— Послушайте, мистер Цумвальт, вы что-то недоговариваете. Так дело не пойдет! Если вы нанимаете меня, то должны рассказать все без утайки.
Он задумчиво глянул на меня прищуренными голубыми глазами. Затем поднялся, подошел к двери кабинета и распахнул ее. Я увидел за его спиной бухгалтера и стенографистку, сидевших за своими столами. Цумвальт снова закрыл дверь, вернулся к рабочему столу и, перегнувшись через него, заговорил хриплым шепотом:
— Полагаю, вы правы. Но то, что я скажу, нужно держать в строжайшем секрете.
Я кивнул, и он продолжил:
— Около двух месяцев назад один из наших клиентов, Стенли Горэм, передал нам облигации на сумму 100 000 долларов. Он уезжал работать в Азию и полагал, что в его отсутствие облигации достигнут номинальной стоимости. А нам оставил для того, чтобы мы их продали, если его ожидания сбудутся. Облигации лежали в банковском хранилище трастовой компании «Голден Гейт». Вчера я заглянул в депозитную ячейку — они исчезли!
— У кого-то был доступ к ячейке, кроме вас и вашего компаньона?
— Нет.
— Когда вы последний раз видели облигации?
— Они были в ячейке в последнюю субботу перед отъездом Дэна. И банковский служащий, который работает в хранилище, сказал мне, что Дэн заходил в понедельник.
— Хорошо! Теперь давайте посмотрим, все ли я понял правильно. Предполагалось, что ваш компаньон, Дэниел Рэтбоун, двадцать седьмого числа прошлого месяца, в понедельник, поедет в Нью-Йорк для встречи с Р. У. Депью. Вместо этого Рэтбоун пришел с багажом в контору и сообщил, что из-за важных личных дел вынужден отложить поездку, потому что до следующего утра должен оставаться в Сан-Франциско. В чем состоят личные дела — не рассказал. Вы начали протестовать против отсрочки, так как считали, что он должен выполнить нью-йоркские обязательства в срок. У вас с Рэтбоуном в тот период были натянутые отношения — вы уже несколько дней ругались из-за того, что он провернул теневую махинацию. Так что вы…
— Только не поймите меня неправильно! — перебил меня Цумвальт. — Дэн не совершил ничего бесчестного. Просто оказалось, что он ведет одновременно несколько сделок — ну, я и подумал, что этику он принес в жертву барышу.
— Ясно. В общем, из-за того, что он не поехал в Нью-Йорк, возник спор, в итоге вы припомнили друг другу старые обиды и фактически решили как можно скорее прекратить деловое партнерство. Спор завершился в вашем доме на Четырнадцатой авеню. Поскольку было уже поздно, а Рэтбоун выписался из гостиницы еще до того, как передумал ехать в Нью-Йорк, ему пришлось остаться на ночь у вас.
— Правильно, — согласился Цумвальт. — Я проживал в гостинице, потому что миссис Цумвальт была в отъезде, но ради наибольшей конфиденциальности разговора мы с Дэном поехали ко мне домой. Когда закончили выяснять отношения, было слишком поздно, и мы остались там.
— Утром вы с Рэтбоуном отправились в контору и…
— Нет, — поправил он. — В смысле, мы прибыли сюда не вместе. Я приехал сразу, а Дэн еще завершал дела, которые держали его в городе. Он пришел в контору чуть позже полудня и сказал, что уезжает на Восток вечерним поездом. Потом Милдред, это наша стенографистка, попросила Куимби, бухгалтера, забронировать билеты и сдать его багаж, который оставался на ночь здесь, в конторе. Мы с Дэном вместе сходили на ланч, вернулись в контору на несколько минут — ему нужно было подписать корреспонденцию, — а затем он уехал.
— Ясно. После этого вы не получали о нем никаких известий до тех пор, пока дней через десять не пришла телеграмма Депью, желавшего узнать, почему Рэтбоун так с ним и не встретился.
— Правильно. Как только поступила телеграмма Депью, я сразу связался с чикагским братом Дэна — подумал, что Дэн задержался у него. Но Том в ответ телеграфировал, что брата не видел. После пришли еще две телеграммы от Депью. Я злился на Дэна за то, что он заставляет его ждать, но все же не очень беспокоился. Дэн — не самый ответственный человек, и если бы ему внезапно захотелось остановиться на несколько дней где-то по пути отсюда к Нью-Йорку, он бы так и сделал. Но вчера я узнал, что из банковской ячейки пропали облигации, и выяснил, что Дэн был возле нее за день до отъезда, поэтому решил сделать хоть что-нибудь. Но не хотелось бы, чтобы дело дошло до полиции, если этого можно избежать. Уверен, если я сумею найти Дэна и поговорить с ним, мы сможем как-нибудь без скандала привести все в порядок. У нас бывали разногласия, но, даже при всех его неоднократных выходках, не настолько плохо я к нему отношусь, чтобы желать ему тюрьмы. Так что я хочу найти его как можно скорее и при этом произвести как можно меньше шума.
— В каком банке он держал деньги? Я имею в виду его личный банковский счет.
— В трастовой компании «Голден Гейт».
— Есть его фотографии?
— Да.
Цумвальт достал из ящика стола два снимка: один анфас, другой в три четверти. На них был запечатлен мужчина средних лет, с худым лицом, с проницательными глазами, расположенными слишком близко друг к другу, и с темными редкими волосами. Даже при всей своей плутоватости лицо было довольно приятным.
— Что насчет его родственников, друзей и так далее, особенно насчет знакомых женщин?
— Из родственников у него только брат в Чикаго. Что касается друзей, то их у Дэна столько же, наверное, сколько у любого жителя Сан-Франциско. Дэн поразительно общительный человек. В последнее время он хорошо ладил с миссис Эрншоу, она жена агента по недвижимости. Живет, кажется, на Пасифик-стрит. Не знаю, насколько они были близки, но Дэн часто звонил ей по телефону, да и она сама звонила ему сюда почти каждый день. А еще есть девушка по имени Ева Дати, актриса кабаре, она живет в доме 1100 на Буш-стрит. Вероятно, были и другие, но я знаю только про этих двух.
— Вы уже просмотрели вещи, которые он оставил здесь?
— Да, но вы, наверное, и сами хотели бы с ними ознакомиться.
Он проводил меня в кабинет Рэтбоуна: тесная комнатка, места в которой хватало только на стол, шкаф с документами и два стула. Двери выходили в коридор, в приемную и к Цумвальту.
— Пока я осматриваюсь, вы могли бы сделать список серийных номеров пропавших облигаций, — сказал я. — Вряд ли это нам сразу поможет, но мы договоримся, чтобы Министерство финансов сообщило, когда и где появятся купоны.
Я не надеялся найти что-либо в кабинете Рэтбоуна — и не нашел.
Перед уходом я расспросил стенографистку и бухгалтера. Они уже знали об исчезновении Дэна, но им еще не было известно, что облигации тоже пропали.
Девушка, ее звали Милдред Нарбет, сообщила, что двадцать восьмого — в день, когда Рэтбоун поехал в Нью-Йорк, — он продиктовал ей два письма, и оба были связаны с бизнесом компаньонов. Также он распорядился, чтобы Милдред отправила Куимби забронировать билеты и сдать чемоданы в багаж. Вернувшись с обеда, она распечатала письма и отдала Рэтбоуну на подпись, причем едва успела перехватить его до отъезда.
Джон Куимби, бухгалтер, описал багаж, который сдавал в багажное отделение: два больших чемодана из свиной кожи и саквояж из кордовской дубленой кожи, к тому же, он точно помнил номер того места, которое заказал Рэтбоуну в вечернем поезде: нижнее четвертое в восьмом вагоне. Компаньоны были на ланче, когда Куимби вернулся в контору, поэтому он положил билеты и багажные квитанции Рэтбоуну на стол.
В гостинице я узнал, что Рэтбоун съехал утром двадцать седьмого, сдав номер, но оставил два чемодана, поскольку собирался снова там поселиться после возвращения из Нью-Йорка, через три-четыре недели. Больше ничего интересного персонал гостиницы мне не сообщил, кроме, пожалуй, того, что постоялец уехал на такси.
На стоянке такси я нашел водителя, которой отвозил Рэтбоуна.
— Рэтбоун? Конечно, помню! — ответил он, не вынимая изо рта мятую сигарету. — Видать, вы про тот день, когда я отвез его к трастовой компании «Голден Гейт». У него была парочка больших желтых чемоданов и один маленький коричневый. С этим маленьким он помчался в банк, и выглядел так, словно кто-то наступил ему на любимую мозоль. Потом я отвез его к Фелпс-билдинг, — значит, таксист доставил клиента к тому зданию, где располагалась контора Цумвальта и Рэтбоуна, — и он даже пяти центов не накинул мне сверх тарифа!
В трастовой компании «Голден Гейт» пришлось долго убалтывать и даже умолять, но, в конце концов, мне выдали то, что я просил: двадцать пятого числа, в последнюю субботу перед отъездом, Рэтбоун снял со счета почти пять тысяч долларов. От трастовой компании я направился к багажному отделению на паромной пристани Ферри-билдинг и при помощи сигары добыл право просмотреть записи за двадцать восьмое. Под этой датой значилась только одна партия из трех чемоданов, отправленная в Нью-Йорк.
Я отбил телеграмму в нью-йоркскую контору нашего агентства, указав контрольный номер багажа и описание внешности Рэтбоуна, с поручением отыскать чемоданы, а через них — и самого Рэтбоуна.
В компании Пульмана мне сообщили, что вагон № 8 — это вагон прямого сообщения, и обещали выяснить за пару часов, до самого ли Нью-Йорка занимал Рэтбоун свое место.
По пути к многоквартирному дому 1100 на Буш-стрит я оставил одну из фотографий Рэтбоуна в фотомастерской, сделав срочный заказ на дюжину копий.
Чтобы найти квартиру Евы Дати, потребовался почти пятиминутный поиск по списку жильцов в вестибюле. Я поднял девушку буквально с постели. Это была миниатюрная блондинка в возрасте где-то между девятнадцатью и двадцатью девятью, в зависимости от того, судите вы по глазам или читаете по лицу.
— От Рэтбоуна почти месяц ни слуху ни духу, — сказала Ева. — Прошлым вечером я звонила ему в гостиницу — устраивала вечеринку, хотела его пригласить, но мне сказали, что он уехал из города и вернется через неделю-другую. — А после того как я задал следующий вопрос, ответила: — Да, раньше мы были хорошими друзьями, хотя и не слишком близкими. Ну, вы понимаете, о чем я. Мы приятно проводили время вместе, но больше нас друг в друге ничто не интересовало.
Миссис Эрншоу оказалась не настолько откровенной. Но у нее имелся муж, что означало совершенно иное положение дел. Это была высокая стройная женщина, смуглая, как цыганка, с высокомерным выражением лица и привычкой нервно покусывать нижнюю губку.
Мы сидели в плотно меблированной комнате, и дамочка морочила мне голову минут пятнадцать, пока я не рубанул напрямик:
— В общем, так, миссис Эрншоу. Мистер Рэтбоун исчез, и мы его ищем. Помогите мне — и вы поможете себе. Я пришел сюда выслушать все, что вам о нем известно. Если вы не скажете то, что я хочу узнать, мне придется пройтись по округе и задать кучу вопросов вашим друзьям. И хотя я буду деликатен, насколько это возможно, в них, тем не менее, обязательно проснется любопытство, возникнут смелые догадки, и пойдут слухи. Даю вам шанс избежать всего этого. Решать вам.