Подавив зевок, он осмотрел затемненные границы комнаты видеонаблюдения охраны музея. Хотя на деле это помещение называлось иначе — это была Служба Поддержки Планетария. Здесь размещались компьютеры, программное обеспечение, блоки накопителей NAS и сервера изображений, которые воспроизводили куполообразное видео в сердце планетария музея. Эта комната скрывалась в одном из закутков шестого этажа, прямо над вершиной купола планетария — вот, почему стекло на дальней стене было изогнутым. Насколько д’Агоста мог понять, в то время, когда музей активно устанавливал камеры видеонаблюдения, никто и не задумывался о том, что кому-то действительно может понадобиться просмотреть записи прошедших лет или месяцев. Именно поэтому лучшие мониторы для просмотра архивных записей службы безопасности находилось именно в комнате Службы Поддержки Планетария, где они пригождались чаще, чем в рубках охранников. Без сомнения, такая «гениальная» идея принадлежала какому-нибудь бухгалтеру, который предложил начальству отличный способ сэкономить.
Основная проблема состояла в том, что в часы работы музея освещение в этой комнате должно было быть очень приглушенным, почти отсутствующим. Иначе свет мог проникнуть через одностороннее стекло в куполе планетария и испортить иллюзию, которую посетители наблюдали с нижних мест. Все мониторы для просмотра записей с камер были отвернуты от этого единственного окна. А еще здесь было тесновато: д’Агосте и его детективам — Хименесу и Конклину — приходилось сидеть практически друг у друга на коленях, деля между собой три доступные рабочие станции для воспроизведения записей службы безопасности. Д’Агоста сидел здесь, в темноте уже несколько часов, вглядываясь в маленький зернистый экран, и в глубине его глаз уже начала нарастать противная ноющая боль. Однако что-то заставляло его продолжать работу. Возможно, дело было в страхе, что если эти видеозаписи не попадут в цель, дело снова превратится в «висяк».
Внезапно темная комната заполнилась взрывом блестящего света: в планетарии, за пределами окна и ниже только что произошел Большой Взрыв. Д’Агоста должен был помнить об этом — он ведь, в конце концов, уже не раз слышал эту демонстрацию, но Большой Взрыв каждый раз заставал его врасплох и заставлял подпрыгивать на месте. В этот раз — тоже заставил. Лейтенант закрыл глаза, но было слишком поздно: от вспышки света перед ними уже принялись плясать разноцветные звездочки.
— Черт побери! — услышал он голос Конклина.
Теперь оглушительная музыка ворвалась в тесное пространство. Он сидел неподвижно с закрытыми глазами, пока звезды не исчезли, а музыка немного не стихла. Затем он открыл глаза, поморгал и попытался сосредоточиться на экране перед собой.
— Ничего? — спросил он.
— Нет, — ответил Конклин.
— Ничего, — сказал Хименес.
Он знал, что задал глупый вопрос. В конце концов, если б его люди что-то заметили, они бы незамедлительно дали об этом знать. Но он все равно спросил, теша себя безумной надеждой, что, просто произнося это, он и впрямь может заставить нечто произойти и сдвинуть дело с мертвой точки.
Запись, которую он просматривал — обзор главного входа в Зал Морских Обитателей с пяти до шести часов вечера в субботу 12 июня (в день, когда был убит Марсала) — подошла к концу, так и не выявив ничего интересного. Д’Агоста закрыл окно щелчком курсора, снова потер уставшие глаза и провел линию через соответствующую запись в блокноте, лежавшем между ним и Хименесом. Следом он вызвал главное меню программы безопасности, чтобы выбрать другое, еще не просмотренное видео. С явным отсутствием энтузиазма, он выбрал следующее видео из серии: Зал Морских Обитателей, камера главного входа, 6 — 7 PM, 12 июня. Он перемотал видеозапись, сначала на двойной скорости, потом — на четырехкратной, а затем, когда зал стал совершенно пустым — на восьмикратной скорости.
Ничего.
Вычеркнув и эту запись, он решил для разнообразия выбрать камеру, обзор которой охватывал южную половину Большой Ротонды. Время — с 4 до 5 часов вечера. Опытной рукой он включил цифровую запись с самого ее начала, переключил дисплей в полноэкранный режим, а затем начал воспроизведение на нормальной скорости. С высоты птичьего полета Ротонда оживилась, и потоки людей двинулись по экрану справа налево. Приближалось время закрытия, и они массово направлялись к выходу. Д’Агоста протер глаза и присмотрелся внимательнее, решив сконцентрироваться, несмотря на паршивые условия работы. Он смог различить охранников на их постах, ассистентов с покачивающимися флажками на палочке, прокладывающими свой путь через толпу, а также волонтеров на стойке информации, которые начали убирать на ночь карты, листовки и просьбы о пожертвованиях.
Оглушительный рев планетария раздался из-за дальней стены. Послышались крики и аплодисменты зала: происходило формирование Земли — все в струях горящего газа, ореолах света и огненных шарах. Стул д’Агосты завибрировал от глубоких басовых нот органа так сильно, что он почти сваливался с него.
Дерьмо.
Он оттолкнул себя от экрана грубым толчком. С него было достаточно. Завтра утром он вернется к Синглтону, проглотит свою гордость, поцелует его в задницу, начнет пресмыкаться, сделает все, что будет необходимо, чтобы его переназначили на то ужасное убийство в Верхнем Ист-Сайде.
Вдруг он замер. А затем поспешно вернулся к видеоэкрану, пристально вглядываясь в него. Он безотрывно смотрел на изображение примерно тридцать секунд. Затем, пальцами, почти дрожащими от нетерпения, нажал на кнопку перемотки и повторно запустил видео, находясь всего в дюймах от экрана. Затем он запустил его снова. И снова.
— Матерь Божья, — прошептал он.
Он был там — фальшивый ученый.
Д'Агоста взглянул на распечатку фоторобота Бономо, приклеенного к боковой поверхности монитора Хименеса, а затем перевел взгляд обратно на экран. Это явно был он. Он был одет в легкий плащ, темные брюки и кеды без шнуровки на резиновой подошве, создав себе облик, не привлекающий никакого внимания. А еще это был не совсем стандартный наряд для ученого. Д'Агоста наблюдал, как он прошел через входные двери, огляделся — видимо, чтобы отметить расположение камер — заплатил за визит и проследовал через пропускной пункт безопасности, пересекая Ротонду. Он двигался против выходящего потока, прежде чем исчезнуть из поля зрения. Д'Агоста перемотал запись снова, поражаясь крутости мужчины и почти наглой медлительности его походки.
Господи. Вот он.
В волнении он повернулся, чтобы объявить о своем открытии, когда заметил темную фигуру, стоявшую над ним.
— Пендергаст! — удивленно воскликнул он.
— Винсент. Я получил сообщение от миссис Траск, что вы, хм, разыскивали меня. В срочном порядке.
Пендергаст осмотрелся, его светлые глаза изучили комнату.
— Места в ложе с видом на космос — как стимулирующе. Что происходит, скажите на милость?
В нынешнем возбужденном состоянии, д’Агоста забыл свое предыдущее раздражение, адресованное агенту.
— Мы нашли его!
— Господа Бога?
— Нет, нет! Фальшивого доктора Уолдрона! Прямо здесь!
Выражение, которое можно было прочесть, как нетерпение, промелькнуло по лицу Пендергаста.
— Фальшивый кто? Я не в курсе.
Хименес и Конклин столпились вокруг монитора, пока д’Агоста объяснял.
— Помните, в последний раз, когда вы были здесь, вы интересовались приезжим ученым, с которым работал Виктор Марсала? Ну, того, чьи учетные данные оказались ложными. А теперь посмотрите: я обнаружил его, его приход в музей в 4:20 вечера в тот самый день — в день, когда был убит Марсала!
— Как интересно, — произнес Пендергаст скучающим голосом, уже направляясь к двери. Он, казалось, уже потерял всякий интерес к делу.
— Мы сделали фоторобот, — продолжил д’Агоста, — и вот он. Сравните этого парня на экране с фотороботом, — д’Агоста сорвал лист с боковой поверхности монитора Хименеса и протянул его агенту. — Это совпадение. Взгляните!
— Рад слышать, что дело продвигается хорошо, — сказал Пендергаст, приближаясь к двери. — Я боюсь, что мое внимание сейчас полностью поглощено кое-чем другим, но я уверен, что расследование в надежных руках…
Он умолк, как только его взгляд упал на портрет, который д’Агоста протягивал ему. Его речь прервалась, и он замер, вновь превратившись в мраморное изваяние. Лицо его при этом — если это было вообще возможно — стало бледнее обычного. Он протянул руку, взял лист и пристально вгляделся в лицо на нем, слегка шурша бумагой. Затем он опустился на свободный стул у стены, все еще держа в руках бумагу и смотря на нее с повышенным вниманием.
— Бономо проделал чертовски хорошую работу, — заметил д’Агоста. — Теперь все что нам остается сделать, это выследить этого сукиного сына.
Мгновение Пендергаст не отвечал. Когда он, наконец, заговорил, его голос был таким мрачным, что, казалось, он звучит из могилы.
— Воистину удивительно, — наполовину прошептал он. — Но нет никакой необходимости выслеживать его.
Эти слова заставили д’Агосту встрепенуться.
— Что вы имеете в виду?
— Я недавно познакомился с этим джентльменом. На самом деле, совсем недавно, — и рука, держащая фоторобот, очень медленно опустилась, в то время как лист бумаги соскользнул на пыльный пол.
Лейтенант д’Агоста никогда прежде не бывал в оружейной комнате Пендергаста в особняке на Риверсайд-Драйв. В этом доме вообще было очень много комнат, которые ему так и не довелось увидеть — лабиринты и хитросплетения его помещений казались бесконечными. Однако эта комната стала для лейтенанта приятным сюрпризом. Его отец был заядлым коллекционером стрелкового оружия, и д’Агоста перенял его интерес — пусть и в несколько меньшей степени. Осмотревшись здесь, лейтенант с любопытством отметил в коллекции Пендергаста несколько поистине редких экземпляров. Комната казалась небольшой, но обставлена была роскошно — богатства ей добавляли палисандровые стены и кессонный потолок. Два огромных гобелена — очевидно, очень старых — висели друг напротив друга. Остальные стены были уставлены встроенными шкафами с запертыми стеклянными дверцами, за которыми покоилось удивительное разнообразие классического оружия. Казалось, некоторые экземпляры были старше Второй Мировой Войны. Здесь обретались винтовка «Ли-Энфилд 303» и «Маузер» модель 1893-го года — оба в идеальном состоянии. Здесь же нашли свое пристанище очень редкий «Люггер» .45 калибра, ружье на слона «577 Нитро Экспресс» Уэстли Ричардса со стволом, инкрустированным слоновой костью, револьвер Самуэля Кольта .45 калибра одинарного действия (прямо со старого Запада — с семью зарубками на рукоятке) и множество других винтовок, дробовиков и пистолетов, которые д’Агоста был не в силах идентифицировать. Он прохаживался из стороны в сторону, разглядывая каждый экспонат и одобрительно насвистывая себе под нос.