Список всех сериалов, когда-либо шедших по ТВ, был готов к утру. Следующей ночью Монготройд зачитал его перед призраками и отметил ещё четыре сериала, которые надлежало найти. «Чертову службу в госпитале Мэш», «Любовь и тайны Сансет-Бич», «Дживса и Вустера», «Джен Эйр» 1983 года. С последним оказалось меньше всего проблем — кассета сохранилась у матушки, питавшей склонность к сентиментальным фильмам. Монготройду осталось повозиться с видеомагнитофоном, умилившись забытому шороху пленки, и запустить показ следующей же ночью. В тревожном и радостном возбуждении старики ждали решения своей участи, пока перед ними разворачивалась история английской гувернантки, маленькой неприметной дурнушки. И с последними кадрами, стоило появиться титрам «конец», субтильная кокетливая старушка в красной шляпке поднялась с кресла, медленно взлетела и, помахав на прощанье рукой, скользнула в форточку.
Шли дни, Джереми Монготройд приносил в Лейк-Парк все новые записи, один за другим призраки исчезали в ночном тумане — просто уходили в раскрытое по случаю теплой погоды окно и таяли в сладком воздухе Вакигана. Мисс Итан оставалась последней. Монготройду чертовски не хотелось её терять. Но он должен был завершить дело. Детектив похудел и осунулся, мама беспокоилась за него, и мисс Фуллер обихаживала, как могла. Он чувствовал, что ожесточенное сердце директора Лейк-Парка смягчилось и оттаяло, что женщину тянет к нему, но ничем не в силах был ей помочь. И она не могла помочь разрешить задачу — очевидно, что мисс Дорис Итан удерживал тот же принцип, что и остальных призраков. Но ни один из классических сериалов не подходил — она улыбалась, качала головой и переводила разговор на более интересные темы — поэзию Уитмена, например, войну Севера с Югом или сомнительные преимущества цветного кинематографа перед старыми добрыми черно-белыми фильмами.
Лето близилось к середине, когда Монготройду наконец пришло в голову элементарное решение — пробить в гугле «Дорис Итан». Актриса и певица сороковых-пятидесятых годов, выступала на Бродвее, снималась в кино, отошла от дел, преподавала танцы, не замужем и бездетна. Умерла в доме престарелых Лейк-Парк в 2002 году. Снималась. «Молодые и милые», «Человек на Луне», «Двойное танго». И сериал «Истории призраков». 1952–53 год, недоснят, последние серии остались лежать на полке. Монгоройд поднял Сантану, пообещав премиальные. Авторские права на фильм принадлежат продюсеру Вильяму Кастелу, Зимний Парк, Флорида. Старику было за девяносто, но он все ещё жил в собственном доме и даже катался на лошади по утрам, если верить его персональной страничке в сети. Остальное было делом техники.
Самолет, автобус, маленький городок, белый особнячок в колониальном стиле на самой окраине. Вильям Кастел оказался разговорчивым, щеголеватым дедушкой с крашеными волосами, небезуспешно скрывающим следы возраста. Когда представитель «Новостей Вакигана» Д. Монготройд попросил знаменитость об интервью для еженедельной странички «Заходящие звезды», бывший продюсер охотно впустил в дом журналиста. Прелестная шатенка в кружевном фартучке (то ли горничная, то ли сиделка, то ли метресса) предложила гостю умыться с дороги, подала полотенце, поднесла ледяной джулеп с листиком мяты и оставила их с хозяином наедине. Покачиваясь в кресле и иногда повторяясь в рассказах, Кастель поведал всю подноготную сериала, блестящего и печального, которому не хватило до успеха какого-то жалкого миллиона.
Это были истории призраков и привидений, мстительных и влюбленных, печальных и даже комических. Последняя серия оказалась самой удачной — трагическая судьба молодой актрисы, погибшей во время съемок одного рискованного эпизода. Бедняжка оживала, когда крутили пленку с её участием — так романтично. И вы знаете — это была лучшая роль Дорис Итан, одной из самых очаровательных актрис своего времени. Как порхала она в вихре вальса, молодой человек, как кружилась пышная юбка и колыхались локоны, как задорно блестели глаза и играли ямочки на щеках. Дамы былых времен канули в лету, их прелесть сохранила лишь непрочная кинопленка. Кстати, Дорис так огорчилась той неудаче, что ушла из кино, роль актрисы оказалась для неё последней. Если вдруг вам когда-нибудь повезет встретиться с ней, молодой человек, непременнейше передайте приветы от старого, да, очень-очень старого друга. Я… понимаете, я был неравнодушен к ней, но ни разу не заикнулся о чувствах — работа. А потом было поздно, увы. Да, конечно, у меня сохранились записи, и скопировать их не сложно — только прошу вас, не выкладывайте в Интернет. Надеюсь на вашу честность, мистер! Прощайте.
Всю дорогу до Вакигана детектив Монготройд молчал, прижимая к себе «дипломат» с драгоценной кассетой. Он надеялся — и боялся надеяться на чудеса. Сети шоссе колыхались под тонким днищем быстрого самолета, люди спешили, не успевая задуматься друг о друге, вглядеться в глаза, услышать. Просто остановиться, вникая в бренную прелесть ускользающего момента, шорох дождя по деревянной крыше, лисью возню в кустах, хрустальный голос первого соловья в светлеющих нежных сумерках. Трапперы и ковбои разучились ходить пешком и тормозить на обочине, чтобы полюбоваться, как падает солнце в воды Великого озера, как несутся по прерии тени бизонов и парят в вышине орлы. Есть лишь деньги, кредиты, дорогие дома, персональные адвокаты и заботливые психоаналитики — кто рискнул бы отбросить эти блага за один разговор на колючей лестнице? Кто рискнул бы шагнуть?
…Дом престарелых Лейк-Парк, город Вакиган, штат Иллинойс, погрузился в глубокий сон. Мистер Джереми Монготройд вставил в видеомагнитофон кассету, и осторожно нажал на «пуск». Он не знал — обретение или свобода, жизнь или смерть скручены в коричневый рулон пленки.
Кнопка щелкнула. На экране закружилась, выводя контур названия, рисованная фигуристка. Забренчало веселое фортепьяно. Мисс Дорис Итан девяносто четырех лет от роду улыбнулась сухими губами. Мисс Дорис Итан двадцати пяти лет от роду ослепительно вплыла в кадр: я расскажу вам историю, дамы и господа! Смотрите, смотрите и слушайте, это история о любви…
Владислав Ленцев
4 июля 1986 г.
Андрей Артемьев
27 мая 1989 г.
— Вы уверены, Гектор? — он улыбнулся так кротко, будто речь шла о выборе между марками смартфонов. — Обратного пути не будет.
— Грейсёрф… — мне вдруг стало любопытно, — у вас есть настоящее имя?
Он промолчал.
Я, наверное, по-старчески усмехнулся и в конце концов кивнул. Грейсёрф откинулся на кресле и стал набирать что-то на видимой только ему клавиатуре. Началось.
Я вышел на балкон: дождь, прохладные сумерки, где-то на границе видимости — огни того самого моста… Я во всех деталях вспомнил вчерашнюю ночь — удивительную ночь, подарившую встречу с несуществующим человеком.
В тот вечер мне было так паршиво, что даже не хотелось выпить. Я бродил по городу и наблюдал за случайными прохожими, вновь и вновь чувствуя себя бесполезным.
Все теперь как один: глаза скрыты за смарт-очками, одежда нестатусная, походки расслабленные, выражения на лицах меняются, как у шизофреников, — а всё, что им дорого, разложено по тегам и заключено в облачные хранилища. Они даже не называли друг друга задротами — с эпохой, которая не придумала обидных прозвищ, определённо что-то не так.
Начал моросить дождь, и я накинул на голову капюшон куртки. Улицы пустели. Я двинулся к мосту Винера — подвесной громадине, с которой редкую неделю не бросались в реку нервно истощённые неудачники.
Я и сам, признаться, был одним из них — осколок старой эпохи, презирающий лёгкость цифрового бытия. Все мои последние дела — смешные, слишком банальные даже для полиции или полулегальные. Найди пропавшую собачку без чипа, последи за коллегой: может, ему нужен психотерапевт? Глупости.
Раньше мужья и жёны заказывали друг на друга компромат об измене, а сейчас хотят алиби для собственных адюльтеров — чек-ин там, поддельное фото здесь, и вроде бы от этого меняется сама реальность.
Всё, что мне доставалось в последние годы, — офлайновые недоразумения, но их было всё меньше. Зачем я, если есть поисковые системы и полиция, которая расследует убийства, не отходя от мониторов? Я вспомнил свой отдел — скольких хороших ребят сразило цифровое слабоумие…
Иногда мне казалось, что приспособиться можно — взять кредит, накупить навороченной техники и заняться этой электронной кашей — но любой современный подросток при желании оставил бы меня в дураках. Я был слишком тёмным для их светлого будущего.
Огни вокруг внезапно погасли — дома, вывески и прочая электрическая мишура; светофоры остались. Авария на подстанции, уже третья в этом году. Старые сети города не справлялись с нагрузкой и по-своему намекали людям на уязвимость их сладкой цифровой комы.
Моей прогулке это не помешало: на мосту зажглось тусклое аварийное освещение. Дождь усиливался, время было позднее — дорога опустела. Я дошёл до середины пешеходной секции, как вдруг увидел метрах в двадцати впереди чьи-то ботинки…
Я сразу всё понял, пригнулся и затрусил к этому месту, высматривая обладателя обуви справа, за ограждением и опорами моста. Сначала показались босые пятки на поручне, а мгновение спустя — вся фигура. Это был мужчина в измятом костюме — пошатываясь, он стоял на перилах, рискуя сорваться в любой момент. Одной рукой незнакомец держался за столб, а другой потрясал в воздухе и кричал:
— Имел я ваш проклятый город! Эрвин Дэвис больше не будет вашим рабом!
Я мельком глянул на камеру наблюдения позади самоубийцы — вместе с электричеством отключилась и она. Копов ждать не стоило.
— Эй, спокойно, приятель, — с этими словами я выпрямился и приблизился к нему на несколько шагов. — Не делай глупостей!
Он обернулся, и в сумраке я разглядел его лицо — столь же небритое, сколь и нетрезвое. В свободной руке самоубийца держал смартфон — может, минуту назад он прощался с кем-то из близких?
— Тебя ведь Эрвин зовут, да? — шум дождя приглушал мой голос, но в ответ незнакомец блаженно кивнул. — Эрвин, давай ты спустишься оттуда, и мы потолкуем о твоих проблемах и всё такое.
— Они стёрли меня! — истерично воскликнул он и расхохотался. — Нет теперь больше Эрвина Дэвиса!
Я гадал, как отговорить от самоубийства человека в столь расстроенных чувствах, но это уже не понадобилось. Эрвин поскользнулся, опрокинулся назад — и обязательно поцеловал бы затылком бетон, не подоспей я вовремя.
— Ха-а-ха-ха-а! вырвался из него жуткий, протяжный смех, а потом неожиданно тихо и кротко он произнёс: — Спокойной ночи, — и вырубился. Я хлопал его по щекам, тёр мочки ушей, пытался раскрыть глаза — но Эрвин был беспробудно пьян.
Я взял его смартфон — дешёвая модель, такие обычно продают в торговых автоматах. Стерев с экрана капли дождя, я прочитал: «Эрвин С. Д., мы всегда будем тебя помнить! (соболезнует 0 человек, станьте первым!)» — а слева некачественное фото человека лет тридцати и дата смерти. Я сравнил со спящим — это точно был он.
Чей-то розыгрыш довёл беднягу? Сайт определённо подделка. Я пролистнул на главную, проверил адрес, нашёл цифровую подпись… Муниципальное сетевое кладбище Уайт-Плейс. Эрвин — мертвец, официально и бесповоротно.
Меня как громом поразило, а над мостом мистически сверкнула молния. На секунду я даже подумал, что всё это мне мерещится, — но спящий человек был совершенно реальным и безусловно живым. Что за чертовщина?
В одном из карманов Эрвина я нашёл ключ-карточку с эмблемой мотеля «Дом на облаке». Глянул на дорогу — редкие машины неслись мимо, игнорируя нас — и вызвал такси. Пока мы ждали, я уже начал понимать, чем пахнет эта история.
На смартфоне Эрвина — никаких входящих и только три исходящих: звонки в полицию. Все оборваны, длительность 0 секунд. Помимо этого — только развлекательные рассылки.
Но самым интересным было другое. Я воспользовался поиском и нашёл в сети пятерых Эрвинов Дэвисов, но ни один из них даже отдалённо не походил на моего. Только дурацкое соболезнование и ничего больше.
Они действительно стёрли его. О таких делах я ещё не слышал. Но что удержало отвергнутое дитя цифровой цивилизации от обращения в полицию? Я-то знал, что толку от копов немного, но не он…
Мелькнула мысль отвезти его в участок самому, но я сразу осёкся: если можно полностью удалить человека, то повесить на него кучу грехов в полицейских базах данных — тем более.
Судя по виду Эрвина, он по крайней мере неделю размышлял над своим положением, перед тем как решился прыгнуть. За всё это время копы и ухом не повели, значит, случай и правда из ряда вон.