— Пожалуй. Что ж, излагай варианты.
— Предлагают ГВФ. Курсы годичные, и — вторым пилотом.
— Что думать-то? Твое дело, твоя профессия.
— Надоело.
— Надоело летать?
— И летать. А главное — подчиняться.
— Командовать, значит, хочешь.
— Обосноваться для начала хочу на перспективном месте.
— Пока, — догадался Алик. — А командовать — потом.
Посмеялись. Владлен глянул на Алика, приступил осторожно:
— А если к вам, в газету?
— Прямо вот так, сразу? А что ты умеешь?
— Во-первых, кое-что умею, публиковался в «Красной звезде». А во-вторых, что, хуже тебя?
— Не хуже, Владик, не хуже, успокойся. Но ведь кое-какое образование, призвание там, опыт, наконец, не помешали бы, не находишь?
— А-а! — Владлен презрительно махнул рукой. — Я, когда тебя искал, к Сане Смирнову заходил. А что, если в милицию?
— Там пахать надо.
— Вот Санятка пусть и пашет, а я сеять буду.
— Разумное, доброе, вечное? — холодно уточнил Алик.
— Ладно, ладно. Если что — поможешь? В университет поступать, или куда…
— Если что — помогу. Если смогу.
— Я на тебя надеюсь, Алик. А вообще, как жизнь?
— Работаю. Детей ращу.
— Как ты детей растишь, я знаю. Вчера с Варварой тебя два часа ждали. Я не дождался.
— Не догулял я свое, Владька.
— А кто догулял? Я тут с одной познакомился, многообещающая дамочка.
— И что обещает?
— Папу.
— Тогда женись.
— А что? Кстати, на свидание к ней опаздываю. Так мы договорились, Алик?
— О чем?
— Поможешь, если что, — Владлен протянул Алику руку.
Встал и Алик. Дел — по горло, надо было срочно сдавать в номер материал о первенстве Москвы по вольной борьбе, на котором он не был.
К десяти утра все подтянулись. Майор Смирнов оглядел своих орлов. А орлы — его. С чувством собственного достоинства: поработали с толком, есть что сообщить.
На этот раз Иванюка-младшего вели вплотную, не стесняясь. Без пяти двенадцать дружно вышли из метро и стали прогуливаться. Погуляли минут десять. Надоело. Зашли в знаменитую воблой пивную, подождали, пока Иванюк-младший удовлетворит неизбывную тягу к бочковому пиву.
Потом опять гуляли. Гуляли по Житной, прошлись мимо кинофабрики Ханжонкова, мимо кинотеатра «Буревестник».
Не давали ногам покоя до часу дня. Стало ясно, что Цыган не придет. Тогда Сергей Ларионов распустил команду по домам.
Один припрятался у подъезда, а второй с Казаряном гостевал у Евдокии Григорьевны. Молчаливый хваткий паренек скромно сидел в углу за дверью и слушал, о чем тихо говорят Казарян и хозяйка. А те уже переговорили и о политике, и о врачах-убийцах, о Лидии Томащук, об отсутствии снижения в этом году цен, о запрещенных законом абортах. Потом все трое безнадежно молчали. В двадцать один тридцать Евдокия Григорьевна глянула на наручные кировские, кирпичиком, часы и вздохнула:
— Не придет сегодня.
В двадцать два пятнадцать Александр Смирнов посмотрел на Ларионова, посмотрел на Казаряна и спросил уныло:
— Ну, и что можете доложить?
— Прокол, — признал Казарян.
— Причина? — Смирнов откинулся в кресле, приготовился слушать, а слушать особенно было нечего. Только Ларионов наконец предположил:
— Иванюк маячок выставил.
— Не думаю, — возразил Казарян, — я его замкнул прочно.