— Конечно, если бы завел семью, а после попал бы в беду, тогда мои детки меня бы стыдились… Вот вашим-то девчушкам, мистер Джейси, нечего вас стыдиться, — протянул буфетчик, глядя ему в глаза.
Когда они вышли, какое-то необъяснимое любопытство толкнуло мистера Джейси Уильяма спросить у шерифа:
— Слушай, Том, а за что его посадили, не знаешь?
Шериф задумался, словно собираясь с мыслями.
— Он сказал, что пытался бежать. И ему, естественно, накинули срок. Да ведь ты, верно, имеешь в виду самый первый раз? Кажется, застрелил кого-то… Случайно, что ли. В общем, попал в переделку…
Уиллер вдруг обернулся к Джейси.
— А ты ведь и сам тоже из округа Крукшенк?
Джейси кивнул.
— Так это же все там и случилось. Кстати, его и зовут, как тебя, — Джеймс. Джеймс Бакстон. Не слышал о таком?
…Миссис Лиззи, как все называли жену Джейси, не возражала, чтобы в доме всегда была припасена бутылочка.
— Если уж прикладывается к рюмочке, так пусть уж у меня на глазах, — говаривала она приятельницам.
Не то, чтобы ее муж много пил — у нее ли на глазах или за ее спиной. Просто миссис Лиззи обожала преувеличивать. В этот вечер — как и обычно — глава семьи налил себе стакан виски с водой примерно за час до сна. Устроившись в любимом кресле, он медленно прихлебывал совсем слабую смесь.
Округ Крукшенк. Было бы что вспоминать. Земледелие? Куда там! Почва давно истощилась, плодородный слой смывался дождями. Леса? Все деревья свели почти до единого, новых не сажали. Пропащее, нищее место. Да и времена тогда настали тяжелые. Джеймс Бакстон. Конечно, Уильям помнил его. Этот самый Бакстон украл деньги, отпущенные на строительство дороги. Отстреливаясь от погони, ранил одного из преследователей. Но вовсе не смертельно. Тогда ему удалось уйти, скрыться, исчезнуть. Но кто-то стал распускать слухи, что Бакстон сколотил банду и собирается грабить подряд все банки, что есть в округе. И хотя потом выяснилось, что это пустые выдумки, умело подогреваемые кем-то страхи сработали. За поимку Бакстона объявили награду. Пять тысяч долларов. Человека, который получил эту сумму, так уж случилось, звали Джеймс К. Уильям.
Джейси допил последние капли и налил себе еще. Воды на этот раз он добавил совсем чуть-чуть. Тридцать лет прошло, но никто и не поминал дело Бакстона. Да здесь о нем никто и не знал: до Крукшенка отсюда путь неблизкий. Ни одна живая душа не подозревала, что процветание и благополучие Джейси Уильяма начались с денег, вырученных за предательство. Но теперь, похоже, об этом скоро узнают все.
Джейси старался припомнить лицо Бакстона молодым — каким оно было тридцать лет назад — и найти сходство с побитой физиономией буфетчика. Но память только подсказывала ему, что он мог где-то встречать этого человека. Когда же в последний раз он возвращался мыслями к Бакстону? Вроде бы никогда. Времени не было. И совесть его не мучила. А что? Получил деньги, перебрался в Колхаун, вкалывал до седьмого пота, женился, растил детей… У него и минуты праздной не было, чтобы ворошить прошлое.
«Ваши две девчушки… Должно быть, здорово гордятся своим папочкой…» — так, что ли, сказал Бакстон?
«Вашим деткам, мистер Джейси, нечего стыдиться за вас…» Что-то там такое мелькнуло в глазах у буфетчика при этих словах, подумалось Уильяму, и его охватила смутная тревога.
Что же он задумал, что у Бакстона на уме? Зачем он сюда заявился, почему именно сюда? Ведь не случайно же, это-то наверняка. Чего он хочет? Будет требовать денег? Шантаж? Чтобы я оплатил ему годы тюрьмы, избиения, издевательства, страшную жизнь в кандалах, за решеткой? Или отомстит по-другому? Выстрел из темноты? И тут у Джейси внезапно мелькнула еще одна догадка; рука, сжимавшая стакан, задрожала.
С чего бы вдруг Бакстон заговорил о его дочерях, дважды ведь упомянул их. Вот, значит, как он собрался отомстить. И что же теперь он, Джейси, может поделать? А вот что. Немедленно к шерифу. Искать защиту у закона. Он вскочил на ноги и тут же бессильно рухнул в кресло.
Если он пойдет к шерифу, придется рассказать все от начала до конца. Не иначе. Бакстона помиловали, а не просто освободили условно. Ничем он Джейси прямо не угрожал, законов никаких не нарушал. Так что шериф только удивится: «Ничего не понимаю, Джейси. С чего вдруг Бакстон вздумает вредить тебе или твоим дочерям?»
Потому что тридцать лет назад, придется объяснять в ответ, я разговаривал с шерифом округа Крукшенк вот так же, как сейчас с тобой. И донес ему, что Бакстон скрывается в сарае у своего дядюшки. После чего шериф Лоустофт с тремя помощниками отправился прямехонько в указанное место и взял Бакстона, даже и не пытавшегося сопротивляться. Бакстон предстал перед судом и получил причитающийся ему срок, а я получил причитающиеся мне по закону пять тысяч долларов.
Если он расскажет все это Тому Уиллеру, тот, разумеется, обеспечит ему безопасность. Страхам его придет конец. Политической карьере тоже. Да и всей его жизни видного и уважаемого гражданина этого славного города.
Ибо Джейси хорошо знал людей, среди которых жил. Никто и никогда не бросит ему обвинения прямо в лицо, никто и никогда не станет глумиться над ним или плевать в его сторону. Но и руки никто не подаст. Никто в городе никогда больше ему не улыбнется, не остановится переброситься словечком, не спросит у него совета. И голосовать за него никто не станет. Он словно наяву уже слышал, что они будут говорить друг другу, да ведь он и вправду знал, что они скажут.
Джеймс Калвин Уильям мог бы быть уличен в разврате, мог совершить убийство — если бы его и не простили, то и осуждать не стали.
«Копни поглубже, так кто из нас без греха?» — понимающе говорили бы они.
Но когда станет известно, что он получил деньги за донос, прощения не будет.
«Конечно, я не бог весть какой праведник, но никогда не предавал ближнего за деньги», — будут говорить они.
Все эти мысли, однако, мигом вылетели из головы, как только Джейси взглянул на часы. Он окликнул жену: в это время она всегда выходила на кухню подогреть стакан молока, которое потихонечку пила, читая ежевечернюю главу из Библии.
— Лиззи! — позвал он. — А где девочки? Почему их нет до сих пор?
Джейси не расслышал, что она ответила, но тут Лиззи появилась в дверях. Она уже переоделась в халат, в волосах торчали бигуди.
— …Кончится не раньше полуночи, — договорила жена фразу, начатую еще на кухне.
— Что кончится не раньше полуночи? — переспросил он, со стуком поставив свой стакан.
Она укоризненно посмотрела на него, поджав губы с деланным осуждением и покачала головой.
— Я уж и не знаю, где ты витаешь мыслями, Джейси. Не помнишь ни единого слова из того, что я тебе рассказывала. Повторяю, а ты слушай внимательно, наконец. Девочки поехали в Три Ключа на осенний бал в тамошней школе. Вместе со всем классом… — она запнулась. — Непонятно, что ты хмуришься? Совершенно не о чем беспокоиться. Наш священник, преподобный Пауэлл…
При этих словах необъяснимая тревога охватила Джейси. Он отчаянно пытался найти причину внезапно объявшего его страха. Чем его так перепугало упоминание о настоятеле, облупившейся деревянной церквушки возле хлопкоочистительной фабрики?
Жена продолжала говорить, не сводя пристального взгляда с его лица.
— …Так возражал, чтобы девочки ехали ночью в машинах вместе с ребятами чуть ли не через весь округ, убеждал нас, что это небезопасно и неприлично, что кое-кому из них может вздуматься заехать в какой-нибудь подозрительный дансинг или бог знает куда еще… Короче, он настоял, чтобы они все ехали туда и обратно в школьном автобусе. Многие мальчики, говорят, были весьма недовольны, но…
Наконец-то у Джейси мелькнула разгадка, и ему сразу стало очень страшно.
— Погоди… Кто за рулем автобуса?
Они оба знали, что шофер школьного автобуса по вечерам — с шести до двенадцати — подрабатывает на городской электростанции.
— Да в чем дело? — растерянно спросила жена.
— Кто за рулем автобуса? — рявкнул он.
— Ну, этот, с багровой физиономией такой. Как же его зовут… Священник же говорил… Да ты ведь должен его знать — работает у Тербифула. Ну, весь еще в шрамах…
…Они все стояли в конторе шерифа, потупив головы, украдкой поглядывая друг на друга.