— Ничего не вспомнил.
— Например, цвет её волос.
— Говорил уже, шляпа на ней развесистая. Ни волос не видно, ни лица.
— А какого она роста?
— Так не вставала.
К его памяти, зашоренной ежедневным пивом, лобовой подход не годился. А я не вспыхивал, потому что допрос пустяковый.
— Миша, детективы любишь?
— Люблю триллеры.
— Детективы же интереснее, в них загадка. А в триллерах бьют по морде да стреляют.
— Зато живенько.
Он ничего не видел, потому что на пляже не дрались и не стреляли. Росло — или уже выросло? — сериальное поколение. Выпивать, бить ногами, носиться на автомобилях и заниматься сексом учились у телевизора. На этого парня я не разозлился, но по спине пробежало раздражение.
— Миша, сыщик из тебя бы не вышел.
— Потому что я за ними не следил?
— Потому что окружающий мир тебе неинтересен.
— Что в них интересного: мужик клеит девку.
— Как ты узнал, что он её клеит? — спросил я, не зная точного смысла выражения «клеит».
— Что же ещё: она девчонка, а он мужик.
— Она купалась?
— Не, загорала.
— Одежду его видел?
— Лежала кучкой.
— И что в этой кучке?
— Только подтяжки заметил, синие.
— Миша у тебя острый глаз.
Улыбнулся он довольно. Затем нахмурил лоб, явно пробуя вспомнить что-то ещё. Я ждал. Надо было помочь:
— Миша, а куда эта одежда делась?
— Не видел. Когда я вылез из озёра, его уже тащили на берег.
— А где была девушка?
— Я её больше не видел.
— А слышал?
— Что слышал?
— Её крик, призыв на помощь, плач… Утонул же её знакомый.
— Ничего не слышал. Я не допрашивал, а тащил глубоко забитые проржавевшие гвозди. Нудно и неинтересно. И, в сущности, ни единой зацепки. У меня остался один вопрос:
— Миша, куда же делась его одежда?
— Наверное, она унесла.
— А украсть не могли?
— Некому, там дети в песочке играли.
— Всё, Миша, подпиши протокол.
Но он решил, что не всё. Вспомнив, даже засмеялся:
— Они кушали.
— Что кушали?
— Толстых коротких червей.
— В смысле?…
— В смысле, липких.