— Это же здание РУВД, — удивился майор.
— В газетах пишут, мафия всюду проникла, — буркнул задержанный.
Рябинин не поленился и предъявил ему удостоверение. Задержанный обиженно кивнул на Палладьева:
— Этот лось чуть меня не придушил.
— Подумал, что ты гравий воруешь.
— Кто вы и что вы? — потребовал Рябинин.
— Моя фамилия Напрасников. Ребята, вы мне и нужны! Паспорт у меня в гостинице. А я приехал с Кольского в поисках дружка, Афанасия Сомова. Вот и кантуюсь.
— Подробнее, — велел Рябинин.
Напрасников поёжился, отчего куртка на загривке слилась с колтунистым затылком, а раскосый взгляд придал его фигуре ещё большее сходство с медведем.
— Афанасий более двадцати лет отмантулил на апатитовых шахтах. Заработал деньжат и подался сюда. Начал дом строить. Уже завершил, осталось зарегистрировать. Да вот уехал и пропал.
Он по очереди и пытливо оглядел присутствующих, пробуя вычитать ответ. Притушенные взгляды оперативников ничего не сказали уже хотя бы потому, что только сейчас проступила зримая версия.
— Давно Сомов уехал? — спросил майор.
— Больше месяца.
— Занимался дома делами?
— Не только.
— А чем ещё?
Напрасников пошевелил локтями и плечами, словно по его спине что-то бежало. Когда же оно пробежало, он выразился нецензурно, добавив, чтобы все поняли:
— Афоня-то вертанутый.
— То есть? — выразил Рябинин общее непонимание.
— У него башка ломом подпоясана.
— Переведи-ка, братец…
— Он женился!
— В своих Апатитах?
— Здесь, за этот месяц.
Оперативники дружно помолчали, потому что все их версии начали сыпаться. По крайней мере, утонувший жениться вроде бы не мог. Значит, не он.
— На ком женился? — Палладьев не удержался от резонного вопроса.
— Да вон на той, — кивнул он на капитана. Палладьев достал изъятую фотографию и протянул Рябинину. Они с капитаном разглядывали долго и как бы непонятливо.
— На какой женился? — спросил Рябинин.
— На симпатичной, на правой.
— Откуда вы знаете?
— Фотку-то в письмо вложил. Ну, и поделился, что жена ему в дочки годится. Как принято у артистов. Писал, что с этой женой куда-нибудь на время смоются отдохнуть…
— Где письмо?
— Выбросил, а фотку оставил.
— Что он ещё писал?
— Я и говорю: башка ломом подпоясана. Про тёплые воды, про ангельские грибочки…
Палладьев смотрел на майора, ожидая его комментарий; Леденцов поглядывал на Рябинина, дожидаясь первых слов следователя. Рябининские же мысли сталкивались и отскакивали, как шары в лототроне… Выходило, Мамадышкина была права, что Марина сбежала с мужиком. Выходило, что в парке утонул не Сомов… А как же хибинская флора в его кармане? Ангельские грибочки. Выходит, их собирала Мамадышкина для Марины? Для Сомова?
Рябинин обратился к Напрасникову:
— Сейчас вы с капитаном съездите в гостиницу за паспортом, а потом глянете на своего приятеля.
— Гляну… Зачем?
— Он или не он. Называется опознание.
— Что же, я Афанасия не узнаю без всякого опознания?
— Придётся съездить в морг. Казалось, его мясистые веки отяжелели так, что были готовы закрыться. Он потоптался уж совсем по-медвежьи и спросил обиженным голосом:
— Зачем же… в морг?
— Может быть, и напрасно, — успокоил его Рябинин… Знает ли Маринина родительница, что дочка вышла замуж? Да и вышла ли? За кого — за утопленника? А где жених?