Каждый его резкий толчок отдавался внутри таким невозможно-острым удовольствием, что я уже даже не стонала — вскрикивала, двигаясь навстречу, жадно целуя и покусывая то колючий подбородок, то бьющуюся у основания шеи тонкую жилку, то… В какой-то момент я почувствовала, что его внутреннее рассудочное сопротивление, которое мне, оказывается, очень мешало, окончательно исчезло, растворилось. И теперь он сгорал от нетерпения и удовольствия не меньше, чем я, потеряв способность не только говорить связно, но и думать.
Он был невозможно гладкий и горячий везде, куда доставали мои руки. А мне хотелось сразу всего — и полноты упругих ягодиц в ладонях, и тонких розовых полосок на его спине от моих ногтей, и его губ на моей груди…
Ритмичные движения казались мне живительными волнам, что с каждым толчком накрывали с головой, возвращая в тело жизнь и силы. Но чем лучше я себя чувствовала, тем большего мне хотелось. И, что удивительно, похоже, я была не одинока в своей жажде.
Огромное тело, прижимающее меня к стене, в очередной раз вздрогнуло, а рука, удерживающая меня на весу, сжалась, чуть грубовато лаская ягодицы, притягивая меня к нему с такой силой, что я застонала громче. Синие глаза на секунду прояснились и расширились, но я уже была не в том состоянии, чтобы обращать внимание на такие мелочи, а не ответить на мой поцелуй он не смог. Еще одно движение… одно… ОДНО!
Оргазм был таким сильным и… всепоглощающим, что просто сбил нас с ног, как неопытных пловцов волной на отмели. Мне повезло чуть больше, я опять оказалась сверху. Похоже, мы вернулись туда, откуда начали. Так почему бы не начать сначала?
— Спина… — я еще даже не отдышалась толком, когда тело подо мной застонало и заерзало. И пожаловалось: — Жжется, ржа!
Признаться, я все еще не слишком осознавала происходящее, качаясь на волнах полученного удовольствия, но на то, чтобы понять: моему вот этому вот, такому нужному, что-то мешает и не нравится — меня хватило.
А дальше включился автопилот, о наличии которого у себя в мозгу я никогда раньше не догадывалась. А иначе как объяснить, что я, не приходя в сознание, затащила мужика в санузел, усадила в ванную и принялась его мыть?
Самое интересное, что парню это явно нравилось. Во всяком случае, ластился он ко мне очень настойчиво и в результате мы чуть не сломали мне ванную…
А вот диван мы, кажется, немного доломали. Впрочем, он и так был инвалид и старше меня. Что не помешало нам на этом самом диване и заснуть, переплетясь телами, как сиамские близнецы.
Утро началось с серого света в окне и унылого карканья за ним же. Черти бы побрали эту ворону… Спросонок я потянулась к телефону, чтобы посмотреть, сколько времени и убедиться, что до звонка будильника еще минут пятнадцать особенно сладкой дремы. И замерла.
В моей постели кто-то лежал!!!!
Зажмурившись от ужаса, я пару минут вообще не соображала, что происходит, а потом меня как по голове кирпичом ударило воспоминание. Ма-маааа!
Мама-мама-мамочка! Что это было?!
Очень осторожно, буквально по сантиметрику, я выкарабкалась из-под тяжелой мужской руки, придавившей меня к кровати, и поползла к краю дивана. Не дай бог проснется! Как я буду ему объяснять, почему я его вчера изнасиловала?!
Я сама не знаю!
Не доползла.
— Мастер, — мужчина, не просыпаясь, притянул меня ближе и уткнулся носом в шею, — Ты… — его объятия стали крепче настолько, что ресницы защекотали кожу, — кажется, похудела…
Я замерла, как суслик в когтях у тигра, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Как ни странно, опасности я не чувствовала и ни капли не боялась здоровенного незнакомого мужика в собственной постели. Кхм… он уже не настолько незнакомый был, наверное. Но… но… А-а-а! Что делать-то с ним?!
— Мас… — парень всё же оторвался от меня ненадолго, чтобы взглянуть в глаза, и так и застыл на середине слова. А я быстро забыла о своей панике, потому что в невозможно синих глазах я увидела то же самое. Только дикое удивление и непонимание очень быстро сменилось странной чередой эмоций: сначала ужас, а потом и отчаяние. А через пару секунд и вовсе начала твориться какая-то бесовщина — из глаз парня полились слезы, которые он резко смахнул рукой и жалобно… завыл!
Ежики в кошмарах!
— Ой! Эм… это… — я поспешно скатилась с дивана и рванула к аптечке за валерьянкой. — Да черти его… где же… а, вот! Выпей, пожалуйста, — начала уговаривать я, вернувшись к лежащему в руинах дивану со стаканом и пузырьком. Сколько ему капель-то?! Он же здоровый, как… а, десятком больше, десятком меньше, от валерьянки не умирают. А у товарища явно горе. Ну не из-за того же он рыдает, что с девственностью нечаянно попрощался?!
Парень грубо выхватил у меня из рук стакан, отчего пришлось ловить выпавшую бутылочку с драгоценным успокоительным, и залпом осушил, даже не удостоив взглядом. На всякий случай отошла от него подальше, а потом и вовсе ретировалась в ванную и прикрыла дверь. Зрелище воющего в одеяло мужика мало бы кого вдохновило. А меня еще и расстроило и даже немного обидело — ну блин, я не Клеопатра, но еще ни один парень после секса со мной не рыдал взахлеб!
На этом фоне я даже забыла ужаснуться собственной распущенности и общему дебилизму ситуации. Начавшийся вчера в подворотне дурдом и не думал заканчиваться.
Всхлипывания в диван продолжались минут десять, за это время я успела наскоро ополоснуться, закутаться в толстый махровый халат, прокрасться из ванной к плите, поставить чайник и заварить чай. Ну… а что ещё я могла сейчас сделать? Порыдать с ним за компанию? В целом идея хорошая, но не рыдалось, как назло.
Когда на диване, наконец, стало тихо, выждав для верности еще некоторое время, я подошла поближе.
— Это был не яд… — с какой то детской обидой в голосе предъявил мне претензию лохматый.
— Эм… нет, — согласилась я. — У меня только валерьянка. Может, еще? Или лучше чаю?
— А смертельная доза у этого отвара есть? — из-под спутанной челки сверкнул один заплаканный синий глаз, но тут же исчез за упавшими лохмами.
— Ты столько не выпьешь, — вот блин, только чокнутых самоубийц мне не хватало. — Если только утопишься. Но желательно не в моей квартире.
— Другого я и не ожидал, — вдруг как-то зло усмехнулся он, но не просохшие еще дорожки слёз на щеках портили всю картину, — Сколько?
— Что сколько?
— За сколько меня продали?
— Кому?!
— Какова бы эта сумма ни была, знай, — мрачно и пафосно провозгласил псих, — я не стою даже ржавого медяка и сражаться не собираюсь.
— Слава богу, — я откровенно обрадовалась, потому что сражаться с ним мне совершенно точно не улыбалось. — А валерьянки еще хочешь?
Вот теперь и он сидел и осоловело хлопал на меня глазами, как и я пару секунд назад.
— Наш резонанс ничего не значит, я не стану твоим оружием… — он прищурился на меня, пытаясь уловить какую-то только ему известную реакцию.
— Как скажешь, — я кивнула и отхлебнула из своей кружки. У меня, похоже, сгорел предохранитель какой-то, и я почти перестала удивляться. Ну дурдом, ну мужик, ну резонанс… ничего не значащий. Ну секс… потрясающий. Подумаешь. После того, как меня вчера таскали через нарисованную на стене дверь — вообще плевое дело.
— И я… просто могу… уйти? — он даже чёлку откинул, чтоб не мешала смотреть мне в глаза.
— Ну можешь, наверное, — растерялась я. Не знаю, почему, но эта мысль мне не понравилась. Вот не понравилась, и все! Хотя казалось бы, нафига мне этот чокнутый суицидник?! — Только куда? И зачем? И… в чём?
Каждый мой вопрос парня будто разрядом тока бил, он даже вздрагивал. Лишь на последнем он немного задумался и, сжав в кулаках многострадальное одеяло, спросил:
— Вещи еще не привезли, да?
— Тебе не кажется, что мы ведем разговор двух дебилов, причем иностранцев? — по некотором размышлении я решила все же попытаться вернуться в реальность. — Я вообще не понимаю, что происходит. А ты?