— «Ну, продолжай. Я буду вынуждена научиться делать с кружком Осборнов еще что-нибудь, кроме как острить на их счет».
Эмма закончила свое повествование.
— «И, таким образом, ты действительно вовсе не танцевала с Томом Масгрейвом? Но он должен был тебе понравиться, он должен был совершенно тебя поразить».
— «Мне он не нравится, Элизабет. Я допускаю, что его внешность и выражение лица могут быть привлекательными, и что его манеры, вернее его обращение, в известном смысле приятны. Но больше я не увидела ничего, чтобы им восхищаться. Напротив, он кажется очень пустым, очень тщеславным, глупо стремится выделиться, и некоторые способы, к которым он для этого прибегает, достойны совершенного презрения. Возможность посмеяться над ним меня несколько позабавила, но его компания не доставила мне другого приятного чувства».
— «Милочка моя, Эмма! Ты не похожа ни на кого на свете. Хорошо, что рядом нет Маргарет. Ты не обижайся на меня, я, хотя и с трудом, могу тебе поверить. Но Маргарет никогда бы не простила таких слов».
— «Хорошо бы, чтобы Маргарет не могла услышать, как он признавался в своем безразличии к тому, что она уехала, он заявил это спустя, кажется, всего два дня, как виделся с ней».
— «А! Это так похоже на него. И это человек, который, как она хочет думать, отчаянно влюблен в нее. У меня он не в фаворе, как ты хорошо знаешь, Эмма, но ты должна думать о нем благосклонно. Можешь ты, положа руку на сердце, сказать, что это не так?»
— «Конечно, могу, даже две руки, и распахнуть их как можно шире».
— «Мне бы хотелось знать, о каком человеке ты думаешь благосклонно».
— «Его зовут Ховард».
— «Ховард! Боже мой. Я не могу думать о нем иначе, как о карточном партнере леди Осборн, который выглядит гордым. Я должна признаться, однако, что это дает мне надежду, что ты думаешь о Томе Масгрейве то, что говоришь, мое сердце было полно дурных предчувствий, что ты увлечешься им, как и другие. Ты так решительно говорила накануне, и я боялась, что твое хвастовство будет наказано. Я надеялась только, что это будет единственный раз, и он не будет больше уделять тебе много внимания, женщине очень тяжело устоять против льстящего ей мужчины, когда он стремится доставить ей удовольствие».
Когда их небольшой дружеский обед закончился, мисс Ватсон не могла удержаться, чтобы не отметить, как уютно он прошел.
— «Мне так приятно», — сказала она, — «когда что-то проходит мирно и добросердечно. Невозможно сказать, до чего я ненавижу ссоры. Сейчас, хотя у нас не было ничего, кроме жареной говядины, какой вкусной она показалась. Мне бы хотелось, чтобы всех было так же легко удовлетворить, как тебя, но бедная Маргарет такая капризная, и Пенелопа считает, что она предпочитает ссору всему остальному».
М-р Ватсон вернулся к вечеру, от дневных упражнений ему не стало хуже, и соответственно он был доволен тем, что сделал, и не прочь поговорить об этом, сидя на своем месте у камина.
Эмма не ожидала ничего интересного для себя в подробностях визитов, но когда она услышала, что упомянули о м-ре Ховарде как о проповеднике, прочитавшем прекрасную проповедь, она навострила уши.
— «Я не помню, когда я в последний раз слышал более умную лекцию», — продолжал м-р Ватсон, — «или лучше произнесенную. Он читает удивительно хорошо, очень уместно и в очень выразительной манере, и в то же время без театральных ужимок и надрыва. Признаюсь, мне не нравится, когда на кафедре ведут себя слишком активно, не нравятся напускные манеры и вычурные модуляции голоса, которые присущи очень многим этим популярным проповедникам, вызывающим восхищение. Простая манера говорить намного лучше возбуждает религиозное чувство, и говорит о хорошем вкусе. М-р Ховард читает как знаток и как джентльмен».
— «А что вы ели на обед, сэр?» — спросила его старшая дочь.
Он описал блюда и рассказал, что ел сам.
— «В целом», — добавил он, — «у меня получился очень приятный день, мои старые друзья чрезвычайно удивились, увидев меня у себя, и я должен признаться, что каждый стремился оказать мне большое внимание, и, казалось, сочувствовал мне, как инвалиду. Они заставляли меня садиться рядом с камином, а так как куропатки сильно пахли, д-р Ричардс отослал их на другой конец стола, чтобы они не раздражали м-ра Ватсона, что, я полагаю, было очень мило с его стороны. Но что мне понравилось больше всего, так это внимание м-ра Ховарда. В комнату, где мы обедали, вел крутой лестничный пролет, который не совсем согласуется с моими подагрическими ногами, и м-р Ховард поднялся ко мне снизу и заставил принять его руку. Подобное поведение очень подобает такому молодому человеку, но я не притязал на это, так как никогда раньше его не видел. Кроме этого, он потом осведомлялся об одной их моих дочерей, но я не помню о которой. Я полагаю, вы сами знаете».
На третий день после бала, когда Ненни без пяти три начала суетиться в гостиной с подносом и подставкой для ножей, внезапный звук резких ударов, производимых концом кучерского хлыста, заставил ее подойти к входной двери, и хотя мисс Ватсон приказала никого не впускать, она вернулась через полминуты в испуганном смятении, чтобы открыть дверь гостиной для лорда Осборна и Тома Масгрейва.
Можно представить изумление обеих молодых леди. Никакой визитер в этот момент не мог быть желанным, но эти визитеры, по крайней мере, лорд Осборн, знатный человек и незнакомый с ними, действительно причинял неудобство. Он сам выглядел немного смущенным: будучи представленным его непринужденным говорливым другом, пробормотал что-то невнятное о чести видеть м-ра Ватсона. Хотя Эмма не могла не приписать честь этого визита себе, она была далека от того, чтобы ему радоваться. Она чувствовала несовместимость этого знакомства со скромным образом жизни, который они вынуждены были вести, и приученная в семье своей тети к более утонченной жизни, была очень чувствительна к тому, что в ее нынешнем доме могло вызвать насмешку у богатых людей. О боли, которую вызывали подобные чувства, Элизабет знала очень мало, ее менее изощренный разум или более верное суждение уберегли ее от подобного чувства унижения, и хотя она чувствовала свое низкое положение, она практически не ощущала стыда.
М-р Ватсон, как уже слышали джентльмены от Нэнни, недостаточно хорошо себя чувствовал, чтобы сойти вниз. Со многими предосторожностями они сели, лорд Осборн около Эммы, а незаменимый м-р Масгрейв в приподнятом настроении от осознания собственной важности, с другой стороны камина около Элизабет. У лорда Осборна не было недостатка в словах, но когда он выразил надежду, что Эмма не подхватила простуду на бале, то некоторое время больше не находил, что сказать, и только позволял себе изредка бросать короткие взгляды на свою прекрасную соседку. Эмма не собиралась сильно беспокоиться о том, чтобы его занимать, и, после тяжкого раздумья, он произвел на свет замечание о том, что нынче прекрасный день и продолжил его спросив,
— «Вы гуляли нынче утром?»
— «Нет, милорд. Мы подумали, что для этого слишком грязно».
— «Вы бы одели полуботинки». — После следующей паузы, — «ничто так не обрисовывает изящную щиколотку, как полуботинки, желтоватые галоши с черным смотрятся очень хорошо. Вам не нравятся полуботинки?»
— «Нравятся, но если они не настолько крепкие, чтобы это повредило их красоте, они не годятся для деревенских прогулок».
— «Леди следовало бы кататься верхом в грязную погоду. Вы катаетесь верхом?»
— «Нет, милорд».
— «Я удивляюсь, почему все женщины этого не делают. Женщина нигде так хорошо не смотрится, как на спине лошади».
— «Но не каждая имеет к этому склонность или средства»,
— «Если бы они знали, как им это идет, то все имели бы склонность, и, я думаю, мисс Ватсон, когда у кого-то есть желание, средства вскоре найдутся».
— «Ваша светлость думает, что все зависит от нас самих. Это пункт, по которому леди и джентльмены сильно расходятся. Но, не претендуя на истину, могу сказать, что некоторые обстоятельства вне их власти. Женская бережливость может многое, милорд, но не может превратить маленький доход в большой».
Лорд Осборн промолчал. Ее манера не была нравоучительная или саркастичная, но было что-то в ее мягкой серьезности, что, наряду с самими словами, заставило его светлость задуматься, а когда он обратился к ней снова, он сделал это с почтительным уважением, совершенно непохожим на тот наполовину скованный, наполовину нахальный тон его первых замечаний. Для него было внове желать сделать приятное женщине, он даже впервые почувствовал, как следует вести себя с женщиной, находящейся в положении Эммы. Но так у него не было недостатка в разуме и хороших манерах, то его чувства не пропали втуне.
— «Вы недавно сюда приехали, как я понял», — сказал он вежливым тоном, — «Я надеюсь, вам понравится здесь».
Он был вознагражден любезным ответом и более длительным взглядом на ее лицо, чем она ранее даровала. Непривыкший делать усилия, и счастливый тем, что может глядеть на нее, он затем сидел молча несколько минут, пока Том Масгрейв болтал с Элизабет, до тех пор, пока их не прервало появление Нэнни, которая, приоткрыв дверь и просунув голову, сказала:
— «Будьте добры, мэм, хозяин хочет знать, почему ему не подают обед».
Джентльмены, которые до сих пор игнорировали все признаки подготовки к обеду, какими бы они не были явными, сейчас вскочили с извинениями, пока Элизабет торопливо велела Нэнни передать Бетти, чтобы та отнесла наверх птицу.
— «Я прошу прощения, что так получилось», — добавила она, поворачиваясь дружелюбно к Масгрейву, — «но вы знаете, что мы рано обедаем».
Тому нечего было сказать, он знал это очень хорошо, и такая очевидная скромность и неприкрытая истина сильно смутили его. Любезности лорда Осборна заняли некоторое время, его желание говорить, казалось, увеличивалось вместе с укорочением срока, в течение которого он мог рассчитывать на снисхождение. Он рекомендовал прогулки, невзирая на грязь, снова превознес полуботинки, умолял позволить его сестре послать Эмме имя ее сапожника, и в заключение сказал:
— «Я буду охотиться с гончими в этих местах на будущей неделе. Я надеюсь, что они будут пробегать через стэнтонский лес в среду в девять часов. Я говорю это в надежде, что вы найдете возможность посмотреть, как это будет происходить. Если утро будет сносным, умоляю, окажите нам честь лично пожелать нам удачи».
Сестры поглядели друг на друга в изумлении, когда их визитеры ретировались.
— «Это неслыханная честь!», — воскликнула, наконец, Элизабет. — «Кто бы мог подумать, что лорд Осборн посетит Стэнтон. Он очень красив, но Том Масгрейв выглядит тоже ничего, из них — самый остроумный и светский. Я рада, что милорд ничего мне не сказал, я бы ни за что на свете не нашлась, что сказать такой важной персоне. Том был очень мил, не правда ли? Но ты слышала, как он спрашивал, где сейчас мисс Пенелопа и мисс Маргарет, когда вошел? Это выводит меня из себя. Я рада, что Нэнни не успела постелить скатерть, это было бы так неловко, один только поднос еще ничего не означает».
Говорить, что Эмма осталась нечувствительна к визиту лорда Осборна, значит заявлять невероятную вещь и описывать очень странную молодую леди, но ее удовольствие никоим образом нельзя было назвать полным. Его посещение было такого рода знаком внимания, который мог польстить ее тщеславию, но не удовлетворял ее гордости, она бы даже предпочла узнать, что он не планировал зайти к ним, пока не оказался в Стэнтоне. Среди других неприятных мыслей было удивление: почему м-р Ховард не воспользовался такой же привилегией сопровождать его светлость и нанести им визит, но она сочла за лучшее предположить, что он либо ничего о нем не знал, либо не захотел принимать участие в мероприятии, которое могло быть расценено и как дерзость, и как признак уважения.
М-р Ватсон был далеко не обрадован, когда услышал о произошедшем, слегка раздражительный из-за постоянной боли и не расположенный радоваться, он только обронил: