— А я решил заняться политикой, — неожиданно подмигнув Анжеле, сменил тему Евгений Васильевич, — вот приму украинское гражданство, да и подамся в стан вашей мамы, продам свой бизнес в Крыму, да и снесу денег в вашу, как ее вашу партию там?
— Блок Тимоченко, — подсказал Вася.
— Во-во, в этот самый вот блок, — снова хитро подмигнув Анжеле, кивнул Евгений Васильевич.
— А что? Много денег можете дать? — с совершенно серьезным видом спросило капризное длинноногое дитя, — если много денег дадите, то мама вас и министром может назначить.
— В самом деле? — улыбнулся Евгений Васильевич, — жалко, за мою стройку в Бахчисарае теперь много не дадут, если разве только по шее могут надавать, так что с министерскими постами мы с Васей пока подождем.
— Что? Совсем плохи дела там? — с показным сочувствием спросил Вася, и Евгений Васильевич понял, что сыну не столько интересно истинное состояние отцовских дел, сколько интересна перспектива выпросить у папы очередную порцию деньжат.
— Плохи, сын, совсем плохи, — вздохнул Евгений Васильевич, — слыхал, наверное, про самозахват татарами земель, так вот, мы с нашим строительством, в самом эпицентре этих событий оказались, в самой гуще. Того и гляди, нас совсем разорят. Не знаю и кому жаловаться идти.
— А что дядя Марат тебе советует? — уже по инерции, уже без интереса спросил Вася. Он понял, что папа денег сегодня не даст, и поэтому уже внутренне настроился на то, чтобы откланяться, да уехать куда-нибудь туда, где его Анжелке не будет так скучно. А то Анжелочка явно уже заскучала. Ни музыки здесь нормальной, ни общества, в котором можно и себя красивую показать, да и на мужчин красивых поглядеть… И даже кофе нормального здесь не подали… Фи!
— Да, вот, как раз собираюсь к дяде Марату по этому вопросу, — снова вздохнув, сказал Евгений Васильевич, — поеду, что он мне там насоветует.
— Вась, а Вась! — капризно надув губки, подало голос красивое длинноногое дитя, — давай уже, поехали, что ли!
— Да, пап, мы, пожалуй, двинем, — поднимаясь с кресла, сказал Вася, — жаль, конечно, что ты не можешь нам помочь, но мы не пропадем, правда ведь, Анжелка? — оглядываясь на свою девушку, нарочито бодро сказал Вася и приобняв подругу, повлек ее к выходу.
— Звони, сын! — сказал вдогонку Евгений Васильевич.
У Марата Гельбаха сидел Повлонский.
— Как хорошо, что я вас обоих застал! — воскликнул Евгений Васильевич, — а то я уже совсем приуныл.
— Уныние есть очень тяжкий грех, — с тонкой ироничной улыбкой, глядя поверх очков, сказал Повлонский протягивая руку Евгению Васильевичу.
— А я вот и приехал посоветоваться к друзьям, да и исповедаться, чтобы не помереть во грехе, — шутливо улыбаясь и пожимая поданную Повлонским ладонь, ответил Воздвиженский.
— А мы не попы, чтобы исповедывать, — подхватывая шутливый тон дружеской беседы, зарокотал Марат Гельбах, — исповедоваться в церковь, а здесь могут только налить… и кстати, ты не за рулем? Будешь? — Марат искательно заглянул Евгению Васильевичу в лицо.
На модном столике со стеклянной столешницей стояла распечатанная бутылка любимого Воздвиженским коньяку «Реми Мартэн» и подле соблазнительно лежала деревянная коробка доминиканских сигар.
— Буду, — коротко ответил Воздвиженский, — за тем и приехал.
Марат вызвал секретаршу, и та тут же принесла еще один большой шарообразный бокал.
Выпили.
Марат чуть пригубил, Повлонский глотнул и тут же попыхивая, принялся раскуривать затухшую уж было сигару. А Воздвиженскому вдруг захотелось слегка отпустить напряженно-сдавленные нервами тормоза и он залпом опрокинул в себя весь drink без остатка.
— Ты его как водку пьешь, — заметил Марат, — а это ведь твой любимый Экс-Оу…
— Хочу нервы снять, — потрясся головой, сказал Воздвиженский, — тяжело жить стало, ребята.
— Что такое, Женя? Что случилось, родной? — беря с блюдечка ломтик лимона и отправляя его в рот, ласково поинтересовался Гельбах, — расскажи, и на душе легче станет, а то, может и мы с Глебом чем твоему горю поможем.
— Да уж если симферопольская милиция помочь не может, то уж и не знаю даже, чем вы поможете, — тоже посасывая лимонную дольку, с явной досадой в голосе ответил Евгений.
— Ну, все равно, расскажи, — Повлонский положил руку Воздвиженскому на плечо, — расскажи, а мы вместе подумаем, что к чему.
— В общем, затеял я в свое время строительство в Крыму, — как заученный урок с выражением начал Евгений свой рассказ, — после смерти жены, вы же знаете, что Катя моя трагически погибла, так вот, после ее смерти, продал я две наши московские квартиры в центре, да дом на Истринском водохранилище, взял еще и кредит под мамы с папой недвижимость, да и решил построить в Бахчисарае санаторно-оздоровительный комплекс, да еще и с трехзвездочной гостиницей для коммерческого туризма…
— Прямо так, с бухты-барахты решил? На ровном месте? — недоверчиво поинтересовался Повлонский.
— Ну, конечно же не на ровном месте, — разведя руками и улыбаясь, ответил Воздвиженский, — кто же на такие авантюры просто так с бухты-барахты решается! У меня в Крыму друг есть, мы еще в армии с ним вместе служили, он строитель профессиональный, у него целое строительное управление на тот момент под началом было. Небольшое такое управленьице, но как база для раскрутки годилось. В общем, мы с другом на паях и организовали наш с ним Крымспецстрой. Он вложился базой. Свой бетонный заводик, пилорама, автопарк с техникой, опять-таки, прорабы, рабочие, специалисты, не на голом месте начинать, ну, а я вложился активами, кредитами, ну, и влиянием, естественно.
— А как добились разрешения? — спросил Марат.
— А легко, — хмыкнул Воздвиженский, — мы в обоснование впихнули, что это в первую очередь не коммерческая тур-гостиница с бассейнами, пляжами да дискотеками, а в первую голову санаторий для чернобыльцев, понимаете? — Евгений Васильевич с выражением поглядел на Повлонского, — такая формулировка понравилась тогда и Хоронько и Козленко, они даже Кушме о нашем строительстве, как о личных своих достижениях докладывали, и Кушма, между прочим, одобрил.
— Козленко, это который в Симферополе? — уточнил Гельбах.
— Точно, — кивнул Воздвиженский, — а Хоронько это замминистра строительства.
— Ну и дальше? — нетерпеливо спросил Повлонский.
— А дальше, развернулись мы на полную ширь, сделали все работы нулевого цикла, решили вопросы врезок и коммуникаций, начали уже коробки возводить, и тут…
— Что? — подняв брови спросил Гельбах.
— И тут начались беспорядки с этими вернувшимися в Крым татарами, — всплеснув руками и хлопнув себя по ляжкам, сказал Воздвиженский.
— Видали мы по телевизору, — сочувственно вздохнув, сказал Глеб, — попал ты, брат.
— Да уж, по полной программе, попал я ребята, — покачав головой, согласился Воздвиженский, — разорили нас с партнерами начисто. Мало того, что сроки все сорвали, а это проблемы с банком, проблемы с кредитом, но еще и чисто материально нас пограбили, они и пилораму нашу раздербанили, и бетонный заводик, и все стройматериалы к чертям.
— А как же страховка? — поинтересовался Гельбах, — ведь банк страхуется от форсмажора?
— Ну, банк меня пока за кредиты не душит, — согласился Евгений Васильевич, — но ведь сама стройка стоит и неизвестно, состоится ли теперь вообще? Ведь там, где должны были быть пляж и гостиница, там теперь сарайчики этих татар, что они из моего же материала построили, они ведь теперь там понимаете ли — живут!
— Ну, и те же Хоронько с Козленко послали тебя на три русских буквы! — ухмыльнулся Гельбах.
— Как ты догадался? — сокрушенно покачал головой Воздвиженский, — естественно, послали.