Иисус или Один, спросит:
– Что ж ты бросил своих? Что ж ты выбрал счастье своей смерти, оставив остальным несчастье их жизни? Жизни после поражения? Всё ли ты сделал для их спасения? И для спасения твоей собственной чести, ярл. Достоин ли ты войти?
Капитан покидает тонущий корабль последним. А командир? Последним погибает?
Паутинки. Ниточки человеческих отношений. Ты всю жизнь расправлял, распутывал, связывал их вокруг себя. Выкинешь? Клубком тополиного пуха в костёр смерти?
Они… они будут рады умереть. А ты? Тебя порадует зрелище их смерти? Что ты хорошего сделал в своей жизни, ярл? Кроме этих людей, кроме своего отряда? Ты ведёшь их, потому что они идут за тобой. Куда ты привёл их, ярл? В могилу?
Эти паутинки — твоё достояние. Только твоё. В печку?
Несколько забавно замечать оттенок патернализма, отцовского чувства, в отношениях между здоровенными, могучими норвежцами и их невысоким, немолодым, «неярким» ярлом. Ватага, братство не могут управлять кораблём — нужен кормщик, не могут эффективно воевать — нужен командир. И отряд постепенно превращается в семью, в «отцы и дети». «Равные» — потомства не оставляют.
«Голому собраться — подпоясаться» — русская народная… — А одетому «в любовь и дружбу», в паутину мира?
На берегу приняли швартов, «Ласточку» подтянули к пристани, мы встали, собираясь спрыгнуть на мостки вслед за нашими спутниками. И тут я выдал упорно копошившуюся в мозгу мысль:
– Решать вам. Надумаете уходить вверх по реке — неволить не стану. Вниз — не пропущу. И ещё… Прошёл год со смерти Володши. Княгинино вдовство… срок кончился. У меня есть попы. Если примешь веру православную, ежели охота будет, то и обвенчают вас. По закону христианскому. А весной… придёшь в Гданьск не… седатым полюбовником блудливой вдовушки, не слугой, хоть бы и верным, безместной княгини из-за печки, а мужем венчанным. Законным зятем князя Собеслава. С привенчанным сыном, рюриковичем-пасынком.
Сигурд дёрнулся. Кажется, нечто подобное он обдумывал. Не обязательно применительно к Гданьску — в основании собственного дома, где бы он не был, должны быть законные наследники от венчанных супругов.
Всё так же молча, пожёвывая губы, он сошёл на землю.
– Циля, а шо это у нас сегодня на обед?
– Картошка в депрессии.
– Шооо?
– Ну, пюре. Вроде картошка как картошка, но такая подаааавленная…
Картошки здесь нет. Но ярл выглядит… пюре-образно…
До сих пор я не сталкивался с такой разновидностью переселенцев. Ко мне приходили «голые и босые». Гонимые голодом, угрозой смерти. Нищие. Которых я кормил и одевал, лечил и учил.
Здесь «понаехальцы» — люди состоятельные. Что делать с такими?
У них есть шубы и серебро, слуги и оружие. Ресурсы. Их собственные. Которые они будут использовать. Себе на пользу.
Насколько их понимание об «их пользе» совпадает с моим пониманием «моей пользы»? Несовпадение — неизбежно. Конфликты — обязательны. Их ресурсы — повысят число и жёсткость.
Они восстанут против меня. Восстанут в надежде на свою победу.
«Обманутые надежды» — я их всё равно перережу. Но — цена?
«Знал бы где упадёшь — соломки подстелил бы» — русская народная…
Какая «соломка» надобна в этом случае?
Их имущество, по большей части, мне не нужно. Куда мне девать, например, их боярские шапки? По ёлкам развешивать? А оставить… Эти люди будут в них красоваться. Воспроизводить своим видом систему «святорусских ценностей». От которой меня тошнит. Мои люди будут пытаться стать похожими на этих… вятших. Так же нацепить «гайки» из золота — на пальцы, «ошейники» из серебра — на шеи… Хвастать родовитостью, богатством, платьем… Не делом.
Получается, что приём сколько-нибудь обеспеченных людей — Всеволжску противопоказан. Каждый должен начинать «голым». С нуля, равным. Сходно с кибутцами, таборитами, ессеями, монастырями, великим множеством религиозных сект самых разных религий.
«На сухую» — без дурмана какой-нибудь идеологии, без обещаний «вечного блаженства» от какого-нибудь «живого бога Вани», люди неохотно расстаются со своим имуществом. Обижаются, злобятся.
«Вы не в церкви, вас не обманут» — мне лжа заборонена.
Значит, люди обеспеченные, элиты всех видов — ко мне не придут. А если придут, то мне следует ограбить их до исподнего и применить в таком виде. Постоянно ожидая вспышки их озлобления.
Во Всеволжске к этому времени были уже люди, пришедшие со своим майном. Переселенцы из Пердуновки, например. Их имущество, вместе с ними самими, использовалось мною наравне с общегородским. Эти люди уже знали мои порядки — конфликтов не возникало. Что мне до того, что у Якова есть собственный полуторник? Если я уверен, что против меня он его не применит. А вот мне на пользу — очень может быть.
Несколько иначе владели изначальной собственностью «примученные» лесовики. Возложенная на них «ограниченная десятина», первичное разоружение, «сдавайте валюту» — не позволяли накопить ресурсы для противодействия мне.
Позже… Два процесса шли «рука об руку» — лесовики становились «моими людьми» и «обрастали жирком». Материальная невозможность мятежа сменялась моральной, экономической.
Пример Сигурда заставил задуматься о возможности появления в городе людей богатых. О вреде, от этого могущим произойти. Сходная тема звучала в моих мыслях при обдумывании судьбы Булгарского каравана. Теперь — стала яснее.
Мне не нужны в городе богатые пришлые. Ни в переселенцах, ни в гостях.
Резюме: вынести на края своей земли постоялые дворы, ужесточить пропускной режим.
Это было первое решение. Позже, как с деревянной черепичкой, пришлось перерешивать. Когда пошёл поток «кочующих земледельцев». Массы людей, категорически не желавших расставаться со своими коровёнками и лошадёнками. Что ж, пришлось несколько менять свои правила. Подгоняя «закон» под реальный народ.