Но поиск в таком большом, полном закоулков доме мог быть только весьма поверхностным, так что Питер принял версию местного инспектора о том, что вора спугнули.
Попытки Питера поговорить с миссис Луинг и ее сыном были тщетны, это он понял на следующий день, когда не удалось выяснить по телефону их местоположение.
К тому же его ждали на службе в связи с более важным заданием — нужно было расследовать ограбление магазина меховой одежды в лондонском Ист-Энде.
Когда вечером он вернулся домой, слуга доложил ему, что его дожидается некий гость.
— Мистер Лолес, сэр, джентльмен, что уже заходил к вам пару месяцев назад.
— Лолес? Что ему надо? — удивился Питер.
Он уже почти позабыл о самом существовании этого мошенника.
Джо устроился в глубоком кресле, как у себя дома. Он был в пиджачном костюме и с любовной улыбкой поглаживал маленький чемоданчик, стоявший рядом со стулом подле него.
— Все предсказуемо, — сказал он.
— Чего вы хотите? — спросил Питер.
— Мне нужно толкование закона, — мистер Лолес вновь улыбнулся. — Вы видите, что я приготовился к немедленному аресту. Помните старое латинское выражение: «всяк сверчок знай свой шесток». Я свой знаю. Я последовал этому превосходному совету и попробовал проникнуть в чужое жилище.
Питер удивленно взглянул на собеседника.
— Вы явились с повинной?
Джо с достоинством кивнул.
— В каком-то смысле. Конечно, история про стекло была ложью. Она обманула весьма многих, но только не вас. Конечно, я хотел спугнуть старую леди и выжить ее из дома, и я был уверен, что ей есть чего бояться. После вашего визита они с сыном целую неделю пьянствовали. Кстати, можно выпить?
Питер позвонил в колокольчик, не произнеся ни слова до тех пор, пока слуга не принес его посетителю виски с содовой.
— Я начал пить вчера утром, — пояснил Джо, делая глоток. — Это не так занимательно, как мне поначалу казалось, но хотя бы отгоняет неприятные воспоминания.
— Да? — заинтересовался Питер.
— Я был санитаром в дартмурском госпитале и ухаживал за Эгольштейном, когда он умирал. Он рассказал мне, что закопал в подвале «Глубинки» тридцать тысяч фунтов. Конечно, мне до смерти хотелось добраться до этих денег, но тем временем в дом вселились новые жильцы, и их было не выселить. Наконец они уехали в Брайтон (кстати, я выяснил, что они остановились по адресу Лиланд Крэсент, 34), и я проник в дом.
— Это вы были тем взломщиком?
Джо снова кивнул.
— Под погребом есть еще один. В него ведет дверь позади большого сундука; под этим-то подвалом Эгольштейн и закопал свои деньги. Я стал копать — как я ненавижу такую работу, от нее весь взмокнешь и разживешься волдырями на руках... Но тридцать тысяч того стоят! Да и сильно трудиться не пришлось — земля была уже вскопана, кроме того, я заметил, что кирпичи сдвинуты. Когда я нашел...
Рука, которой Джо поджигал сигарету, слегка задрожала.
— Очень странно, что они выбрали тот же дом, не так ли? Бедняга умер, а может, и был убит около года назад, но они решили держать это в тайне. Ваши врачи определят точную причину смерти, совсем как студенты-медики. Лично я думаю, что его застрелили. У старухи была его доверенность и куча чеков на предъявителя. А ее сын позаимствовал у него автомобиль и права на его вождение — собственные он потерял из-за пьянства, как вы обнаружите.
Джо тяжело вздохнул и выбросил только закуренную сигарету в камин.
— Будь я бессердечной скотиной, я продолжил бы копать и достал бы деньги Эгольштейна. Но у меня есть принципы, Данн. И вот что мне интересно: как на это посмотрит закон? Что я получу: пять лет за кражу со взломом или крупное вознаграждение за выдачу двух хладнокровных убийц?
У Ли Смита не было ни судимости, ни гражданства, хотя сам он считал себя американцем, и никто этого не оспаривал. Раньше он определенно жил в Соединенных Штатах — в первое время после переезда у него сохранялся своеобразный быстрый говор, по которому легко было определить, где именно он жил. Это был говор Среднего запада, столь отличный от неторопливого языка южан, говор, над которым так потешаются в Нью-Йорке.
Рэд Сандерсон вне всяких сомнений был американцем, но, вероятно, английского происхождения, а его предки звались так в те времена, когда англичане писали эту фамилию через «Ф».
Джо Келли был истинным космополитом — он знал Париж, довольно бегло говорил по-французски, побывал в двух французских тюрьмах и едва сумел избежать заключения в Кайенне, которую часто весьма ошибочно считают «Островом Дьявола» — но на самом деле вышеназванный остров является лишь малой ее частью.
Они незаметно прибыли в Лондон как раз в те дни, когда Питер Данн только пришел работать в Скотленд-Ярд и обучался профессии у Сэма Аллервэя.
Как было известно всему миру, Питер был единственным на все Соединенное Королевство баронетом, патрулировавшим улицы города. Многие люди, узнав, что после смерти деда к нему перешли титул и состояние, полагали, что теперь из приличия ему подобает оставить службу в органах правопорядка.
Некий лорд однажды выразил эту точку зрения, Питер в свою очередь спросил его:
— Когда вы стали лордом Извините-не-припомню-вашего-имени, вы отказались от игры в гольф?
— Нет, — ошеломленно ответил аристократ.
— Вот видите!
— Но я не вижу тут никакой связи, — продолжил озадаченный лорд. — Ведь служба в полиции это не игра?
— Вы не знаете об этом и половины, — ответил Питер.
Итак, Питер в то время обучался у Сэма Аллервэя.
Не было более подходящего человека для обучения молодого полицейского, чем Сэм. Он был великим сыщиком, лучшим в нашем поколении. Он мог бы достичь более высокого звания, но он немного выпивал, при этом много играл и постоянно залезал в долги; по всем этим причинам начальство относилось к нему с предубеждением. Но, на самом деле, за всю свою жизнь Сэм не получил ни цента незаконным путем.
Распространено ошибочное мнение, будто бы высшие чины Скотленд-Ярда владеют целыми кварталами домов, а также имеют значительные капиталовложения. Несомненно, благодарные граждане иногда делают им крупные подарки в знак признательности за проявленные ими ум и находчивость, и те принимаются. Конечно, все это противоречит уставу, но не противоречит человеческой природе. Сэм тоже мог бы принимать такие подарки, если бы они предлагались ему законопослушными гражданами, которым он помог. Увы, такие дары предлагались совершенно другими людьми.
— Вы не сразу это поймете, Питер, — говорил он. — Преступные деньги цепляются, как будто крючком, и эти крючки потом не отцепить! Впрочем, на вас это не может повлиять — у вас и своих денег предостаточно, так что не завидую той пташке, что предложит вам взятку за то, чтобы вы отвернулись на пять минут.
Сэм Аллервэй не пользовался популярностью среди начальства. Из-за его язвительных насмешек у него не было друзей. Он мог всего одной хлесткой нелестной фразой точно охарактеризовать свое начальство — и вследствие этого так навсегда и остался инспектором, несмотря на то, что прекрасно ловил преступников.
Одним из немногих людей, которые уважали и понимали его, его был некий мистер Дж. Г. Ридер, который в то время был известен как частный детектив и следователь, работающий на «Банкерс Траст». Но поскольку мы не здесь идет речь о Ридере, то приведем лишь данную им характеристику Сэма Аллервэя:
— Лучшее, что можно посоветовать преступникам — так это собрать деньги и поставить памятник человеку, который ввез старый добрый бренди в нашу страну.