— Там, за холмом, имение графа Кувакина. Огромное, граф был меценат: театр завел, лаборатории, из Венеции алхимиков выписывал, говорят. Ставил опыты редчайшие. И в театре разыгрывал аллегории — танцы металлов, свадьбы элементов… Я его, конечно, не застал. Потом тут при Сталине был закрытый институт. Говорят, сюда даже сам Тесла заезжал, когда в Кремль приезжал. — Он понизил голос, как будто проходящими мимо фурами сообщаемое могло быть подслушано и использовано ему во вред.
— И вы работали в этом институте? — Сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать. Молчание часто выглядит невежливо.
— Да, Женя, да, и вот когда мы с Анной Ивановной набрели на него, случайно, я ведь как бы совсем забыл про него — тридцать лет, есть тридцать лет, все и началось…
— Что началось?
Ипполит Игнатьевич снова как бы втянулся куда-то внутрь себя, как испугавшаяся улитка.
— Нас туда не пустили.
— Кто? — Оживилась Майка, кажется, она обожала конфликтные ситуации.
Старик отвернулся, что-то про себя бормоча. Я чуть не выругался.
— Так что, едем в имение?
Ипполит Игнатьевич отрицательно покачал головой:
— В отделение милиции.
Вот этого мне бы не хотелось. Прогулки на свежем воздухе — это одно, а душераздирающие сцены в присутствии представителей власти меня не манили. Впрочем, о том, что я свидетель, он меня предупредил с самого начала. И считает, что я обещал им быть. Да, черт с ним.
— Поехали.
Несмотря на субботний день у отделения РОВД шла обычная жизнь. Впрочем, кто их сравнивал жизни отделений в будни и выходные. На стоянке перед одноэтажным зданием с зарешеченными окнами УАЗик, и красиво разрисованный синей краской «форд», кучка людей в форме, стоят кружком, курят и смеются. Стоят прямо у стенда: «Их разыскивает милиция». Из отделения вышел какой-то майор, и, не глянув на нас, захрустел песочком в направлении «форда».
Не знаю, как кто, а я тоскую в отделениях милиции больше, чем в других казенных заведениях. И знаю почему. Здесь пахнет караулкой, я отслужил двадцать пять лет назад, а запашок строевой безысходности все еще сидит в порах памяти. Но в этот раз интереснее было наблюдать не за прустовскими изгибами сознания, а за поведением реальных людей.
Ипполит Игнатьевич решительно вошел внутрь, приблизился к полупрозрачной перегородке, за которой томился дежурный в окружении телефонов и постучал набалдашником трости в окошко. Окошко в перегородке отворилось. Ипполит Игнатьевич строго спросил, может ли он видеть офицера по имени Рудаков.
— Майор Рудаков только что вышел.
— Мне нужно с ним поговорить.
— А что я могу сделать. — Пожал плечами лейтенант.
— Это очень важно!
— Он уехал.
— Верните его!
С каждой новой фразой голос старика становился громче и неприятнее.
Лейтенант демонстративно снял трубку молчащего телефона, и отвернулся. Ипполит Игнатьевич еще раз требовательно поработал тростью по стеклу. Дежурный гневно встал.
— Вы что там, гражданин, сдурели?!
Открылась дверь, и вошли двое милиционеров, можно было подумать, что на звук начинающегося скандала, но скорей всего — совпадение. Они похлопывали своими дубинками по своим левым ладоням, как будто работая на холостом ходу, в ожидании настоящего дела. Милиционеры присматривались. Старик был одет хоть и скромно, но прилично, вроде бы немедленно применять к нему «демократизаторы» было неловко.
Дежурный вылетел из-за своей стенки.
— Ты че буянишь, дед?
— Чего ему надо? — Спросил один из милиционеров, и посмотрел в мою сторону, как будто прикидывая, не нужно ли и мне того же, что «деду».
— Рудакова требует. — Пояснил дежурный.
Ипполит Игнатьевич истово кивнул.
— Приведите его. Иначе сами будете виноваты. Я этого не хотел! — Старик почти взвизгнул под конец фразы.
Милиционеры посмотрели на дежурного.
— А где Рудаков?
— Да уехал только что. Приходите гражданин попозже. Вечером.
— Я из Москвы, и ждать нельзя. Может быть, ему вообще уже нельзя за руль садиться!
— Чего он несет? — переглянулись милиционеры, — больной?
— Мешаете, гражданин. — Дежурный рванулся к зазвонившему на рабочем месте телефону.
— Я вас очень прошу, — обратился старик к сержантам с черными палками. Те поморщились. Ситуация была дурацкая.
Открылась дверь с улицы, и вошел майор, он вел за руку Майку и снисходительно улыбался. Нет, скорее, это она его вела за руку. Черт, я не отследил тот момент, когда она выскользнула из дежурки. Инициативный, но дискомфортный ребенок.
— В чем дело? — Вальяжно поинтересовался майор. Все тихо обрадовались его появлению, особенно дежурный. При появлении погон с большими звездами, у нас обычно обстановка нормализуется. Не на этот раз.
— Вы ведь Рудаков?
— Да. — Майор перестал улыбаться.
Ипполит Игнатьевич судорожно вздохнул, потом медленно, сдерживая свое падение упертой в пол тростью, рухнул на колени перед чином.