— Да нет, я вам верю, — сказал я.
— Чего только я не натерпелся на своем веку, — сказал Шервуд. — Да разве я один. У каждого свои беды — не одно, так другое. На меня свалилось все сразу. Так тоже часто бывает.
Я покивал в знак согласия.
“First,” he said, “my wife left me. You probably know all about that. There must have been a lot of talk about it.”
“It was before my time,” I said. “I was pretty young.”
— Началось с того, что меня бросила жена. Это ты, конечно, знаешь. В ту пору, надо думать, все милвиллские сплетники только об этом и говорили.
— Не помню, — сказал я. — Тогда я был еще мальчишкой.
“Yes, I suppose it was. Say this much for the two of us, we were civilized about it. There wasn't any shouting and no nastiness in court. That was something neither of us wanted. And, then, on top of that I was facing business failure. The bottom went out of the farm machinery business and I feared that I might have to shut down the plant. There were a lot of other small farm machinery firms that simply locked their doors. After fifty or sixty or more years as going, profitable concerns, they were forced out of business.”
— Да, верно. Скажу одно, оба мы вели себя вполне пристойно. Ни крику, ни скандалов, никакой грязи на суде. Всей этой мерзости мы постарались избежать. И сразу после развода — банкротство. В производстве сельскохозяйственных машин разразился кризис, и я боялся, что придется закрыть фабрику. Очень многие мелкие предприятия тогда прогорели. Держались по пятьдесят, по шестьдесят лет, приносили солидный доход, а тут лопнули.
He paused, as if he wanted me to say something. There wasn't anything to say.
He took another drink, then began to talk again. “I'm a fairly stupid man in a lot of ways. I can handle a business. I can keep it going if there's any chance to keep it going and I can wring a profit from it. I suppose that you could say I'm rather astute when it comes to business matters. But that's the end of it. In the course of my lifetime I have never really had a big idea or a new idea.”
Шервуд помолчал, словно выжидая, не скажу ли я чего-нибудь. А что было говорить?
Он налил себе еще виски и продолжал:
— Во многих отношениях я просто глуп. Я умею вести дело. Умею поддерживать фабрику на ходу, пока есть хоть какая-то надежда, пока можно из нее выжать хоть какие-то гроши. У меня, видно, есть хватка, есть способности. Но и только. За всю жизнь я ни разу не додумался до чего-нибудь нового, до чего-нибудь значительного.
He leaned forward, clasping his hands together and putting them on the desk.
“I've thought about it a lot,” he said, “this thing that happened to me. I've tried to see some reason in it and there is no reason. It's a thing that should not have happened, not to a man like me. There I was, on the verge of failure, and not a thing that I could do about it. The problem was quite simple, really. For a number of good economic reasons, less farm machinery was being sold. Some of the big concerns, with big sales departments and good advertising budgets, could ride out a thing like that.
Он подался вперед, крепко стиснул руки и оперся ими на стол.
— Я все ломаю голову, — сказал он. — Все пытаюсь понять, что же произошло? Почему именно со мной? Невозможно понять! Не должно это было со мной случиться, не такой я человек. Мне грозило разорение, и ничего я тут не мог поделать. В сущности, все это проще простого. Спрос на сельскохозяйственный инвентарь резко упал, на то были веские экономические причины. Крупным фирмам, у которых свои крупные магазины и вдоволь денег на рекламу, такая передряга не страшна.
They had some elbow room to plan, there were steps that they could take to lessen the effects of the situation. But a small concern like mine didn't have the room or the capital reserve. My firm, and others, faced disaster. And in my case, you understand, I didn't have a chance. I had run the business according to old and established practices and time-tested rules, the same sort of good, sound business practices that had been followed by my grandfather and my father.
У них есть простор, они могут перестроиться, как-то извернуться, смягчить удар. А таким, как я, тесно, у нас нет в запасе ни лишних возможностей, ни лишних денег. Моему предприятию, как и многим другим, грозил крах. Пойми, мне совершенно не на что было надеяться. Я вел дело по старинке, по испытанным и проверенным канонам, как до меня мой дед и мой отец.
And these practices said that when your sales dwindled down to nothing you were finished. There were other men who might have been able to figure out a way to meet the situation, but not me. I was a good businessman, but I had no imagination. I had no ideas. Ad then, suddenly, I began to get ideas.
But they were not my own ideas. It was as if the ideas of some other person were being transplanted to my brain.
А каноны эти говорят: если ты больше ничего не можешь продать, значит-все, крышка. Другие, может, исхитрились бы, нашли какой-то выход, а мне это не под силу. Делец я толковый, но у меня нет воображения. Мне не хватает новых идей. И вдруг, ни с того ни с сего, у меня начинают возникать новые идеи. Но они не мои. Как будто мне их внушает кто-то другой.
“You understand,” he said, “that an idea sometimes comes to you in the matter of a second. It just pops from nowhere. It has no apparent point of origin. Try as you may, you cannot trace it back to anything you did or heard or read. Somehow, I suppose, if you dug deep enough, you'd find its genesis, but there are few of us who are trained to do that sort of digging.
— Понимаешь, — продолжал он, — иногда бывает и так, что новая идея возникает мгновенно. Ни с того ни с сего. Словно бы на пустом месте. Ее никак не свяжешь с тем, что ты делал раньше, или читал, или слышал — ничего подобного! Но, наверно, если копнуть поглубже, можно докопаться до ее корней и проследить, откуда что взялось, только мало кто из нас обучен вот так докапываться.
But the point is that most ideas are no more than a germ, a tiny starting point. An idea may be good and valid, but it will take some nursing. It has to be developed. You must think about it and turn it around and around and look at it from every angle and weigh it and consider it before you can mould it into something useful.
А главное, новая идея — это почти всегда только зернышко, отправной пункт. Может, она и хорошая, и ценная, но ее еще надо вынянчить. Надо ее развить. Обмозговать, повертеть и так и эдак, оглядеть со всех сторон, помучиться с нею, все сообразить и взвесить — и только тогда вылепишь из нее что-то полезное.
“But this wasn't the way with these ideas that I got. They sprang forth full and round and completely developed. I didn't have to do any thinking about them. They just popped into my mind and I didn't need to do another thing about them. There they were, all ready for one's use. I'd wake up in the morning and I'd have a new idea, a new mass of knowledge in my brain. I'd go for a walk and come back with another. They came in bunches, as if someone had sown a crop of them inside my brain and they had lain there for a while and then begun to sprout.”
А с нынешними моими находками не так. Они выскакивают неизвестно откуда совсем готовенькие. Мне нечего додумывать. Хлоп — и все уже в голове, законченное, отшлифованное, заботиться больше не о чем. Бери и пользуйся. Просыпаюсь утром — а к моим услугам новое открытие, я знаю массу такого, о чем прежде и понятия не имел. Выйду пройтись, возвращаюсь — а в голове еще открытие. Они рождаются пачками. Сразу эдакий букет, будто кто посеял их у меня в мозгу, они полежали там немножко, созрели — и вот прорастают.
“The gadgets?” I said.
He looked at me curiously. “Yes, “the gadgets. What do you know about them?”
“Nothing,” I told him. “I just knew that when the bottom fell out of the farm machinery business you started making gadgets. I don't know what kind of gadgets.”
— И все это разные механические поделки? — спросил я.
Шервуд посмотрел на меня с любопытством:
— Вот именно, поделки. А что ты про них знаешь?
— Ничего. Знаю только, что, когда с сельскохозяйственными машинами стало худо, вы начали выпускать всякую техническую мелочь. А что именно — не слыхал.
He didn't tell me what kind of gadgets. He went on talking about those strange ideas.
“I didn't realize at first what was happening. Then, as the ideas came piling in on me, I knew there was something strange about it. I knew that it was unlikely that I'd think of any one of them, let alone the many that I had. More than likely I'd never have thought of them at all, for I have no imagination and I am not inventive.
Но он мне этого не объяснил. Он продолжал рассуждать о своих странных озарениях:
— Сначала я не понимал, что происходит. А потом открытия посыпались, как из мешка, и стало ясно: что-то тут не так. Маловероятно, чтобы я сам додумался хоть до одной такой новинки, а тут сразу целый фонтан. Скорее всего я вообще никогда бы ничего не придумал, у меня от природы нет воображения и никакой я не изобретатель.
I tried to tell myself that it was just barely possible I might have thought of two or three of them, but even that would have been most unlikely. But of more than two or three of them I knew I was not capable. I was forced, finally, to admit that I had been the recipient of some sort of outside help.”
Ну, ладно, допустим, идейки две-три я еще мог бы родить, да и то вряд ли. А уж на большее меня нипочем бы не хватило. Словом, хочешь не хочешь, а пришлось себе сознаться, что мне помогает кто-то извне.
“What kind of outside help?”
“I don't know,” he said. “Even now I don't.”