— Хороший бой, ледя.
Тихо икнув с перепугу, все же не каждый день на моих глазах бабки превращаются в гоблинов, и выдохнула:
— Трупов, Ыгрх.
Он величественно кивнул, поднял свободную руку вверх, привлекая внимание протирающего стойку домового, и распорядился:
— Мне как всегда, для этой бледной чегось изысканного и согреться, мастеру суп Некроса, все за лучший столик.
И вот после этого, вежливо обратился к Гобби на совершенно непонятном мне языке. Гобби, торопливо кивнув, повел меня вглубь этой странной таверны, и вскоре мы сидели в кабинке, отделенной от всех плотной тканью, которая не пропускала ни единого звука. Гобби усадил меня возле окна, которое выходило на оживленную городскую площадь, и даже вход в парк под королевским дворцом был виден, сел рядом со мной, Ыгрх устроился напротив, скалясь во весь клыкастый рот и глядя на меня.
— Хорроший бой, — повторил, едва вопросительно взглянула.
— Спасибо, — мне действительно было приятно.
— И целитель у вас годный, небось хребет местами был сломан? — продолжил гоблин.
— Только ребра, — я тоже невольно заулыбалась. — А вы как?
— А, продал три десятка яблочков за ваш бой суровый, походил, потерся меж людей, нелюдей заприметил.
Гобби тут же включился в разговор, и написал в блокноте: «Каких?»
— Кровососы из клана Блаэд, за наследничками приглядывают, — начал загибать пальцы гоблин, — демон-хранитель, небось за Таим Алва наблюдает, демоны то своих не отпускают без защиты, пусть даже и ведьм, эльфы тут, потерся между ними, прислушался — эти просто поглазеть явились.
Тут занавесь отодвинулась, пропуская двух гномочек… Действительно гномочек, причем не из горных, те больше, в кости шире, и в целом массивнее, а эти были с зеленых холмов некогда существовавшей Тамеры, которая пала под ударами завоевателей, как и империя Хешисаи. Причем если люди переселились и основали новые королевства, то гномам с холмов места нe нашлось, и маленький народ рассеялся и начал исчезать, практически исчез.
И потому я с интересом и откровенно говоря с грустью смотрела на двух симпатичных громочек, которые, прикатив наш заказ на тележке, начали сноровисто накрывать на стол. Гномочки были крохотные, могли спокойно и не сгибаясь пройти под столом, поэтому накрывали, приставив к нашему столику небольшую стремянку, а тарелки двигали специальным ухватом на длинной ручке. И так они споро управились, за минутку не больше.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я.
— Приятного аппетиточка, — ответили гномочки, ловко собирая свои приспособления, чтобы погрузив на тачку, двинуться обратно на кухню.
Ыгрх поднялся, задернул занавесь обратно, отрезая нас от неясного гула голосов и разговоров в этой секретной таверне, сел, придвинул к себе ближе здоровущее блюдо со внушительным окороком дикого кабана, коронующим горку хорошо разваренной каши, залитой мясной подливкой, взял ложку, ломоть хлеба, в половину этого хлеба величиной, но прежде чем приступить к еде, нехотя выговорил:
— Говорят, одна домовая кровь проклятой кошки ощутила…
И принялся есть.
Но Гобби, тут же написал в блокноте:
«Кто говорит?»
— Домовые, — прожевав, ответил Ыгрх. — Не уверены точно, но говорят. Ты же знаешь, эти порождения Хаоса нутром чуют. Уже дал нашим команду рыть землю носом.
Гобби взглянул на меня, и написал Ыгрху: «Не нужно искать, это Риа, в ней капелька крови проклятой».
Гоблин, как раз засунувший очередную порцию каши в рот, жуя, уставился на меня. Моргнул, головой дернул и проглотив, ответил:
— Быть не может.
Я просто потрясенно молчала, не зная даже как на все это реагировать, а Гобби написал то, что было вообще тайной: «Кровь измененная».
Едва мазнув взглядом по надписи Ыгрх застыл. Гулко сглотнул все, что у него во рту было, посмотрел на меня, расширившимися от ужаса глазами, потом на блокнот с записью, снова на меня, на Гобби вопросительно. Гобби ему и написал: «Не пугай Рию».
— Да я не буду, — с рыком в голосе ответил Ыгрх, — только мне ли тебе говорить, как вечные поступают с бывшими учениками. А она бывшая, настоящей никак не выглядит.
«Я знаю», — спокойно ответил Гобби.
— А я нет, — тихо ответила, впервые глянув на еду, которую гномочки принесли мне.
Что ж, это действительно было изысканно — молочно-шоколадный напиток в высоком хрустальном стакане, венчаемый темно-синими ягодами на сливочной пенке, мясо какой-то некрупной птицы в дольках карамелизированных яблока и крыжовника, салат из лесных трав, с мелко растертыми лесными орешками. А вот Гобби подали суп, удивительно напоминающий ночной супчик в Некросе.
Гобби пододвинул блокнот ближе ко мне и начал стремительно писать:
«Я знаю, что тебе страшно. Знаю, как пугают тебя эти изменения в крови, что были сделаны для твоей защиты, но приносят одни неприятности. Ты только не забывай, что Тадор Шерарн любил тебя как собственную дочь, вот и защитить попытался от всего. От всего, что только мог. Он не хотел причинить тебе вред, он хотел, чтобы ты была счастлива».
Я с трудом дочитала все до конца, слезы, навернувшиеся на глаза, размывали строки…
А он продолжал писать:
«Не плачь. Что бы ни случилось, шанс, что все будет хорошо, остается до тех пор, пока ты не опускаешь руки. Посмотри на меня, ведь я был мертв, Риа. И пусть я мертв и сейчас, но у меня есть надежда, и есть мое сознание, которое вернулось благодаря тебе. И да, я мертвый, но я мертвый Габриэль, а не просто безмозглое умертвие. У нас все будет хорошо, мы справимся.»
Я с благодарностью посмотрела на Гобби, вытерла слезы, начала ложечкой есть сливочную пенку, глядя на городскую площадь за окном. Гоблины между собой заговорили на своем языке, видимо обмениваясь новостями, точнее делился Ыгрх, а Гобби отдавал распоряжения, выводя их твердым решительным почерком в своем блокноте.
А за окошком город жил полной жизнью — играли в снежки дети в стороне от проезжей части, торопливо сновали между лавками хозяйки, закупаясь провиантом, стайка девушек в красных мантиях переговариваясь, спешила к городскому парку, за ними, так же в красных мантиях, недвусмысленно указывающих на то, что это студенты боевого факультета академии Визериуса Молниеностного, шли парни, тоже что-то заинтересованно обсуждая. Один из них обрисовал руками девичью фигуру, потом продемонстрировал, как ее кружит и ударяет об стену… Кажется, обсуждали меня и сегодняшний бой.
И вдруг внимание привлекло знакомое лицо. Невысокий старик легко шел через площадь, повернул голову, улыбнулся, глядя на играющих детей и вдруг замер, глядя куда-то в сторону парка. А на свету сверкнул крупный интересной огранки голубой топаз… И я могла бы поклясться, что у этого камня иногда красноватый отцвет, а с правой стороны, впаянный в кольцо и перехватывающий петлей трещину, поблескивает вставленный мной дополнительный топаз…
— А, торговец Литке, — проследив за моим взглядом, пробасил Ыгрх, — один из тех немногих, кто сохранил верность нашему делу после убийства Габриэля.
Я задумчиво кивнула, а в следующий миг ощутила всплеск…
Глаза закрыла как-то спонтанно, не задумываясь, но стоило только смежить веки, как все вмиг изменилось! Мир стал черно-белым, все, что было темным, виделось светлым, все светлое — обсидиановым. И в этом аспидно-темном мире неожиданная вспышка цвета гнилой зелени. Вспышка, словно выплеснувшаяся из стоящего у входа в королевский парк невысокого человека, щупальцем спрута метнувшаяся к торговцу Литке, овившая его с головы до ног и…
Гобби положил свою хладную ладонь на мою руку и я вздрогнув, открыла глаза, всматриваясь уже в реальный цветастый мир. Мое умертвие, стремительно написало что-то на блокноте, подтолкнуло ко мне, но так как я не глянула даже, поднял его, едва не ткнув мне в нос. Мельком прочла: