- Синченко! Самовар! Бегом!
- Ого! Вы и самоваром обзавелись? Добре…
Все улыбались. Панфилов заражал ненаигранной, неподчеркнутой уверенностью.
Отпустив командиров, он сложил и спрятал карту.
Вбежал Синченко с кипящим самоваром.
- Легче, легче, - сказал Панфилов. - Зачем с самоваром бегать?
- На то война, товарищ генерал, - бойко ответил Синченко.
- Для беготни?
Синченко ловко водрузил на стол самовар.
- Бегаю с расчетом, товарищ генерал.
Это Панфилову понравилось.
- Добре, добре, - сказал он. - Но теперь, товарищ, воевать нам придется не с расчетом.
- А с чем, товарищ генерал?
- С тройным расчетом. - Панфилов засмеялся. - Зеленого чая нет?
Долго прожив в Средней Азии, Панфилов привык там к этому чаю.
- Не имеется, товарищ генерал.
- Жаль… Ну-ка, что завариваете?
Синченко подал начатый пакет. Панфилов посмотрел обертку, понюхал:
- Неплохой… Немного выдохся. В коробочку бы, товарищ… Ну-ка, давайте чайник, я займусь.
Дважды выполоскав кипятком небольшой белый чайник, он кинул туда щепотку, заглянул, прищурился и немного добавил. Потом без воды поставил на конфорку.
- Пусть согреется, пооживет, - пояснил он.
Перед нами были немцы, позади - Москва, а Панфилов у переднего края с толком и вкусом заваривал чай.
- Схему, товарищ Момыш-Улы, не убирайте, - сказал он. - Давайте-ка вместе взглянем… Вы, товарищ Момыш-Улы, что-то невеселый.
Панфилов спросил мягко, а я чуть не упал, словно изо всей силы он ударил меня этим вопросом. Ведь лишь вчера я сам это же сказал бойцу. Неужели и я таков же?
- Что вас, товарищ Момыш-Улы, смущает? Не вставайте - сидите, пожалуйста, сидите.
- Видите ли, товарищ генерал… - С досадой я уловил в своем тоне неуверенность, ту самую, которую вытравлял у других. - Скажите, товарищ генерал, батальону так и придется держать семь километров?
- Нет. - Панфилов помолчал и, прищурившись, улыбнулся. - Нет. Сегодня я снимаю одну роту вашего полка. Потом, может быть, возьму другую. Так что вам, товарищ Момыш-Улы, придется еще прихватить километр-полтора.
- Еще километр?
- А как же быть, товарищ Момыш-Улы? Посоветуйте.
Панфилов сказал это без малейшей иронии и вместе с табуреткой придвинулся ко мне, как всегда, очень живо, словно я, старший лейтенант, мог действительно что-то посоветовать генералу.
- Как же быть? - повторил он. - Ведь у нас ниточка, порвать ее не трудно. Ну, порвет где-нибудь… А дальше?
Он с любопытством посмотрел на меня, ожидая ответа. Я молчал.
- Вот из-за этого-то «дальше» я и снимаю роты. Неосторожно?
Он спросил меня, словно это сказал я, но я слушал, не раскрывая рта.
- Сейчас, товарищ Момыш-Улы, нельзя быть осторожным. Сейчас надо быть… - он лукаво прищурился, - трижды осторожным. Тогда, думаю, мы сможем на этой полосе до Волоколамска его с месяц поманежить.
- До Волоколамска? Отступать, товарищ генерал?
- Думаю, сидеть на месте не придется, а действовать так, чтобы, где бы он ни прорвался, везде перед ним были наши войска. Вы меня поняли?
- Да, товарищ генерал, но…
- Говорите, говорите. Что вас еще смущает? Бойцы побаиваются немца, да?
- Да, товарищ генерал.
Стараясь быть кратким, я стал докладывать. Впрочем, здесь не вполне подходит это слово. Панфилов умел слушать столь живо, что казалось - говоришь что-то очень для него существенное, что-то очень умное. Я сам не заметил, как стал не докладывать, а рассказывать, рассказывать так, как видел и чувствовал.
Когда я умолк, Панфилов некоторое время думал.
- Да, товарищ Момыш-Улы, - произнес он наконец, - сейчас нам ничто другое не страшно. Только это страшно.
Он встал, подошел к самовару, налил в чайник кипятку, вновь поставил на конфорку и вернулся.