Ей всегда противостоит концепция "арьергардизма". Большевизм оформился в качестве политической силы, лишь отмежевавшись от концепции "спасительного арьергарда" в ее народническом исполнении (ленинское "мы пойдем другим путем"). Но концепция "спасительного арьергарда" существовала и в других исполнениях, категорически неприемлемых для большевиков, — эсеровском, анархистском.
Есть политика арьергардизма — и метафизика оного. Народничество во всех его вариантах (обычном, эсеровском, анархистском и пр.) — это политика арьергардизма. Телемизм — метафизика того же арьергардизма. Для того, чтобы арьергард отверг авангард и противопоставил себя ему, необходимо отречение этого самого арьергарда от Истории. Такое отречение как раз и обеспечивает телемизм. Пинский упрекает Бахтина в нежелании осмысливать Карнавал исторически. Бахтин же сознательно этого не делает. В отношении к Карнавалу как спасителю человечества от Истории — традиция Телемы!
Трагедия ХХ века в том, что авангардизм, представителями которого были большевики, принявшие эстафету у якобинцев, вдруг оказался странным образом надломлен (почему-то вновь вспомнилось сакраментальное "МЫ сломали хребет…"). Никоим образом не хочу сводить дело к теории заговора. Но то, что вера в спасительность пролетариата как авангарда человечества, доминируя в 20-е годы ХХ века, стала ослабевать уже к середине 30-х годов, — несомненный исторический факт.
Началось все, наверное, с гражданской войны в Испании. Когда оказалось, что испанского пролетариата недостаточно для отпора франкистам. То ли — по причине индустриальной неразвитости Испании, то ли… В любом случае, уже в Испании арьергардисты (испанские анархисты, но и не только) стали теснить авангардистов (испанских коммунистов). Советское вмешательство в испанские дела лишь усугубило политический и духовный проигрыш испанских авангардистов.
А тут еще — фиаско полноценного пролетариата! Немецкого! Он-то должен был сыграть роль "спасительного авангарда" и подавить фашизм (пролетарское восстание в Германии, всеобщая немецкая политическая забастовка). Но ведь не тут-то было!
После Второй мировой войны революционный процесс перенесся в колонии. Антиколониальные революционные движения по определению не могли использовать теорию и практику авангардизма.
К началу 60-х годов ХХ века революционный процесс в Европе (да и на Западе в целом) приобретает субкультурный (студенческий), маргинально-деклассированный (революция хиппи) и двусмысленно-спецслужбистский ("красные бригады") характер.
Прослеживая злоключения авангардизма в ХХ веке, мы приходим, наконец, к ключевой точке — срыву революции в СССР. В СССР к началу 80-х годов ХХ века сложился полноценный авангард. Тут и высококвалифицированные рабочие, и директора, недовольные застоем, и инженеры (не те, которые прозябали в никому не нужных НИИ, а другие). Тут же — постиндустриальные слои советской меритократии: ученые, работавшие в академгородках, элита военно-промышленного комплекса, часть армии и спецслужб.
Как переключить общество с авангардной на арьергардную повестку дня? Как-как! Собрать соответствующую команду журналистов… Заткнуть рот остальным… Показать несколько ярких событий (бритые режут бородатых, к примеру)… Разоблачить коррупцию (реальную или выдуманную)… И — пошли вы все с вашей авангардной повесткой дня! Сменили повестку дня? Авангард ушел с политической авансцены или перестал быть авангардом, приняв арьергардную повестку дня. Арьергард занял место авангарда.
И — "прости-прощай" революция авангарда, которая только (подчеркну еще раз) и могла спасти СССР! Такую революцию сорвали. И по прошествии времени стало ясно, что сорвавший ее — явно транснациональный — субъект задался очень амбициозной целью! Он вознамерился овладеть искусством извращения и превращения в той степени, в которой данное искусство (оно же Игра) может полноценно противостоять Истории.
Обсудив уже проблему демонтажа личности и народа как историко-культурной личности, я теперь вправе обратить внимание читателя на то, что авангард — это политический аналог "сверх-Я". А арьергард — это политический аналог "Оно". А также на то, что демонтаж культурный, политический, метафизический и иной осуществлялся с помощью Телемы. Но являлась ли Телема лишь средством демонтажа или же субъектом, осуществляющим оный?
В любом случае — Телема использовала беспокоившие Маркса "превращения". И опять же возникает вопрос: "превращения" эти, являясь войной формы против содержания, осуществляются самой формой? Или каким-то внешним субъектом? Если есть такой внешний субъект, то им никак не может быть Творец форм. А раз так, то на роль предельного метафизического субъекта, рождающего "превращенные формы", может претендовать лишь Сверх-Сущее Бердяева. То есть Великая Тьма.
Но кто соискатель на политическую роль? Как прикажете именовать субъект, который явно решил бороться не только с коммунизмом, Модерном и гуманизмом, но и с Историей? И почему, собственно, этот политический субъект нельзя именовать Телемой? "Транснациональным империалистическим государством" его, видите ли, именовать можно. "Железной пятой" — можно. А Телемой — нельзя? Почему?
Проект "Телема" претендует на то, чтобы отменить Историю. Проектанты хотят добиться этой цели, парализуя исторический авангард, побуждая арьергард отречься от Истории, активизируя отрекшийся от Истории арьергард и двигая исторический поезд вспять. То есть, осуществляя регресс.
Проектом "Телема" я занимаюсь, а не Рабле, Бахтиным, Кожиновым и другими. Проектом "Телема" — как сокрушителем Модерна. И создателем совсем иной реальности по ту сторону оного.
Русская Телема в ее оголтело-племенном исполнении — убогая часть общемировой Телемы. Задумываться об этом я впервые стал после того, как столкнулся с феноменом, потребовавшим герменевтического прочтения. Сам-то феномен не ахти какой. Почему-то из уст теоретика, всегда именовавшего себя левым, прозвучала очень несвоевременная анафема Марксу как враждебному России еврею.
Ну, анафема и анафема… Марксу от этого, что называется, ни жарко, ни холодно. Но про такие анафемы говорят: "Поразительно не ко времени!"
Маркс только-только стал вновь приобретать актуальность. Ему присягнули и многие крупные западные ученые, и весьма влиятельные общественные деятели. Он оказался впервые признан Ватиканом, буддистами. В России Маркс — как-никак связан с советским прошлым, с теорией классовой борьбы, с авангардизмом, о котором я сказал выше.
И — надо же! — совсем несвоевременный перепев на избитую бакунинскую тему. Помните, наверное, книгу Бакунина "Интернационал, Маркс и евреи"? Перепев бакунинских инвектив был на редкость беспомощным. О русофобии Маркса должны были свидетельствовать по преимуществу высказывания Энгельса. Достаточно простого семантического анализа, чтобы это выявилось во всей своей непреложности.
Но что там семантический анализ! Из антимарксовой работы (ну, русофоб Маркс, и всё тут) было изъято все, что на сегодня известно по поводу сложного (и именно сложного) отношения Маркса к России. При том, что отношение Энгельса к России было примитивным и именно русофобческим (в этом смысле — классически немецким). Но Энгельс автора не интересовал. Ему был нужен Маркс. Удар нужно было нанести именно по Карлу, а не по Фридриху!
ЧАСТНОСТЬ? СЛУЧАЙНОСТЬ? Возможно. Но когда вдобавок оказывается, что теоретик, именующий себя левым, называет своим учителем Кожинова (к вопросу о Байгушеве, Бахтине, Рабле, всяких там "русских орденах", их телемской подоплеке), — то недоумение возрастает. Или Кожинов, или левизна. Но если бы Кожинов не присягнул Бахтину, а Бахтин — Рабле, а Рабле — Телеме… Если бы не предупреждали о пагубности всей этой череды присяг такие люди, как Лосев с Аверинцевым… Присяга Кожинову, вопреки всему этому (при упорном желании и левизну сохранять), — не могла не вызывать вопросов. А тут еще перепев бакунинской темы — вновь подчеркну, крайне несвоевременный.
Но мало этого! Есть простая и незатейливая советскость, в которой находится место для очень многого. И для своеобразной левизны, и для выявления русофобии Маркса. Но какое отношение Кожинов имеет к такой незатейливой советскости? Какое отношение к ней имел Кочетов — я понимаю. Обрушился человек на друга Кожинова по фамилии Страда, сумел с трудом в Минске напечатать свой роман, восхищаться литературными достоинствами коего я не намерен, — и умер. Но Кожинов — не Кочетов! Он с высокомерием отметает все кондово-советское.
Пытаясь ответить на эти вопросы, я сформулировал для себя в итоге гипотезу, никого не демонизирующую и ничего конспирологического в себе не содержащую.
Что если поклонникам Кожинова Бакунин дорог не только как обличитель марксовой русофобии, но и как политик-арьергардист?
Что если поклонникам Кожинова Маркс ненавистен не только как еврей-русофоб, но и как политик-авангардист? А также как ревнитель развития, философ, влюбленный в Историю?
Что если поклонникам Кожинова люб и дорог не только Бакунин, но и весь собирательный арьергардизм, вплоть до того же Савинкова? Не Савинкова-террориста! Никоим образом не хочу что-то кому-то "клеить" и тянуть нить от Савинкова к бен Ладену. Нет, я имею в виду Савинкова, как поклонника народной органики. Ведь именно это определило его интерес к "новой церковности", его связь с Гиппиус и Мережковским, его телемизм!
Что если поклонникам Кожинова надо под видом восхваления советского дискредитировать авангардную левизну и восславить левизну арьергардную (как в пределах советского, так и за его пределами)?
Что если их задача — поспособствовать восстанию арьергарда? Назвав такое восстание "национальным", "народным"?
Что если для этого только и нужны все сразу — и Бакунин, и Савинков, и Бахтин, и Рабле с его Телемой?
Что если вполне просвещенные и интеллигентные поклонники Кожинова ради этого — опрощаются и братаются с контингентом, может быть, и восхищенным Кожиновым, но лишенным всяческой просвещенности и интеллигентности? Я не народ имею в виду — а махровых провокаторов.
Что если братание с ними — дань теории и практике арьергарда, то бишь народничества? Ведь в этом случае — все объяснимо. И Бакунин, и Савинков не просвещением арьергарда хотели заниматься, а задействованием спящей в арьергарде темной энергии! Плевать на то, что архаическая эта энергия, племенная, зверино-стайная! Такая энергия для тех, кто присягнул политике арьергарда, желанна в силу своей нутряной мощи. Что же касается качества энергии, то сделавший ставку на арьергард — за энергией обращаться должен, разумеется, к Телеме.
Только вот из песни-то слов не выкинешь. Телема побеждала дважды — в 1933-м в Германии и в 1991-м в СССР. Победив еще раз в России в каком-нибудь 2011-м или 2017-м, она не оставит от России ничего. Подчеркиваю — именно НИЧЕГО.
Советское прошлое? Каково место в этом прошлом у большевистского проекта (Красного проекта, то бишь) и якобинского проекта (то бишь проекта "Модерн")? Чем оно, советское, является, за вычетом этих компонент? А ведь и Кожинов, и присягающие ему левые теоретики выдирают из реального советского с корнем и большевистское как чужеродное, и модернистское (советская страсть по развитию), и многое другое. Что остается от советского "козлика"? Какие "рожки да ножки"? И равнозначен ли восторг перед этими останками — любви к советскому?
С советским тоже можно работать постмодернистскими методами. Его не обязательно проклинать. Его можно восхвалять и при этом диссоциировать, переконфигурировать и так далее. Хотите, я с помощью таких технологий превращу советское во всё, что угодно?
Ишь ты, "советское"! Как в 2009 году, используя старую систему координат, отличить советское как подлинность — от советского как симулякра? Ясно же, что никак!
А значит, нужна новая система координат. Та, в которой могут вести полемику не антисоветисты с советистами, а люди, совершенно по-разному прочитывающие советский "текст". И не просто по-разному, а иногда с точностью до наоборот. Хорошо было в доброе старое время, когда советское со знаком "плюс" именовалось сталинизмом, а советское со знаком "минус" — троцкизмом. Или со знаком "минус" — сталинизмом, а со знаком "плюс" — ленинизмом.
Но пока ревнители советского сталинизма воевали с троцкистами, у них под боком завелись патриоты высшей пробы (русисты, орденцы), для которых Сталин и Троцкий — два равновредных инородца. Как пелось в известной песне: "То ли еще будет — ой-ё-ёй!" И никакими заклинаниями от этого "ой-ё-ёй" не спасешься. К нему можно только предуготовиться.
Постмодернистская диссоциация и переконфигурация приведет к размножению не только позитивных образов советского как такового, но и, к примеру, позитивных образов Сталина. Какой Сталин люб конкретному сталинисту? Сталин для него преемник Петра Великого или Ивана Грозного? Ах, Ивана Грозного! Но ведь и этот образ нетрудно диссоциировать. Всё уже началось. Грозный как ревнитель развития… Грозный как ревнитель отсталости… Ах, как удобен может оказаться определенный Грозный для резервации — Московии "а ля рюс"!
ОСЬЮ НОВОЙ СИСТЕМЫ КООРДИНАТ будет отношение к Телеме. Можете сегодня иронизировать по этому поводу сколько хотите. Но завтра все признают, что это именно так! За время, пока я вел исследование, от иронических ухмылок по поводу "перестройки-2" наш совокупный интеллектуальный бомонд перешел к признанию "перестройки-2" как абсолютной очевидности. Затем он от ухмылок по поводу "какого-то там консенсуса Юргенс—Белковский" перешел к признанию этого консенсуса как опять же абсолютной очевидности. А как не признать-то, если юргенсовский ИНСОР заказывает доклад о параллельной власти в России — М.Ремизову? То ли работнику Белковского, то ли соратнику… как минимум — ключевой фигуре на сайте АПН. Неужели есть чудаки, которые считают, что Белковский и впрямь освободил данный сайт от своей опеки?
Переход наших интеллектуальных "бомондников" от иронических ухмылок по поводу "слишком оригинальных идей" к признанию этих идей — давно не вызывает во мне ничего, кроме… не буду даже говорить, чего — и так, наверное, понятно. Особо печально, пожалуй, то, что никто до сих пор не понял, в чем реальное содержание явления, которое я называю "консенсусом Юргенс—Белковский".
Имеющий глаза да увидит? А есть он, этот "имеющий глаза"? Между тем, именно то, что я очень условно назвал "консенсусом Юргенс–Белковский", определит содержание политической жизни в современной России.
Снова иронически ухмыляетесь? На здоровье! Говорю вам, что именно это определит содержание политической жизни в современной России — так и будет. Говорю, что размежевание будет происходить в соответствии с отношением к Телеме — так и будет. Ждите! Ждать осталось недолго.
Я же, предупредив об этом, намерен дообсудить историю отношений между большевиками и Телемой. Именно в 1922 году Ленин, уступив НЭПу как необходимости, сделал все для того, чтобы большевистский авангардизм не переродился в нэпманский арьергардизм. Для подобного перерождения требовалась малость — решимость опереться на нэпмана. Нэпмана с партбилетом или без оного. А уж коли оперся — пиши пропало.
Горбачев предложил новый вариант НЭПа. Могло бы получиться что-то путное? Кто знает! Но, прежде всего, было нарушено правило баланса — сдвинулся в определенную сторону, уравновешивай чем-то этот сдвиг. Дал отмашку на новый НЭП — не превращай нового нэпмана в свою политиЧескую базу. Но и эта ошибка Горбачева, может быть, не оказалась бы роковой, если бы на сторону нового НЭПа не перешла интеллигенция, бравировавшая ранее своей антимещанской возвышенностью. И очень важную роль в случившемся переходе сыграл тот самый Бахтин. Реальный Михаил Михайлович Бахтин, в творчестве которого интеллигенция нашла легитимацию своему перестроечному союзу с самой вульгарной частью советского мещанства.