Франческо не заставил их повторять. Когда он исчез между первых домов деревни, жандармы вошли к Виолетте. К ним присоединился инспектор.
Виолетта, отвернувшись к стене, время от времени кричала и не отвечала ни на один вопрос. Не обращая внимания на ее крики, жандармы тщательно обыскали кибитку изнутри.
Было три часа ночи.
Потом из окна высунулась Пажи. Ее увидели не Сразу, потому что ночь становилась все темнее. К кибитке подошел инспектор.
Он не очень рассчитывал задержать преступника. Ночь пропала зря. Люди напрасно сидели в засаде.
— Можно войти? Полиция! Лицо Пажи окаменело.
— Мы спим. Она знала закон.
Инспектор коротко переговорил с другим полицейским, в форме. Тот грубо и недвусмысленно объяснил ему, куда он засунет этот закон. И потом, можно ли считать кибитку нормальным жилищем? В любом случае можно быть уверенным, что у этих женщин не в порядке документы. Значит…
Инспектор посмотрел на дверь, казалось, качавшуюся над тремя ступеньками. Кто знает, может быть она даже не была заперта?
Прежде чем он подошел, дверь открылась… Вышла Антуанетта.
Все ясно услышали звук поворачивающегося в замке ключа.
Антуанетта не успела сделать и трех шагов, как ее окружили полицейские.
— Куда ты идешь?
— Я гуляю, — ответила Антуанетта с притворно скромным видом.
Инспектор почувствовал, что в нем поднимается волна непреодолимой ярости.
— Берегись, малышка! Как бы тебе не нажить неприятностей! Кто у тебя?
— Моя мать.
— А еще?
— Никого.
— А парня случайно нет? Блондина лет девятнадцати?
— Что вы выдумываете? — удивилась Антуанетта, взмахнув ресницами.
Одна за другой гасли звезды. Ночь приобрела чернильный цвет. Приближалась гроза. Инспектор включил фонарик и прикрепил его над дверью. Свет падал на Антуанетту и полдюжины полицейских, преграждавших ей путь.
В руках у Антуанетты была плетеная корзинка.
— Я шла за грибами, — мило объяснила она.
— Хватит выдумывать! Открой нам!
— У меня нет ключа.
— Позови свою мать.
— Она опять заснула.
Они несколько раз ударили в дверь, но не получили никакого ответа. Зато услышали грохот передвигаемой внутри мебели, доказывавший, что в кибитке не спали.
— Ладно, — сказал инспектор. — Как бы то ни было, ждать осталось недолго.
— Я могу идти? — простодушно спросила Антуанетта.
— Я тебя предупреждаю, — зарычал инспектор. — Если мы найдем подозреваемого у вас, это будет дорого стоить и тебе, и твоей матери! А теперь убирайся!
— Спасибо, месье, — крикнула Антуанетта, — я пойду поздороваюсь с Виолеттой. Кажется, она подыхает! Я хочу взглянуть…
Теперь полицейские даже не пытались прятаться. Они окружили кибитку плотным кольцом.
Наконец стрелки часов показали четыре. — Открывай, или я выломаю дверь! — закричал инспектор.
Пажи со спутанными волосами, часто моргая глазами, бормоча проклятья, похожая на ужасные видения апокалипсиса, повернула ключ и отодвинула засовы.
Полицейские ворвались внутрь.
Они увидели матрац, прикрытый красным одеялом, швейную машинку, три сундука, керосиновую лампу, два литра жавелевой воды, сваленные в кучу прутья для плетения корзин, несколько кастрюль и старое тряпье. Полицейские перевернули все.
Никаких следов Кристофа.
Они и не подумали извиниться перед Пажи, отекшее лицо которой, пока они уходили, не выразило ни радости, ни возмущения.
Через некоторое время она улыбнулась.
Хлынул проливной дождь.
— Жак!
— Папа?