А на дворе — осень. Ночи всё холодней, цветов на лугу всё меньше. Насекомышам жить негде!
Летел мимо Жучок, увидел голубой колокольчик.
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я Мушка-вертушка. А ты кто?
— Я Жучок-старичок. Пусти меня к себе жить!
Пустила Муха Жучка, стали вдвоём жить-поживать. Цветочной пыльцой закусывают, цветочным медком запивают. И тепло в теремке, и уютно.
А на дворе — осень. Ночи ещё холодней, цветов на лугах ещё меньше. Насекомышам жить негде!
Летел мимо Комар, увидел голубой колокольчик.
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я Мушка-вертушка.
— Я Жучок-старичок. А ты кто?
— Я Комарик-сударик. Пустите меня к себе жить!
Пустили и Комара в теремок, стали втроём жить-поживать. Цветочной пыльцой закусывают, цветочным медком запивают. И тепло в теремке, и уютно!
А на дворе — осень. Ночи совсем холодные, цветов на лугах совсем не осталось. Насекомышам жить негде!
Летел мимо Шмель, увидел голубой колокольчик.
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я Мушка-вертушка.
— Я Жучок-старичок.
— Я Комарик-сударик. А ты кто?
— Я Шмель-бобыль. Пустите меня к себе жить!
Начал Шмель в колокольчик влезать, да где такому толстому протиснуться! Стебелёк гнётся, листочки трясутся, лепестки по швам трещат.
Только было влез Шмель — лепестки лопнули, стебель на землю повалился, Муха, Жучок да Комар кто куда покатились…
Последнего теремка и не стало.
В одной из гильз, оставленных себе на память, лежит кусочек ярко-зелёной гнилушки. Такой яркий зелёный цвет появляется на гнилушках, когда дерево долго лежит в воде. Но ко мне эта гнилушка попала не из воды, а с воздуха Вот как это было.
На морском берегу у Ленкорани всегда много чёрных коршунов. Птицы эти питаются падалью, а падали на морском берегу всегда вдоволь. Тут найдёшь и дохлую рыбу, и черепаху, а то и мёртвого тюленя. Для охотника коршун совсем неинтересен. Мясо его не едят. Сама птица неопрятная, перо вечно выпачкано нечистотами и запах от птицы противный.
До сих пор не пойму, зачем я выстрелил в кружившего надо мной чёрного коршуна.
Коршун забил крыльями, но тотчас выровнялся, и только тонкие жёлтые лапы его, зажатые в кулачки, свесились вниз. А из когтей коршуна выпал чёрный комочек.
«Наверное, кусок падали, — подумал я. — Чему же быть другому?» — И стал следить за комочком: куда он упадёт?
Но комочек не упал. Второй коршун, круживший ниже первого, вдруг сложил крылья и ринулся за комочком вдогон. Ловко скогтил его в воздухе — и взмыл.
Я охнул от неожиданности: ну и ловкач! Не ожидал такой прыти от этой на вид ленивой и тупой птицы. И я уже с интересом стал следить за коршунами.
Первый коршун не хотел так легко расстаться со своей добычей. Он набросился на вора сверху. Воришка — раз! — перевернулся в воздухе спиной вниз и навстречу нападающему выставил растопыренные когти.
Когти растопырил, а добычу-то и выронил. Она упала совсем близко от меня.
Коршуны ничего не заметили. Нападая друг на друга, они улетали всё дальше и дальше, и скрылись за деревьями.
Я подошёл посмотреть, чтó выронил коршун. Это должен быть лакомый кусок, раз так свирепо дрались из-за него птицы.
Но это была не падаль. На земле лежала гнилушка ярко-зелёного цвета!
Я изумлённо вертел зелёную гнилушку в руках. Зачем она понадобилась этим мертвоедам? Неужто для игр и забав?
И вот с тех пор вопрос этот не даёт мне покоя. Я всё приглядываюсь к коршунам: может, замечу что? Может, разгадаю загадку?
Неприязнь моя к коршунам прошла. Коршун стал для меня самой интересной птицей.
Спешили мы до ночи в лес попасть — не успели. Заночевали в поле. Палатку к телефонному столбу привязали. Потому что тучи на небе кипят, — быть буре! И только устроились — задуло. Стенки палатки напружинились и загудели. Загудели и провода над головой. Страшно в такую ночь в голой степи.
Гудит вокруг, ревёт, свистит, воет. И вдруг слышим: голоса! Странные голоса. Будто кто-то вздыхает тяжело: «Ох! ох! ох!» А другой подгоняет сердито: «Но! но! но!»
Выбрался я из палатки. Как в чёрный водоворот нырнул, — крутит, толкает, дышать не даёт. Но всё же разобрал — голоса-то с неба! Птицы кричат. Летят птицы на юг и вот кричат в темноте, чтобы не потерять друг друга.
Большие и сильные высоко летят. А мелюзга разная — голосишки пискливые, крылышки мокрые дребезжат! — над самой землёй мчат. Гонит их вихрь, как сорванные листья.
Не разобрать по голосам — что за птицы? На пролёте птицы особыми, «дорожными» голосами кричат, не похожими на их всегдашний зов. Заполз я обратно в палатку.
Всю ночь рвал палатку ветер. Гудели провода. И кричали в темноте птицы.