Эсэсовец, впрочем, тоже парнем оказался хоть куда. Белокурая бестия, что называется. Смотришь на такого, изъяна не замечая, того и гляди бабская тоска накроет валом девятым. Как-то раньше мужики не очень видные попадались, а тут сразу двое — один другого краше. Ну то есть не в том смысле краше, что красивей — Чудо-в-перьях только на конкурс Мистер Вселенная выпускать, но есть ведь что-то и в нём такое…
Ну, а эсэсовец — с какой стороны ни посмотри…
Кстати, со спины в первую очередь пленника осмотрели. Чип у него аккуратно был поставлен — в точности под вторым позвонком, и зашито все чин-чинарём. А то как же? Немцы! Цивилизация, не хухры-мухры! Известные аккуратисты и педанты. Во многом миф, конечно, но нацисты как раз мифами и питались.
— Добро пожаловать в Гданьск! — сказала я фрицу на ломаном немецком.
Того аж перекосило.
Тут Финн пронюхал как-то об успехе и по радиоканалу потребовал, чтобы эсэсовца к нему на допрос доставили, причём немедленно. Но Чубакка, памятуя прошлый неудачный допрос, выпускать добычу из когтей не собирался. Допрашивать он и сам умел неплохо, по-своему, конечно, по-звериному, зато куда быстрее, чем Махалыч. Коготки трёхдюймовые запустил в нежную плоть арийскую, лицо к лицу приблизил и упёрся взглядом — глаза в глаза. Мне в стороне и то страшно стало, а уж эсэсовец обмочиться мог много раз. Но не обмочился, так как Страшила его нервную систему под контролем держал. До самого финала.
— У нас трупешник, — объявила я две минуты спустя.
Целый час мы брели молча между старых портовых корпусов, стараясь прикрыться ими от холодного балтийского ветра. Поздней осенью на побережье лужи по утрам хрустят.
— Здесь, — сказал Чудо-в-перьях и присел на бетонное ограждение.
Как бы задницу не отморозил, бедняжка. Яйца его крутые точно где-то в другом месте припрятаны. Или мехом покрыты, как какие-нибудь киви.
Мне-то на холодный бетон садиться не с руки, хоть под задницей и куртка тёплая. Так что я рядом встала. Стояла так и размышляла, труп очередной выбросит или живого человека? Нашего или чужака?
А Чуй говорит вдруг:
— Подкрепление вызывай.
Я чуть не подпрыгнула. Надо же! До сих пор как-то своими силами обходились.
— И много?
— Всех, кого сможешь.
Да, дела.
— Ситуация два нуля пять, два нуля пять. Максимальная мобилизация.
Про мобилизацию — отсебятина, конечно. С перепугу придумалось. И голос вовремя дрогнул, так что в конторе, сейчас, наверное, все на ушах стоят. Броники застегивают, стволы проверяют. Лось, скорее всего, гранаты выдаёт по две в руки.
Начальство картами шуршит. Махалыч нервничает, торопит всех, за меня беспокоится.
Что я ожидала? Что на меня повалит толпа голых мужиков? Таких себе отборных спортивных блондинчиков из «Наследия предков», чистокровных арийцев. Ну да, в общем-то, именно этого я и ожидала. А толпа мужиков оказалась отлично экипированной и вооружённой до зубов. Но до этого хмарь пошла, и теплом из преисподней дыхнуло, так что и Балтика суровая отступила.
Впервые я так близко темпоральное возмущение увидела. Точно волна прошлась от невидимого взрыва, а потом короткая вспышка. Раньше, когда мы под труп выходили, таких масштабов не наблюдалось.
И вот попёрли — в новенькой чёрной форме, с автоматами вроде калашей, с бляхами на груди и со зловещими зигами в петлицах. Как такое может быть, чтобы с оружием и в одежде через время проникать? Видимо, вслух подумала.
— Если пропитать субстанцией, связанной с живым организмом… — начал было объяснять Страшила, но бросил.
— Это прорыв, — крикнула я в микрофон. — Аненербе!
Чубакка встал у них на пути, а я рядом, в тени великана встала. Эсесовцы аж опешили, замерли, минуту, а то и две потеряли на этом. Похоже, не ожидали такое чудо увидеть. Технологии продвинутые, то-сё, сто лет форы, как-никак, но почти трёхметрового монстра увидеть не ожидали. Хотя всё же эти ребята тоже оккультизмом и мистикой баловались. Нашёлся один, не растерялся, приказал коротко: «Feuer!».
А мой парень, рыцарь мой лохматый, меня за бетонный барьер одной лапищей перебросил, а сам вперёд, на врага! Ему-то пули нипочём, он же, урод, из чистых тахионов скроен. По крайней мере, я сильно на это надеялась.
Группа Махалыча вовремя подоспела. Но и они не ожидали таких масштабов вторжения повстречать. Всё смешалось: оперативники дробовики дёргают, стреляют часто и мимо. Снайперы издалека бьют. Редко, но метко. И всё же поздно, поздно, соколики. Эсесовцы какую-то хреновину из дыры вытащили, рядом поставили. Дыра, судя по едва заметному мареву, понемногу расширялась — на той стороне уже двигатели урчат, бензином сгоревшим через портал пахнуло. А ведь парочки танков хватит, чтобы мы контроль над ситуацией потеряли. Да что танков — обычных бронетранспортёров хватит. У Махалыча ни гранатомётов, ни ракет.
— Закрывай дыру! — произнёс в ухе голос Финна.
— Нет!
— Выполнять приказ!
Я не могла. Да у меня и рука не поднимется. Её же ужасом запредельным скуёт. Но и приказ в мозгу дыру проедает. Рука оттаяла и сама собой поднялась. Я зубами в неё вцепилась, прикусила. Не помогло. Страшила как раз спиной повернулся. Это хорошо, что спиной, в лицо ему я не посмела бы взглянуть, духу бы не хватило. А так, что — нажала-таки на кнопочку.
Сперва ничего не произошло, я уже было обрадовалась, что ошиблись эксперты сраные. Но тут парень мой на бок повалился. Тяжело так. На молекулы не рассыпался, а будто сражённый пулей осел.
Может, и правда от пули? Пусть это будет пуля! Кто там есть, чего тебе стоит? Пусть это будет нацистская пуля, и я голову оторву тому, кто стрелял! Но пусть только это буду не я…
Но нет. Марево вдруг сворачиваться начало. Как будто таять. Быстро истаяло. А потом портал разом схлопнулся, да с таким щёлканьем и треском статическим, точно старый ламповый телевизор вырубили. Одного эсесовца пополам разрезало за мгновение до того, как совсем исчезнуть дыре. Кровь из обрубка хлещет. А мне всё равно. Не жалко мне человека, а монстра жалко. И себя жалко до жути. Себя больше всех.
Он издыхал медленно и молча. Но хоть издыхал, а к нему все равно никто из оперативников не решался подойти близко. Никто кроме меня. Так что сидела я одна, как Энн возле поверженного Кинг-Конга. Гладила шерсть слипшуюся. От моих слёз, похоже, больше не от чего ей слипаться. На Чуде ран не заметно, и не потеет он.
— Прости уж, зверюга, такой я вот стервой оказалась.
А он уже и не реагирует. Народ, что посмелее, в отдалении стоит, таращится, но толком ничего понять не может. Трупы убрали почти везде, раненых эвакуировали. Только пареньку, что рядом с нами упал от пули фашисткой, самому отползать пришлось, дробовик бросив.
— Здесь подпольная фабрика в ангаре, — донесло с прежним холодным ветром голос начальства. — Судя по всему, они планировали захватить склад готовой продукции. Представляешь, что вышло бы?
Так это, выходит, мне босс говорит? Ко мне обращается? Снизошёл, что называется, до низов.
— А так мы на коне, — продолжал бубнить босс. — Одним ударом двух зайцев. И вторжение сорвали, и склад накрыли. Сливки самые сняли. Теперь черный рынок на голодном пайке пару лет будет сидеть.
Только я отвлеклась было, как вдруг мой умирающий парень цап меня за руку! Я чуть не взвизгнула от неожиданности.
Он сжимает мою ладонь лапищей, и когти его впиваются в мою кожу. Боль возникает как молния и тут же проходит. И вдруг я начинаю видеть: легкая светящаяся дымка, как подсветка приборной доски. Нити переплетаются, составляя сложный узор, гораздо путаней привычных магнитных линий. Ткань мироздания — вот она какая. Или четвёртое измерение, струны там всякие, темпоральные поля и тахионные вихри, мать их.
И вдруг вижу, где именно вибрации усиливаются, где напряжение нарастает. Нити вытягиваются как патока и кое-где лопаются, точно гитарные струны. Это что же, значит, и прорыв следующий там будет? Не близко. По грубой прикидке — северная часть Парижа. Восемнадцатый округ или Клиши. Непонятно только, опять толпой фрицы полезут или обычный труп вынесет…