Ипатова Рогозин распорядился подготовить к эвакуации в тыл, в госпиталь. Затем отправился на КП, оттуда стал докладывать начальнику штаба. Вскоре ему позвонил командир полка.
— Откуда у них прожектор?
— Они ж тут уже полгода стоят, — сказал Рогозин. — Иногда включают.
Он опять принялся рассказывать, как все было.
— Как это он вернулся? Почему?
Рогозин не мог ничего объяснить.
— Надо прежде всего переправить в разведотдел, а что если… — сказал полковник. — Подожди, помолчи… Давай прямо к комдиву. Там ждут.
— Надо подождать, — сказал Рогозин. — Немцы все еще наблюдают за нашим участком. Они еще не знают толком, удалось им уничтожить ихнего Густава и его конвой или нет.
Ждать полковник не разрешил, решили переправить немца с КП. Как и лейтенанта Ипатова.
— И вот что, дело ответственное, сопровождай сам, в крайнем случае пошли Осадчего.
От КП — через первую роту путь хоть и более длинный, но выходил прямо на Рогатку, что было куда безопаснее. По этой дороге доставляли боепитание и просто питание — «супокашу».
— Давайте, товарищ капитан, я отвезу их, — предложил Осадчий.
Рогозин посмотрел, ловя его взгляд, понимающе усмехнулся:
— Нет уж, я сам.
Когда он пришел в санчасть, Густав сидел возле лежащего Ипатова, держал его руку. Рогозин пояснил, что их обоих эвакуируют по ходу сообщения, затем через развалины церкви в первую роту, а до утра в Питер, там будет ждать машина. Машину подошлют для немца по приказу комдива, но Рогозин сказал, что и для лейтенанта, хотел подбодрить Ипатова. Выглядел Ипатов плохо.
— Ты потерпи еще немного, — попросил Рогозин, сел рядом. — Ты можешь спросить Густава, почему он не пытался уйти к своим?
Ипатов спросил, медленно выговаривая каждое слово.
Они слушали, как Густав быстро-быстро стал объяснять.
— Давай медленней, — сказал Рогозин.
Он думал сам понять хоть немного.
— К нам было ближе, — перевел Ипатов.
— Почему он все же не пытался уйти?
Густав что-то ответил, но Ипатов помотал головой и повторил свой вопрос. Это Рогозин понял.
— Они могли его подстрелить, — перевел Ипатов. — А вы, товарищ капитан, приказали бы стрелять в своего?
Рогозин подумал, сказал нерешительно:
— Если вдогонку… в перебежчика.
Вдруг Густав сам стал объяснять, обращаясь к Рогозину.
— Переводи, — попросил Рогозин, — все переводи.
— Он сказал, что, может, я спас ему жизнь. Ведь, раненный, мог его пристрелить, что я вел себя как офицер и он тоже как офицер.
— Ты ему веришь?
— Не знаю, очень уж благородно получается, он же фашист.
— С тобой он был человек. Он же вернулся. Жизнь тебе спас.
— Возьмите пистолет, — напомнил Ипатов.
Пора было в дорогу. Ипатова уложили на носилки.
Опять позвонил полковник, опять допытывался, не появилась ли у Рогозина какая-нибудь версия для комдива?
— Это в твоих интересах, — сказал он ему. — Чего этот чудик вернулся? Мы так и не дознались.
— У меня нет точных объяснений.
— Не признается?
— Вроде как из-за раненого Ипатова.
— Не верю. Что-то темнит. А?
— Жаль, если так, — вырвалось у Рогозина.
— Вы его не прижали. Допрашивать, конечно, не твое дело. Ты лучше скажи, вы его обыскали?
— Нет. У него ни кобуры, ни планшета.
И Рогозин опять должен был повторять, как все было, как отличился Ипатов и как ему не повезло.