— Подожди… подожди… Очки достану. Дело такое…
— Отцов! Отцов карабин! — закричал Леонид, отстраняя Степана Евдокимовича, но к оружию не притронулся. — По ложу узнал! Отцов!..
— Дзюбы? Погодь, паря… погодь. Чего ты сразу так… гм… Мало ли что бывает… Гм… гм… — Кое-как сладив с очками, Илья Ильич прочитал номер. — Точно… А сам-то Дзюба где? — Илья Ильич сдвинул очки на кончик носа и пристально огляделся вокруг, словно надеясь увидеть коренастую фигуру Дзюбы.
— Н-да! — покрутил головой Степан Евдокимович. — Не такой Дзюба человек, чтоб живым из рук оружие выпустить. Ишь ты… «Смердит»… Ловко он. И смылся.
— Раскаркался! — одернул его Илья Ильич и, положив карабин на прежнее место, двинулся к широкой расселине.
Потоптавшись около карабина, Леонид пошел за ним, а Степан Евдокимович присел на корточки и сам прочитал номер:
— Дзюбин…
— Степан! — послышался крик Ильи Ильича. — Иди сюда!
Подбежав, Степан Евдокимович потянул носом: действительно смердило.
— Пахнет, — подтвердил Степан Евдокимович. Леонид пошел было вперед, но председатель сельсовета удержал его:
— Не лезь. Дело такое…
И тут Илья Ильич увидел торчащую из-под камней непомерно распухшую фиолетовую руку с почерневшими ногтями.
Обернувшись, Илья Ильич глянул на Леонида: огромные, с расширившимися зрачками глаза, лицо словно без губ — так оно было бледно.
— Откопать… Откопать!
— Он давно умер… — приблизив губы к уху Леонида, почему-то шепотом сказал Илья Ильич.
— Ну что ты… Что ты… — пробасил растерянно Степан Евдокимович.
— Откопать! Похоронить… дайте!
— Нельзя… — увещевал Степан Евдокимович.
— Темное… Темное дело… — вторил ему председатель. Но Леонид не слушал их, вырывался, кричал. Они силком увели его подальше от скал. Когда он немного успокоился, спустились вниз, к лагерю.
Потом Степан Евдокимович развернул рацию, связался с райцентром, с отделом внутренних дел, и сообщил обо всем. Начальник отдела сказал, что, видимо, завтра на место происшествия прибудет вертолетом следователь прокуратуры. По пути захватят участкового Протопопова и инспектора уголовного розыска Свечина.
— Главное — не трогайте ничего! Пусть все останется как есть.
Чтобы Леонид не натворил глупостей, Илья Ильич и Степан Евдокимович дежурили по очереди у костра.
Лейтенант Свечин вышел к реке первым. Хотелось лечь ничком и прикрыть веки. Но сильнее усталости, сильнее головной боли мучила жажда. Сбросив с плеч котомку, Кузьма подошел к заводи. Сквозь воду виднелось рыжее дно, стебли, поднимающиеся вверх. От воды веяло прохладой.
— Не надо, — раздался позади голос Самсона Ивановича.
— Чуть-чуть… Глоток.
— Не удержишься. Потом совсем сдашь. Чай сварить — минутное дело. Лучше сядь в тени.
У берега стояло гладкоствольное дерево. Ветви его отбрасывали короткую густую тень. Там, в траве, кое-где светились росинки, спрятавшиеся от солнца. Кузьма лег, окунул лицо в зелень, пахучую и влажную. Стылые капли росы смочили губы. Пить захотелось нестерпимо. Он поднял голову и взглянул на заводь, близкую и манящую. Сквозь слепящий отраженный свет он увидел нечто поразившее его.
Белые лилии в заводи стали голубыми… Как небо. Вскочив на ноги, Кузьма шагнул назад. Хмыкнул. Закрыл ладонями глаза, опять глянул на заводь.
— Лотосы. Обычные лотосы, — послышался за спиной Кузьмы голос Самсона Ивановича. — Нелумбий.
Повернувшись в его сторону, Кузьма увидел, что участковый и не смотрел на заводь. Он копался в котомке.
Усталость пропала, даже пить вроде расхотелось. Кузьма просто не помнил уже, хотел или не хотел он пить.
Лотос поднялся над водой почти у самого берега. Он очень напоминал пион и был такой же величины. Но лепестки выглядели плотнее, восковитее. Кузьма заглянул в голубую чашу цветка: там бриллиантами сияли капли росы…
Время словно остановилось. И будто померк солнечный день. Светился только цветок.
Неожиданно Кузьма услышал у себя за спиной усердное сопение, и Самсон Иванович, пробежав рядом, плюхнулся в воду. Вынырнул, долго отфыркивался и кряхтел, по-бабьи обхватив руками плечи. Очевидно, вода была холодна.
— Зачем?.. — Кузьма сморщился, точно от зубной боли.
— Забыл ты сухари на заимке, Свечин. Вот я и иду на промысел. — И Самсон Иванович погрузился в воду, ставшую мутной от взбаламученного ила.
«Черт с ними, с сухарями! Там бы поели. Купаться-то здесь зачем? — сердито думал Кузьма. — Дела нет ему до красоты. — Свечин отошел от берега и устроился в тени похожего на пальму дерева. — А может, он просто привык? „Обыкновенные лотосы“… Не хотелось бы мне заиметь такую привычку и в шестьдесят лет. А Самсону Ивановичу всего-то сорок пять».
Кузьма прикрыл глаза. Вернулись усталость, боль в висках. Теперь боль казалась даже сильнее, чем прежде. До слуха долетало фырканье и бульканье купавшегося Самсона Ивановича. Потом чавканье ила под ногами участкового — Протопопов вышел на берег. Открыв глаза, Кузьма увидел его тело: поджарое, без единого грамма лишнего веса, хорошо тренированное.
Одевшись, Протопопов вернулся к берегу и поднял из травы целый пук вырванных с корнями лотосов.
«Вот так», — горько усмехнулся про себя Кузьма. Вздохнув, он лег лицом вниз. Не хотелось смотреть ни на заводь, ни на своего спутника. Усталость, досада и какое-то тоскливое разочарование обессилили Кузьму.
Голос Самсона Ивановича послышался как бы издалека:
— Сварим корневища. Отлично вместо хлеба сойдут. Свечин не ответил. Незаметно для себя он словно провалился в сон…
Вскочил Кузьма от воя и треска. Вихрь едва не сбил его с ног. Над поляной завис вертолет. Кто-то распахнул дверцу, выбросил веревочный трап, знаками приказал им подняться на борт. В оглушительном треске и урагане от винта Свечин и Протопопов забрались по веревочной лестнице в кабину. Там, к изумлению Свечина, их встретил следователь районной прокуратуры Остап Павлович Твердоступ. Вместо приветствия следователь потрепал их обоих по плечу. Затем он уселся рядом с Самсоном Ивановичем и стал что-то кричать тому на ухо. Кузьма ничего не мог разобрать, хотя и сидел совсем близко. По виду Самсона Ивановича он догадался, что стряслось нечто чрезвычайное.
Подождав, пока Твердоступ закончит разговор с Самсоном Ивановичем, Кузьма дотронулся до плеча следователя. Тот наклонился к Свечину: