— Что вы... что вы делаете? — крикнул я, хватая его за плечи.
Его лицо переменилось в одну минуту — синее, отекшее, страшное. Выпучив глаза, он впился губами в камень перстня на безымянном пальце. Что-то тихонько треснуло — словно металлический штифт ударился о металл, — и я почувствовал, как его напрягшиеся мышцы расслабляются у меня в руках. Секунда — и я держал в объятиях труп. Я отпустил его — он тяжело осел на пол, застывший, с совершенно бескровными губами, золотая дужка очков сползла, а вместе с ней — младенчески розовая, просвечивающая под сединой лысинка, и открылась прядь совершенно черных волос... Я стоял, вслушиваясь в громкий стук собственного сердца, — над мертвецом. Глаза метались по сверкающей комнате. Куда бежать? В любую минуту кто-нибудь может войти и застать меня с трупом человека, занимавшего ответственный пост... какой, собственно? Старший... старший — что?.. Шифрант? Подслушник? Не все ли равно! Я бросился к двери и посреди зала остановился. Пройду ли? Меня узнают. Второй раз не получится, это уже невозможно! Как объяснить? Как из этого выпутаться?
Я вернулся, поднял с пола мертвое тело, парик сполз — как старец вдруг помолодел после смерти! — я старательно натянул парик обратно, сдерживая непроизвольную дрожь, вызванную прикосновением к остывающему телу, и, ухватив его под мышки — нога волочились по полу, — спиной попятился к двери. Скажу, что ему вдруг стало нехорошо, — уловка, конечно, дика'я, однако не хуже и не лучше других. Плохо дело... плохо... вот уж влип...
Комната, в которой я разговаривал с ним перед тем, была пуста. Из нее можно было выйти двумя дверьми — одна вела в приемную, другая, должно быть, в коридор. Я усадил его за столом в кресле, он провалился в него, я попробовал исправить позу, но так было еще хуже, левая рука болталась, свисая с подлокотника; я бросил его и выбежал через вторую дверь. Будь что будет!
Время, похоже, было обеденное — офицеры, служащие, секретарши, все толпились у лифтов. Я присоединился к самому большому скоплению. И через минуту уже спускался вниз — лишь бы подальше от этого проклятого места, лишь бы подальше...
Обед был довольно скромный: картофельный суп с гренками, жаркое, довольно мочалистое, жидкий компот и чай, черный как деготь, но безвкусный. Никто не спрашивал денег и не выписывал счет. За столами, на счастье, не разговаривали. Даже хорошего аппетита никто никому не желал. Зато повсюду разгадывали ребусы, логогрифы, кроссворды, мнемонки и алгоритмы. Чтобы не выделяться, я начал что-то царапать карандашом на отыскавшемся в кармане клочке бумага. Три четверти часа спустя, пробравшись через толпу у выхода, я вернулся в коридор. Большие лифты поглощали группы спешивших на работу служащих. С каждой минутой становилось все безлюднее — надо было и мне куда-то идти. Я вошел в лифт одним из последних. Я даже не заметил, на каком этаже остановилась кабина. Коридор, как и все остальные, был без окон. Два ряда белых дверей до поворота, за которым — я знал — тянулись новые ряды. Свет молочных шаров переливался в эмалированных табличках: 76 947, 76 948, 76 950...
Я остановился. Этот номер... этот номер...
Я стоял неподвижно. Коридор пока что был пуст. Каким образом, блуждая вслепую, я вернулся как раз сюда? Он лежал — если его до сих пор не нашли — за этими дверьми, уткнувшись лбом в стол, с вдавленными в лицо золотыми проволочками очков...
Кто-то уже шея сюда. Я не мог так стоять. Величайшим усилием подавил в себе желание броситься в бегство. Из-за поворота показался высокий офицер без фуражки. Я хотел уступить ему дорогу, но он шел прямо ко мне. Загадочная, неуверенная улыбка появилась на его смуглом лице.
— Простите... — приглушенным голосом произнес он в трех шагах от меня, — не угодно пройти вот сюда?
Он показал рукой на следующую дверь.
— Не понимаю, — ответил я так же тихо, — это, должно быть... какая-то ошибка.
— О, нет... нет... безусловно нет... прошу покорнейше...
Он уже открыл дверь и ждал меня. Я сделал шаг, второй — и очутился в светло-желтом кабинете. Кроме стола с несколькими телефонами да стульев тут ничего не было. Я стоял у самой двери. Он тихо, старательно закрыл ее и прошел мимо меня.
— Располагайтесь, прошу вас...
— Вы знаете, кто я? — спросил я медленно.
Он кивнул головой, славно бы кланяясь.
— Да, знаю... пожалуйста. — Он пододвинул мне стул.
— Не знаю, о чем мы стали бы говорить.
— О, разумеется, я вас понимаю, и все же постарайтесь сделать все, чтобы сохранить абсолютную тайну.
— Тайну? О чем вы?
Я все еще стоял. Он придвинулся ко мне так близко, что я почти чувствовал тепло его дыхания. Его глаза впились в мои, ускользнули, вернулись.
— Вы... действуете тут... вне плана... — произнес он голосом, сниженным почти до шепота. — Конечно, мне, вообще говоря, не следовало бы вмешиваться, но будет лучше, если я дам вам некоторые... если я поговорю с вами вот так, с глазу на глаз, это помогло бы избежать ненужных осложнений.
— Не вижу никаких общих тем, — возразил я сухо. Не столько сами его слова, даже не их тон, сколько задабривающий, такой неофицерский взгляд вселил в меня бодрость. Разве что он умышленно хотел меня успокоить, чтобы тем ужаснее...
— Понятно, — сказал он после долгой паузы. Нота какого-то отчаяния прозвучала в его голосе. Он провел рукой по лиду. — В подобных обстоятельствах... с таким поручением... любой офицер вел бы себя, как вы, и все же, в интересах дела, иногда можно допустить исключение...
Я смотрел ему в глаза. Веки у него задрожали. Я сея.
— Слушаю, — сказал я, опершись кончиками пальцев о стол. — Говорите то, что вы... считаете нужным...
— Благодарю вас... благодарю! Я не буду кружить вокруг да около... вы действуете по приказу сверху, теоретически мне ничего не известно о суперревизии... но вы знаете, как это бывает! О Боже! Есть ведь утечки! Вы же знаете! — Он ждал, чтобы я сказал хоть слово, хотя бы моргнул, но я сидел неподвижно, и тогда он, лихорадочно сверкая глазами, с румянцем, сквозь который, точно от холода, на смуглом его лице проступала бледность, выпалил: — Послушайте! Этот старик давно работал на нас. Когда я разоблачил его и Он мне признался, то вместо того чтобы передать его Отделу Дэ-Эс, что было, вообще говоря, моей обязанностью, я решил не трогать его... Те по-прежнему считали его своим агентом, но теперь он уже работал на нас... они должны были прислать к нему своего человека, курьера, и я поставил ловушку... К сожалению, вместо него пришли вы и...
Он развел руками.
— Погодите... так он работал на нас?
— Ну конечно! Ведь я на него нажал! Отдел Дэ-Эс поступил бы точно так же, но тогда дело ушло бы из моего Отдела, понимаете? И хотя разоблачил его я, кто-то другой записал бы это на свой счет... но я не поэтому, а только чтобы упростить, ускорить... в интересах службы...
— Хорошо, хорошо... но тогда почему он...
— ...отравился? Разумеется, он решил, что вы-то и есть курьер, которого он ждал, и что вы уже знаете о его измене... он был только пешкой...
— Ах, вот как...
— Ну да... дело вовсе несложное..; Не спорю, я превысил свои полномочия, решив не трогать его. И вот, чтобы меня подсидеть, вас послали прямо $ старику... интрига...
— Но ведь... я случайно зашел в его комнату! — вырвалось у меня. Прежде чем я успел пожалеть об этих словах, офицер криво усмехнулся.
— Откуда вы можете знать, что вас ожидало в соседних? — буркнул он, опуская глаза.
— То есть как это...
Призрак длинного ряда одинаковых, розовато-седых старичков в золотых проволочных очках, с терпеливой улыбкой ожидающих за своими столами — их нескончаемой галереи в светлых, опрятных комнатах, — проглянул из его слов, и я внутренне задрожал.
— Значит, не в одной этой комнате?
— Разумеется, ведь мы должны работать без риска...
— И в тех, других комнатах тоже?..
Он кивнул.
— И все остальные?..