Все в Королевских ВМС прекрасно знали о недостатках эсминца типа 42. В начале ввода в жизнь программы постройки этих кораблей их по экономическим причинам уменьшили в размерах, сократив в длину на 30 футов (9 метров). В результате получился не самый удачный по форме корпус, особенно при сильном волнении. Но куда серьезнее другое — как и в случае многих современных британских военных кораблей, при проектировании эскадренного миноносца УРО типа 42, чтобы поддерживать баланс веса оборудования, размещаемого в верхней части судна, и сохранить устойчивость, пришлось пожертвовать мощью вооружения. Любой командир эсминца хотел бы иметь для ближнего боя «Си Вулф», но корабли типа 42 оснащались для защиты от авиации на бреющем полете только зенитными ракетными комплексами «Си Дарт», печально известными неспособностью поражать цели на малых высотах. В начале Фолклендской войны у британской публики повсеместно бытовало убеждение, будто эсминцы и фрегаты станут оказывать совместное противодействие налетам вражеской авиации так, как делали это эскортные суда во время Второй мировой. Как мы уже отмечали, ключевым свойством современных британских боевых кораблей являлось наличие на каждом разнородного арсенала средств для отражения ими рейдов авиации, направленных против себя, тогда как полноценно защитить от атак с воздуха другие корабли они в большинстве случаев не могли. Потому «Шеффилд», как и прочие суда оперативного соединения, перед лицом нападения вражеских самолетов был вынужден полагаться только на собственные возможности.
Офицер ПВО «Шеффилда», лейтенант-коммандер Ник Бато, распоряжался в боевой рубке. когда РЛС засекла какой-то объект, по всей видимости, приближавшийся с запада летательный аппарат. Бато оповестил вахтенного офицера на мостике, лейтенанта Питера Уолпола. Находившийся за пультом управления ракетами лысеющий коротышка, главный старшина по имени Адамсон, принялся с помощью клавиатуры вводить данные в компьютер АБИУС IV, стремясь захватить цель. Командиров британских кораблей предупредили о вероятности атак с воздуха ракетами «Экзосет», которые могли выпускаться на максимальной дистанции в 45 миль (83,3 км) с летательных аппаратов на средних высотах. Обнаруженный РЛС объект находился куда ближе и шел много ниже. Он мог бы оказаться возвращавшимся «Си Харриером» или, вероятно, «Миражом», либо «Скайхоком», идущим на задание с бомбами. Находившийся на мостике Уолпол неожиданно увидел на горизонте дым, При подготовке британцев учили, что после обнаружения объекта — советского летательного аппарата до попадания в цель выпущенной им ракеты должны пройти двадцать минут. В сложившейся обстановке с момента засечки цели в боевой рубке прошло меньше двух с половиной минут. Уолпол и очутившийся с ним на мостике лейтенант Королевских ВМС Брайан Лэйшон, пилот «Линкса» с «Шеффилда», одновременно поняли, что за предмет движется в их направлении: «Бог мой, так это же ракета!»
Через пять секунд летевшая со скоростью 680 миль в час (около 1560 км/ч) «Экзосет» ударила в середину корпуса судна, по словам Солта, «с коротким, высоким, невыразительным звуком». С тех пор строились и строятся догадки о том, будто детонировал только неизрасходованный метательный заряд в ракете, однако Солт и его парни уверены — взорвалась сама 363-фунтовая (165-килограммовая) боеголовка. Ракету выпустил один из двух самолетов «Супер-Этандар» французской постройки, входивших в эскадрилью из всего четырнадцати таких машин, часть которых продавец уже отгрузил аргентинцам. Захватив цель с дистанции около 6 миль (11 км), ракета взорвалась в 8 футах (2,4 м) над ватерлинией на второй палубе, вблизи расположенного впереди машинного помещения, оставив раскол в корпусе шириной 10 на 4 фута (3 на 1,2 м). Взрывная волна сорвала с петель водонепроницаемые двери в переборках и разнеслась вперед и назад от мостика. Она вырвала трапы, переломала снаряжение, и почти тут же нижние палубы начал заполнять едкий черный дым.
Солт очутился на мостике через считанные секунды после взрыва, обнаружив, что силовая установка не действует, как не функционирует и главная сеть селекторной связи. Тотчас же стало ясно — необходимо срочно эвакуировать нижние палубы, чтобы спасти людей от дыма. Поскольку личный состав корабля находился в основном на вахте, потери, по счастью, оказались небольшими. Если бы была объявлена боевая тревога, люди бы толпой повалили через центральный проход как раз в момент попадания ракеты. Многие из погибших сразу после взрыва нашли смерть на камбузе, где готовили ужин, или же оказались запертыми в компьютерном помещении под оперативной рубкой. Команды ликвидации последствий нападения противника тут же приступили к попыткам купировать пожар, дабы ограничить распространение дыма и огня, разгоравшегося в области попадания, но большинство водонепроницаемых дверей закрыть было нельзя. Передвигаться между носовой и кормовой частями корабля под верхней палубой не представлялось возможным. Жар становился нестерпимым. Но что всего хуже, взрыв повредил водопроводные сети корабля, а потому бороться с огнем оказывалось фактически нечем. Когда оглушенные и черные от копоти моряки собрались на верхней палубе, они попробовали запустить переносной газотурбинный насос. Цепь стартера сломалась. Пришлось опускать за борт слабые ручные насосы — в ход шли даже ведра. Солт с большим трудом выбрался с задымленного мостика, поскольку ступеньки снаружи на закрывавшем его металлическом кожухе отсутствовали. Многие из команды сумели подняться наверх с нижних палуб благодаря противогазам. На корабле находилось всего восемь дыхательных кислородных аппаратов. С их помощью некоторые решительные парни начали прокладывать себе путь обратно вниз, дабы дать бой огню.
Но было жарко, слишком жарко, да и дым не позволял ничего рассмотреть. Люди на верхней палубе чувствовали жар через подошвы ботинок и видели пар, поднимавшийся от бортов корабля. Передняя надстройка жутким образом нагрелась. Подошел фрегат УРО «Арроу», его командир вступил в разговор с Солтом по дуплексному портативному радиотелефону, спрашивая, чем можно помочь в тушении огня, но ситуация уже стала безнадежной. Трое моряков в надувной моторной лодке «Джемини» с борта «Шеффилда» попытались направить воду в пробоину в борту корпуса. Солт очень перепугался за них, когда рядом фрегат «Ярмут» неожиданно выстрелил из противолодочной минометной установки и известил о замеченных торпедных дорожках. Нахождение в данном ареале субмарины не подтверждено, однако британцы, потрясенные трагедией «Шеффилда», вовсе не хотели пытать счастья узнать, ложными или нет были засеченные эхолокатором шумы. Солт посмотрел на часы и решил, что те сломались. С момента попадания ракеты прошло, как казалось, всего минут двадцать. Однако стрелки не врали — миновали четыре часа. Около сорока пострадавших, в основном обожженных и наглотавшихся дыма, вывезли с корабля. Густой дым, валивший из корпуса, сменил цвет с черного на белый, и на короткий момент капитану с командой показалось, будто они начинают одерживать верх в борьбе за спасение корабля. Но жар внизу по-прежнему был ужасным. Чрезвычайно смелый старшина, пробившийся в чрево корабля, исчез в клубах дыма. Больше его не видели — вероятно, бедняга задохнулся. Огонь распространялся на отсек, где хранились ракеты «Си Дарт». Стало очевидно — на какой бы риск ни шла команда, корабль все равно будет непригоден к дальнейшим боевым действиям.
Пока фрегаты гонялись за то появлявшимися, то исчезавшими сигналами, вероятно исходившими от субмарины, становилось все очевиднее — оперативное соединение находится под прямой угрозой со стороны противника. Солт принял горькое решение покинуть «Шеффилд». Лейтенант-коммандер Пол Будерстоун подвел «Арроу» к терпящему бедствие судну, и моряки принялись перепрыгивать с борта на борт, тогда как других на лебедке поднимали в зависший «Си Кинг». Наконец осталась только горстка людей, находившихся в двух единственных точках, пригодных для обитания: на баковой надстройке и на вертолетной палубе. Солт, черный с ног до головы, как и его команда, неожиданно почувствовал, что чертовски промок и замерз. Кэптена вместе с его первым лейтенантом, Майком Норманом, и судовым механиком, Бобом Раули, подняли на борт «Си Кинга» и доставили на «Гермес», располагавшийся примерно в 30 милях (55 км) в восточном направлении. Двадцать один человек погиб.
«Шеффилд» продрейфовал трое суток прежде, чем Солт вновь ступил на его палубу. Утром 9 мая судно взял на буксир «Ярмут», чтобы, как надеялись, оттащить остов в Южную Георгию, а уже оттуда транспортировать домой. Ранним утром 10 мая, находясь на краю ПЗЗ в условиях волнующегося моря, корабль вдруг принялся резко крениться, после чего перевернулся и затонул. «Все говорят, будто современные военные корабли рассчитаны на одно попадание, — с грустью заметил Сэм Солт. — Но никто не задумывался о применении такого «одноразового» судна на расстоянии 8000 миль от дома. Это куда хуже, чем угодить в аварию на машине. Тут теряешь все и, конечно же, постоянно задаешь себе вопрос: «Что я мог сделать для предотвращения этого?»
Трудно переоценить воздействие гибели «Шеффилда» на личный состав британского оперативного соединения. Солдаты и офицеры в одинаковой степени испытывали состояние шока, глубокого разочарования и подавленности, ибо один-единственный самолет противника, выстрелив дешевой — £300 000 — и ни в коем случае не сверхсовременной ракетой, летящей на предельно малой высоте над поверхностью моря, смог пустить ко дну британский боевой корабль, целевым образом предназначенный служить для нужд противовоздушной обороны. Столь удручающе подействовал на людей даже не сам факт уничтожения судна, — большинство осознавали неизбежность потерь на войне, — а сделанное вдруг открытие: техника их отнюдь не совершенна. Тут же последовали жесткие обсуждения случившегося. Почему «Шеффилд» не выпустил заряд «соломы»? Потому что команда не считала опасность ракетной угрозой. В будущем любое судно должно будет применять «солому» даже при лишь предположительной ракетной атаке. Оставалось загадкой, как же «Ярмут» избежал попадания АМ 39 «Экзосет», выпущенной вторым «Супер-Этандаром» из атакующей пары.
«Шеффилд» не смог задействовать систему подачи воды для тушения огня из-за повреждений от взрыва по причине того, что ранее капитанам предписывалось применять ее как нечто целое, дабы упростить заливание водой отсека с боеприпасами при возникновении чрезвычайной ситуации. Отныне все пожарные насосы надлежало использовать отдельно. Но что делать со смертоносной опасностью воспламенения кораблей? Пластиковая изоляция кабелей проводки загорелась и внесла свою лепту в распространение облака токсичного дыма, охватившего «Шеффилд», неадекватные аварийные насосы, длинные узкие коридоры, тянущиеся через весь корабль и обеспечивающие доступ к машинным отделениям и к другим механическим узлам. Незамедлительно снабдить команды судов огнезащитными костюмами вместо обмундирования из искусственного волокна, оказавшегося пугающе горючим, возможным не представлялось. Люди с ностальгией вспоминали стальные корабли Второй мировой войны, выдерживавшие множественные попадания, но не загоравшиеся, тот же эсминец класса «Флетчер», переживший пять таранивших его камикадзе в 1945 г., но так и не вспыхнувший. Командование отдало распоряжение поставить по возможности как можно более частые дымовые заграждения на всем протяжении ареала, занимаемого оставшимися кораблями флота, закрыть горизонтальные проходы, а кроме того — чаще отправлять вертолеты с ложными ракетными целями на облет авианосцев, фрегатов и эсминцев.
Что еще можно было сделать? Единственное, пожалуй, — начать воспринимать войну как чертовски опасную штуку? «Мы стали понимать, что война вещь отвратительная и на ней действительно убивают. Мы неожиданно почувствовали себя уязвимыми и очень-очень разозлились на аргентинцев», — рассказывал один молодой офицер. Возможно, отчасти повинен в случившемся весь целиком британский подход к противостоянию в Южной Атлантике, ведь до уничтожения «Шеффилда» личный состав оперативного соединения, как и их соплеменники на родине, почти не испытывали вражды к противнику. Если сами британцы не ненавидели аргентинцев, им оказывалось непросто поверить, что аргентинцы в свою очередь могут ненавидеть англичан до крайней степени — до готовности пойти на многое в стремлении убивать их.
Правда гибели «Шеффилда», как признавал едва ли не каждый на флоте, состояла в том, что британцы жили в условиях некой вымышленной реальности, где война представлялась чем-то искусственным. Нет-нет, задачи свои они выполняли серьезно, но не хватало каких-то последних граммов напряжения, осторожности, всегдашней собранности, которые ощущаются только в обстановке настоящей опасности — причем опасности тебе самому, а не кому-то абстрактному. После гибели «Шеффилда» основные силы оперативного соединения никогда уже не будут действовать так близко к берегу. С того момента перед адмиралом Вудвардом возникла неразрешимая дилемма: целью его служило соблазнить аргентинцев на битву, но как со стратегической, так и с политической точки зрения он не имел права подвергнуть себя риску потерять хотя бы один авианосец, выдвинув его на позиции под нос неприятелю.
«После «Шеффилда» сделалось очевидным, что любая попытка достигнуть превосходства в воздухе будет сопряжена с опасностью лишиться авианосцев», — говорил один из старших капитанов оперативного соединения. — Это стало поворотным пунктом в том смысле, что убедило Сэнди Вудварда в необходимости соблюдать дистанцию». Позднее Вудвард и сам признавался, что на протяжении трех суток после потери эсминца пребывал в состоянии глубокой подавленности. Всякий раз, когда он не находился на командном пункте на борту «Гермеса» или не беседовал по шифрованной телефонной связи с адмиралом Халлифаксом, начальником штаба в Нортвуде, командир часами лежал на койке и прокручивал в мозгу возможные тактические варианты. Вудвард говорил, что за более чем три месяца, проведенных на море, прочитал всего три книги. В отличие от своих подчиненных он не находил для себя возможным пойти и расслабиться на часик-другой вечером, сидя перед телеэкраном и смотря видео. Осознание собственного долга как «человека, нанятого выполнить работу», крепко вцепилось в его естество, пока адмирал вновь и вновь размышлял, как лучше справиться с заданием — изыскать способ решить хитрую головоломку, как покончить с угрозой с воздуха, но не дать ей покончить с ним. Совещаясь с командирами кораблей по радиосвязи в отношении следующих шагов, адмирал послал сигнал всем своим подчиненным: «Мы еще будем терять корабли и людей. Но мы победим».
6 мая два находившихся в патрульном полете «Си Харриера» неожиданно исчезли с экрана РЛС. На судах сочли, что машины столкнулись и рухнули в море. Ударная группа недосчитывалась теперь 15 процентов сил прикрытия с воздуха, а военно-морской штаб пришел в ярость, узнав о том, что находившиеся при флоте корреспонденты успели сообщить об этом миру… с санкции Министерства обороны. 7 мая Британия распространила полную запретную зону — уничтожению подлежал любой вражеский боевой корабль, застигнутый в море на дистанции свыше 12 миль (около 22 км) от аргентинского берега. Теперь британцы располагали всем морским пространством, необходимым им для ведения боевых действий. Атомные подводные лодки «Спартан» и «Сплендид» патрулировали на возможно близкой дистанции от побережья — «искали клиентов». Однако после потопления крейсера «Хенераль Бельграно» в перископах британских субмарин ни разу не появился ни один неприятельский боевой корабль. АПЛ занимались новым и крайне важным делом: устроившись вблизи аргентинских авиабаз, они использовали электронное снаряжение, эхолокаторы и приборы визуального наблюдения для оповещении о взлетах самолетов, отправлявшихся в направлении Фолклендских островов.
Основной кулак оперативного соединения следовал по своей ежедневной, проложенной с севера на юг и с юга на север «беговой дорожке» на почтительном удалении от островов к востоку. Ночью корабли приближались для обстрела вражеских позиций на побережье. Всегда, когда позволяла погода, «Си Харриеры» прочесывали огнем аэродромы и позиции РЛС. Но теперь они отказались от атак на малых высотах — слишком непозволительным был риск потерь. Вместо того летчики «метали бомбы» — освобождались от полезной нагрузки на подлете к цели, а потом поворачивали назад на максимальном расстоянии от очагов вражеской обороны. От них не ждали способности сделать непригодными для использования противником взлетно-посадочных полос, к тому же на малых высотах многие бомбы проявляли строптивость и не взрывались, как, впрочем, позднее и аргентинские. Часто вылеты вообще предпринимались с целью подразнить неприятеля и соблазнить его на ответные действия. «Си Харриеры» висели над Порт-Стэнли на высоте 20 000 футов (6000 м), выше рабочего потолка вражеских зенитных ракет «Роланд». Один пилот даже наблюдал, как ракета с хвостом пламени летела в его направлении, но затем словно захлебнулась и стала падать примерно с 18 000 футов (5400 м). Адмиралу не приходилось особенно беспокоиться об опасности перегрузить работой экипажи самолетов и команды авианосцев. Зачастую вылеты отменялись, и летчики просто по очереди часами сидели в своих кабинах на полетной палубе, готовые в любой момент отправиться в полет, если обложная облачность неожиданно немного рассеется. Проходили дни, а противник не появлялся.
9 мая Вудвард прибег к новой тактике. Помимо «Си Харриеров», оружием дальнего радиуса действия выступали также два оставшихся эсминца УРО типа 42 («Ковентри» и «Глазго») с их ракетами «Си Дарт» с дальностью огня до 40 миль (74 км). Как ожидалось, действуя в паре с фрегатом УРО типа 22 («Бриллиант» или «Бродсуорд»), вооруженным «Си Вулф» для «латания дыры», вызванной «слепотой» «Си Дарт» к целям на малых высотах, один эскадренный миноносец типа 42 сможет нанести в пределах дальности оружия чувствительный урон воздушному движению у неприятеля.
Соответственно «Ковентри» и «Бродсуорд» приблизились на 12 миль (22 км) к Порт-Стэнли. Фрегат оснащался более эффективной доплеровской РЛС 997/98, в меньшей степени, чем прочие такого рода системы у британцев подверженной «засветке» и способной выявлять цели вблизи от суши. Ранним утром на британских кораблях засекли идущий курсом на Стэнли военно-транспортный самолет «Геркулес» — один из ночных челноков, с помощью которых разочарованный военно-морской штаб пытался ослабить удавку блокады. Транспортник сопровождала пара «Скайхоков». «Ковентри» выпустил «Си Дарты» с почти предельной дальности 38 миль (70 км). Ракеты в «Геркулес» не попали, но одна взорвалась внизу под «Скайхоками». Поначалу британцы решили, что попросту промазали. Затем увидели, как «Скайхоки» пропали с экрана радиолокатора. Пилоты почти наверняка катапультировались. Вскоре после того «Ковентри» вновь отправил в полет «Си Дарт» по засеченной РЛС цели в 13 милях (24 км) от судна. Оранжевое облако вспыхнуло на месте только что взорвавшегося вертолета «Пума». Впервые в ракетную эру Королевские ВМС били залпами не по учебным мишеням.
В то утро, т. е. 9-го, флайт-лейтенант КВВС Дэйвид Морган, сидевший за штурвалом «Си Харриера» из 800-й эскадрильи, обнаружил 1400-тонный аргентинский траулер «Нарвал». Десятью сутками ранее один из фрегатов Королевских ВМС перехватил это подозрительное судно, мотавшееся позади британской ударной группы, и предупредил о необходимости немедленно покинуть ареал. Однако траулер не ушел и, вполне очевидно, собирал разведданные. Морган запросил приказ на атаку и получил разрешение. Он отбомбился по «Нарвалу» и обстрелял его, в то время как в район незамедлительно отправилась группа морских пехотинцев на двух вертолетах в сопровождении третьего. Через несколько минут они взяли на абордаж поврежденный и дрейфующий траулер. Некоторые из членов команды уже садились в спасательную шлюпку, другие в страхе стояли на палубе, подняв вверх руки, а иные прятались внизу. Из тридцати аргентинцев на борту один погиб, а двенадцать получили ранения. Среди пленных британцы обнаружили офицера аргентинских ВМС, вступившего на борт корабля, когда 22 апреля тот в разведывательных целях отправлялся в путь из порта Мар-дель-Плата. Взятый на буксир, «Нарвал» пошел ко дну на следующие сутки.
В тот день, 10-го, фрегат УРО «Алакрити» неожиданно обнаружил чужой корабль в Фолклендском проливе и открыл огонь. Первый же залп вызвал огромный взрыв — предположительно детонировал запас горючего. 3900-тонный военный транспорт «Исла де лос Эстадос» немедленно пошел ко дну. «Алакрити» продолжил прочесывание протоки — цель состояла частично в нанесении беспокоящих ударов по противнику, а частично в разведке обороны и минных полей, которые могли бы прикрывать подступы.
Между тем два эскадренных миноносца УРО типа 42 посменно действовали вблизи берега. 12 мая «Глазго» отправился на задание с «Бриллиантом» в другой паре «22–42». Эсминцу пришлось обстреливать побережье при нависшим над ним очень плотным и низким облаком, каковое крайне затрудняло определение мест, куда ложатся снаряды. Неожиданно появились четыре «Скайхока», шедшие на бреющем в направлении к кораблям. Самолеты разделились на пары, взяв каждая себе в качестве цели одно из британских судов. «Бриллиант» выпустил залп ракет «Си Вулф». Два вражеских летательных аппарата взорвались тут же. Третий упал в море. Четвертый скрылся за горизонтом. Новая система с полным на то правом могла праздновать триумф. Но спустя час появилась вторая волна атакующих. Для «Си Дарт» они шли слишком низко. Моряки решили воспользоваться ЗРК «Си Вулф», но к неприятному удивлению наводчиков, система «сбросила» и отказалась стрелять. Когда орудия «Бофорс» и зенитные пулеметы на палубе открыли огонь, три бомбы оторвались от «Скайхоков», ударились о воду и, подпрыгнув, перескочили через «Бриллиант». Четвертая бомба угодила в «Глазго», пробив его борт как раз над ватерлинией, прошила корпус и вылетела с другой стороны в море, не взорвавшись. Эсминец спасло какое-то невероятное чудо — первый из ряда подобного рода эпизодов, ждавших британцев в ближайшем будущем. Однако корабль начал черпать воду. Его пришлось отослать на восток для временного ремонта прежде, чем отправлять домой в Англию.
Несмотря на первоначальный успех «Бриллианта» с применением «Си Вулф», команда его нажила и неприятный опыт — и это только первый вкус проблем, с которыми предстояло столкнуться. Система конструировалась с целью противодействовать одиночному приближающемуся объекту. Компьютер оказался сбит с толку и потерял ориентацию, когда пришлось иметь дело сразу с четырьмя самолетами одновременно. Интенсивная подстройка «Си Вулф» техническим персоналом кораблей в следующие недели позволила шаг за шагом повысить надежность оружия. Однако, как справедливо выразился один британский командир, «война стала первым фронтовым испытанием для этих ракет». Ценой сбоя системы ПВО оказался выход из строя второго из трех эсминцев типа 42 в соединении Вудварда, за что аргентинцы заплатили вполне посильной для них потерей трех «Скайхоков». Третью волну штурмовиков, прилетевших позднее во второй половине дня, встретил в воздухе боевой патруль «Си Харриеров». Аргентинцы прекратили сближение и повернули домой.
На всем протяжении войны на каждом корабле в оперативном соединении сталкивались со случаями резких подъемов и падений боевого духа. Приход почты или успех в действиях против неприятеля могли вызвать прилив возбуждения и радости в кают-компаниях и жилых помещениях, тогда как неудачи, как, скажем, нанесение повреждений «Глазго», на часы, а порой на дни превращали моряков в замкнутых и молчаливых личностей. Люди очень волновались о своих семьях на родине и о том, как могут сказываться плохие известия на них, оставшихся там далеко дома. Моряки проклинали дикторов и газетных фотографов, если казалось вдруг, что новости и снимки, которые увидят близкие в Британии, вызовут у них страх или принесут боль. Командиры кораблей чувствовали целесообразность идти на все, дабы придумать особые поводы для возвращения бодрости подчиненным. Те здорово страдали из-за отсутствия любимого ими жареного картофеля. Из-за гибели «Шеффилда» все промышленные агрегаты для приготовления этого блюда на камбузах приказали отключить как возможные источники риска в случае возникновения чрезвычайной обстановки. После тяжелой недели один командир неожиданно стал свидетелем резкого подъема настроения у команды вследствие данного ей разрешения включить печи на день и приготовить большой запас картофельных долек. Действия ударной группы в начале активной стадии похода вбили в сознание каждого матроса жизненную важность находиться в готовности к исполнению своих обязанностей в бою в любой час и миг — днем или ночью. На всем протяжении недель курсирования, качки и болтанки в серых неприветливых водах вблизи Восточного Фолкленда энергию и нервы личного состава пожирали не атаки противника, а угроза нападения с его стороны. Команды операторов эхолокаторов сменялись каждые пятнадцать минут, дабы все в них всегда слушали сигналы с особым вниманием. Киты и какие-то непонятные процессы в глубине морской становились источниками постоянных тревог — мнимого обнаружения подлодок, сопровождавшегося сбросом глубинных бомб, стрельбой из противолодочных установок, запуском торпед. Теперь представляется почти не подлежащим сомнению, что в какой-то момент аргентинская субмарина и в самом деле сближалась с оперативным соединением и производила атаку, не увенчавшуюся успехом из-за неполадок с торпедами. «Действительная военная составляющая всего этого дела не страх или испуг, а напряжение, — писал лейтенант Тинкер. — В первую неделю флот действовал близко к берегу и постоянно находился под угрозой налетов с воздуха. У некоторых нервы натянулись до предела, в особенности у тех в оперативном помещении, откуда собственно и ведется война…»
Сближение с сушей для обстрела берега или для высадки отрядов войск особого назначения ночью требовало большого усердия от экипажей судов. Медленно подходить в виду суши под порой ожесточенным, хотя и неточным огнем аргентинских 105-мм и 155-мм орудий, стоять на постоянном взводе на боевых постах и не спать на протяжении многих часов темноты — все это изматывало. Дым от выстрелов 4,5-дюйм. (114-мм) пушек тянуло на корабли, тогда как звук постоянных взрывов гулко отдавался в помещениях, где за пультами управления и экранами РЛС работали моряки. Только люди в машинном отделении не слышали ничего, кроме рева силовой установки. «Особых эмоций никто не чувствовал, ведь стреляли в какого-то невидимого на берегу, — рассказывал офицер эсминца. — Все складывалось бы по-иному, и мы бы чувствовали себя иначе, будь мишенью какое-нибудь судно». Как этакие золушки, когда приближался рассвет, обстреливавшие сушу корабли спешили уйти подальше от нее в спасительные далекие воды, после чего начиналась утомительная и надоедающая рутина по пополнению боеприпасов, обычно привозимых снабженческим судном. К тому раз в два дня добавлялись дозаправки в море. У большинства кораблей возникали технические проблемы того или иного характера, особенно обострявшиеся в условиях ужасной погоды. Одной из самых тщательно охраняемых военных тайн являлась история с «Инвинсиблом», который на протяжении недель передвигался только на одном гребном винте — разбитый редуктор не позволял ввести в действие другой винт. На фрегатах типа 22 станции РЛС сопровождения целей для «Си Вулф» не имели защитных колпаков, как на эсминцах типа 42, а потому вода и соль оказывали отвратительное воздействие на оборудование. В большинстве своем личный состав команды современного боевого корабля отлично вышколен, и всем им пришлось сполна продемонстрировать свои навыки и умение на Фолклендских островах. «Никто не ждал каких-то великих подвигов от неких гениев. Нет, полагаться приходилось на обычных людей, которые бы делали то, что от них ожидается», — делился откровениями командир одного из фрегатов. Если рассуждать категориями морской выучки, тем, как поставлено дело в обеспечении тыла, в обращении с кораблем, тут британскую кампанию в Южной Атлантике с полным основанием можно считать триумфом Королевских ВМС: «Поход показал, что мы правильно учили наших людей».
И все же, если говорить о стратегическом положении, позволившем бы создать условия для десантной высадки, к середине мая британское оперативное соединение оказалось явно неспособным добиться этого своими действиями. 16-го два «Си Харриера» с «Гермеса» своими бомбами и огнем 30-мм пушек повредили аргентинский транспорт снабжения «Рио Каркаранья», а также атаковали второе судно в заливе Фокс-Бэй вблизи одноименного поселения на Западном Фолкленде, заплатив за это небольшим повреждением хвостового оперения одного из самолетов. Словом, был обычный день ударной группы, с удовлетворением встреченный газетными статьями и репортажами в электронных СМИ в Британии. Однако в ту же ночь один пилот «Си Харриера» писал: «Начинает создаваться ощущение, что и в октябре мы еще будем тут». Прошло более двух недель с момента входа соединения Вудварда в пределы ПЗЗ, но, несмотря на небольшие успехи, на постоянные удары по противнику с моря и с воздуха, основные силы ВМС и ВВС Аргентины по-прежнему оставались на своих базах. Наступала зима, погода не обещала улучшений, а дипломатическое давление на Британию возрастало. Время играло не на руку оперативному соединению. Фрегаты проходили насквозь через весь Фолклендский пролив, ведя огонь по береговым позициям, постоянно стараясь привлечь к себе внимание неприятеля. Ночь за ночью морские артиллерийские наблюдатели отправлялись на вертолетах «Линкс» поближе к берегу, откуда корректировали огонь кораблей. Эсминцы типа 42 делали все от них зависящее для срыва воздушного сообщения у противника до тех пор, пока цена не стала слишком высокой.
В результате всех усилий удалось уничтожить горстку небольших судов и по крайней мере семь или, предположительно, девять вражеских летательных аппаратов, за каковые достижения Британия заплатила потерей одного из самых современных кораблей противовоздушной обороны, серьезным повреждением другого такого же, утратой трех «Си Харриеров» и четырех вертолетов «Си Кинг», потерянных от несчастных случаев и вражеского противодействия. Один старший офицер, когда впоследствии его спрашивали о причинах, почему Королевские ВМС оказались столь обескураживающим образом уязвимыми перед налетами вражеской авиации, совершенно лишенными средств защиты от летающих на предельно малой высоте над поверхностью моря ракет, ответил просто: «У русских нет «Экзосет». — Далее он добавил: — Эта война показала нам, как опасна для нашей обороны излишняя приверженность ориентации на шаблонные сценарии ведения боевых действий». Соединение Вудварда нанесло лишь малую толику планового ущерба противнику, без чего Королевским ВМС не представлялось возможным создать условия для начала десантной операции. По высказывавшемуся многими сухопутными офицерами мнению, руководству ВМС следовало бы предвидеть опасный вариант отказа неприятеля вступать в боевые действия на предложенных британцами условиях. И тогда, не говоря уж о настоящем, попадалось немало людей, находивших очевидным основательность позиции аргентинцев, каковые только выигрывали и ничего не проигрывали, придерживая авиацию до возникновения единственной нетерпимой угрозы их делу — высадки десанта.
Так как же поступить теперь? В Нортвуде, на Даунинг-стрит, на борту «Гермеса» — везде вновь и вновь взвешивались те или иные варианты. На протяжении всего периода противостояния военный кабинет поразительным образом почти ничего не слышал о разнообразных расчетах военно-морских стратегов и тактиков, обсуждаемых в Южной Атлантике. В Лондоне очень четко улавливали такие моменты, как количество потопленных кораблей, но ничего не знали о парах «22–42» или о том, как непросто приладиться к капризным «Си Вулф», либо о нюансах дислокации авианосцев. Во флоте на море сложилась сильная и смелая фракция тех, кто выступал за вывод всего оперативного соединения в районы к западу от Фолклендских островов, чтобы там оно представляло собой вызов противнику, не принять который тот бы не смог. Они же предлагали сделать воздушную блокаду действительно эффективной за счет пресечения еженощных челночных рейсов с «Геркулеса». Вудвард внимательно изучил данное предложение и отверг его. К западу от Фолклендских островов, на дистанции примерно в 500 км от континентального берега Аргентины, оказывался слишком велик риск продолжения атак ракетами «Экзосет» с воздуха, не говоря уж о даже более сокрушительных бомбардировках. Потеря авианосца стала бы предвозвестницей катастрофы. «Си Вулф» и «Си Дарт» и в самом деле доказали свою способность сбивать вражеские летательные аппараты. Но, если посмотреть на показатели их работы в реальных условиях, ни один здравомыслящий офицер не рискнет делать ставку на их надежность, когда на кону стоит безопасность флота. Обе системы показали себя крайне уязвимыми при перегрузках. «Си Харриеров», зарекомендовавших себя действительно результативными, было до смешного мало.
Члены оперативного соединения, от старших офицеров и до простых матросов, выступали за расширение подходов: налеты бомбардировщиков «Вулкан» на континентальные авиабазы противника или — более разумное — отправки туда команд диверсантов из Специальной воздушной службы. Как считалось, Аргентина получила пока только пять из заказанных четырнадцати «Супер-Этандаров», приспособленных для запуска ракет «Экзосет». Если уничтожить их, а заодно и существенное количество штурмовиков «Скайхок» и истребителей «Мираж», ситуация коренным образом изменится в пользу Королевских ВМС. Да-да, старый спор о «снятии белых перчаток», который при куда более высоких ставках кипел у американцев, когда те всерьез обсуждали вторжение в Северный Вьетнам в разгар войны в Индокитае. И все же сложность проведения успешной бомбовой атаки или рейда САС ставила всю затею под большой вопрос. При всем при том, несмотря на решительное стремление британского правительства к возвращению Фолклендских островов, оно всеми силами старалось избежать расширения конфликта. С самого начала генеральный прокурор представил военному кабинету свое мнение: никакая из форм британского нападения на континентальную территорию Аргентины не впишется в рамки статьи 51 устава Организации Объединенных Наций, подтверждавшей право Британии на самооборону. И пусть отряды британской разведки действовали на континенте в ходе Фолклендской войны, — как показал миру конфузливый факт посадки вертолета «Си Кинг» в Чили 16 мая, — нападения на авиабазы противника никогда не получали одобрения в верхах и не предпринимались. Британскому оперативному соединению приходилось отражать угрозу с воздуха на поле боя вокруг Фолклендских островов и нигде более.
Теперь уже и Нортвуд вынужденно признавал неспособность соединения Вудварда создать твердые предварительные условия для десантной операции. Парни Томпсона, все еще обретавшиеся на острове Вознесения, не могли высаживаться на берег при достигнутой на данный момент степени превосходства в воздухе. Неприятель сохранил свои военно-воздушные силы, которые являли собой на самом деле куда большую угрозу, чем считалось изначально, когда оперативное соединение ставило паруса и покидало родные воды. И все же с политической точки зрения для правительства не представлялось возможным отказаться от операции в Южной Атлантике. Демонстрация силы не дала желаемого эффекта — не заставила аргентинцев отступить. Теперь все указывало в сущности на необходимость удвоить ставки, сделанные до сих пор. Правительство и начальники штабов родов войск отбросили в сторону стратегические правила ведения операций с применением морских десантов. Они решили дать старт высадке на Фолклендских островах и заставить аргентинцев зашевелиться.
Недолго, но жарко молилась творцу
Дружина его удалая
И молча смотрела в лицо мертвецу,
О завтрашнем дне помышляя.
Понедельник, 2 мая, дата потопления «Хенераль Бельграно», был неприсутственным днем для служащих в Британии, и миссис Тэтчер оставалась в Чекерсе. Только к вечеру Джон Нотт собрал, наконец, пресс-конференцию, дабы объявить об атаке на аргентинский крейсер. Пока министр обороны отвечал на вопросы, пришли известия о том, что «Хенераль Бельграно» не просто подвергся удару, но пошел ко дну, причем погибли несколько сотен человек. Как и остальные участники военного кабинета, Нотт считал конвенциональные торпеды способными лишь повредить корабль и вывести его из строя, в то время как фрегаты сопровождения имели возможность поднять на борт всех пострадавших. Теперь он очевидно находился не в своей тарелке. Одно дело установить запретную зону, а другое… для собравшихся репортеров случившееся представлялось чем-то несоразмерным — безусловным актом агрессии. Тактический триумф, совершенно очевидно, начинал обращаться дипломатической катастрофой.
Черта, разделявшая марш на войну и грациозные пируэты танца переговоров, никогда не бывала такой широкой. Ничего не зная о событиях в Южной Атлантике, Фрэнсис Пим предыдущим вечером, в воскресенье, ужинал с сэром Энтони Парсонзом и генеральным секретарем ООН Пересом де Куэльяром в Нью-Йорке. Когда Америка наконец-то встала на сторону Британии, а флоту вот-вот предстояло схватиться с противником, военный кабинет почти полностью доверил Пиму вести переговорный процесс так, как тот считает нужным. Если американцы не смогли вернуть Фолклендские острова под британское управление, представлялось совершенно невозможным, что кто-то иной — разве только какое-нибудь латиноамериканское государство — сумеет сделать это. Миссис Тэтчер была готова признать, что Британии в любом случае не следует показывать, будто она отказалась от мира, а потому под сильным давлением оппозиции премьер уступила желанию Пима испробовать путь примирения через ООН. Учитывая все заявленные требования Британии, Тэтчер и на секунду не верила в реальность результата подобного хода.
Скрупулезный и сдержанный международный гражданский служащий, де Куэльяр по-прежнему прочно стоял на ногах как генеральный секретарь. Его видение ООН отличалось меньшей претенциозностью, чем у предшественников. Он осознавал «потолок» организации и риск навредить ее и без того пошатнувшейся репутации в случае неразумно смелых попыток бросаться в авантюры, которых побаиваются и сторонятся даже великие державы. «Оперативная группа» по Фолклендским островам возникла при его председательстве в начале кризиса и действовала под руководством одного из помощников — пакистанца Рафи Ахмеда. Де Куэльяр настаивал — Ахмед должен лишь приготовить несколько возможных амплуа для ООН в этом деле на случай, если понадобится сыграть какую-то из предполагаемых ролей. Но ООН ни при каких условиях не стоит вмешиваться в игру на поле, где тщетно пытался довести до победного конца свое предприятие Хэйг: взаимоотношения с Вашингтоном действительно не отличались радужностью.
Теперь, когда Хэйг, видно по всему, проиграл, генеральный секретарь мог выползти из-под панциря. Дабы посодействовать Парсонзу и его аргентинскому визави, Энрике Росу (сменившему Рока), де Куэльяр набросал нечто на одном листе бумаги, скромно окрестив получившееся «соображениями». Пунктов насчитывалось всего три: отвод войск, переходная администрация и долгосрочное урегулирование — то же самое Хэйг привозил в Лондон месяцем ранее. Как бы там ни было, видимую легкость такого возвращения к истокам и фундаментам омрачили существенные сложности — воскресная новость, вопросы о которой громкими голосами задавали за стенами ООН журналисты дипломатам, пока те выступали. Речь идет о соперничающей мирной инициативе земляка де Куэльяра, президента Перу Белаунде Терри.
Кроме того, в те необычайные первые выходные мая случилось еще нечто — Хэйг, как оказывается, вовсе не собирался сдаваться и хватался за воздух, пытаясь удержать призрак в руках. Сознавая, что любое открытое участие американцев будет непродуктивным, госсекретарь США предпочел действовать не напрямую. Он от чистой души подарил весь план с потрохами Белаунде Терри. Перу славился как давний и ближайший друг Аргентины в латиноамериканском стане, поскольку обе страны объединяла враждебность по отношению к Чили, и некоторые сотрудники в штабе Хэйга высказывали мысль о целесообразности использовать в роли посредника «латиноамериканского собрата», а не Вашингтон. Вот Белаунде Терри и отправил «план из 7 пунктов» в Буэнос-Айрес. Схема представляла собой слабо замаскированную версию варианта «Хэйг 2» — «Хэйг в пончо» — без каких-то дополнительных составляющих, если не считать участия в переходной администрации латиноамериканцев. Де Куэльяр в Нью-Йорке испытал смущение и досаду. Отныне и до десантной высадки в Сан-Карлосе три недели спустя, каждый мучительный шаг на переговорах по Фолклендским островам был неизменно сопряжен с конфликтом честолюбивых устремлений различных миротворцев.
На заседании военного кабинета во вторник 4 мая, эа которым последовало еженедельное собрание полного кабинета по вопросам Фолклендских островов, доминировали разговоры о том, как снизить ущерб, нанесенный уничтожением крейсера «Хенераль Бельграно». Сообщения с выражением озабоченности потоком текли в Лондон как от друзей, так и от врагов. Хэйг заявил комитету в Конгрессе, что потопление крейсера «сыграло на руку продолжению спора». В ЕЭС Италия и Ирландия высказались за снятие санкций против Аргентины по истечении дня 17 мая. В ООН отмечались заметное охлаждение и отход от Британии. В особенности подвергалась критике атака, проведенная за чертой объявленной запретной эоны. Общественный спикер Аргентины, Хорхе Эррера Вегас, избранный таковым за свое владение английским, не замедлил лишний раз продемонстрировать остроумие: «Британия умеет поднимать волну, но законы ее, безусловно, не волнуют». В Буэнос-Айресе Галтьери официально заявил перуанскому послу, что после потери крейсера он просто не может отстаивать идею каких-то уступок в плане аргентинского суверенитета на островах.
В аргентинских источниках особо остро прослеживается уверенность в том, будто британцы своими действиями намеренно саботировали перуанский план. Они упирают на то, что бомбардировки Порт-Стэнли в предыдущий день самым драматическим образом ужесточили позицию Буэнос-Айреса в отношении уступок, тогда как Галтьери, по всей видимости, был готов принять план Белаунде Терри в тот самый вечер, когда преэиденту сообщили об участи, постигшей «Хенераль Бельграно». И все же трудно верится, будто хунта, в том числе и Анайя, решилась согласиться фактически, можно сказать, на такую же формулу мира, как та, которую привозил в Буэнос-Айрес Хэйг. Но с другой стороны как будто бы правомочно видеть в Анайе того члена хунты, чей род войск больше других проигрывал от продолжения конфликта: его надводный флот со всей поспешностью скрылся в порту и не показывал носа оттуда. В действительности адмирал не один раз, а дважды побуждал хунту отвергнуть предложения Белаунде Терри, а затем ответить отказом и де Куэльяру. Вполне хватает свидетельств того, что на всем протяжении вооруженного противостояния на море Анайя считал себя вполне способным выиграть кампанию войны на истощение против британского флота.
По иронии судьбы именно в Лондоне происшествие с «Хенераль Бельграно» вдохнуло новую жизнь в процесс поиска мира. Прежде связывающие правительство доводы Пима о целесообразности для Британии продолжать оттягивать на себя «одеяло» мирного урегулирования неожиданно вновь показались уместными. В результате на вторничном заседании военного кабинета Хендерсону в Вашингтоне поручили как можно скорее открыть обсуждение перуанского варианта с Хэйгом, пусть бы и пришлось снять того с вечернего рейса в Нью-Йорк и вернуть на базу ВВС Эндрюс. В Лондоне после сокрушительного подтверждения превосходства Британии — лишняя демонстрация того, какая стена скрывала от общественного мнения всю остроту риска для флота в текущей ситуации, — многие чувствовали себя взбудораженными. «У нас все катится даже слишком уж гладко, — говорил в те времена один из членов военного кабинета. — Мы выглядим здоровяком, который задирает слабого». Выступая перед палатой общин, Пиму пришлось заявить: «Мы не ищем способа унизить Аргентину на поле брани».
Не успела прозвучать мысль о вероятном военном унижении Аргентины, как любые рассуждения об этом стали совершенно неуместными. В 9 часов вечера во вторник, многозначительным до трагичности тоном, ставшим в те дни визитной карточкой заявлений Министерства обороны, исполняющий обязанности офицера по связям с общественностью, Йэн Макдоналд, сообщил по телевидению о потере эсминца «Шеффилд» и о гибели «Си Харриера» над Гуз-Грин. Всегда нерешительное Министерство тут же поспешило подвергнуть корректуре трансляцию из расположения оперативного соединения, откуда ободряющим тоном сообщали о счастливом спасении большинства членов команды. Вместо этого Макдоналд провозгласил: «Существует вероятность каких-то потерь, понесенных при этом. Но подробности нам сейчас пока неизвестны».
Когда новость просочилась в палату общин, члены парламента ринулись в помещение, дабы послушать разъяснения Нотта о потерях и полюбоваться на ошеломленную миссис Тэтчер рядом с ним. Похоже, только крайние левые испытывали гнусное злорадство по поводу случившегося. Хвастливый тон и самоуверенность, царившие в руководстве по поводу кампании до сих пор, мигом испарились. Неожиданно сомнение охватило все стороны: оно оказалось настолько сильно, что миссис Тэтчер совершенно нетипично для себя велела Левину отправляться на телевидение и успокоить страхи, взбудоражившие общественность. Газеты, восторженность которых по поводу войны до сих пор не ведала границ, вдруг узнали ее цену. «Дэйли Мейл» поместила первую страницу в черную рамку. На Даунинг-стрит премьер-министр поразила собственный штаб всплеском эмоций в отношении полученного известия. Она всегда говорила им, что больше всего страшится услышать о гибели одного из кораблей. Теперь такое случилось, и она была очевидно потрясена. В такие моменты на всем протяжении войны она будет подниматься к себе наверх и сама писать письма с соболезнованиями родителям погибших в боях военнослужащих.
Потеря «Шеффилда» повлекла за собой усиление, а не снижение энтузиазма военного кабинета в отношении дипломатии. Впервые со 2 апреля Тэтчер ощутила потребность заручиться поддержкой полного кабинета. В среду, 5 мая, он собрался на чрезвычайную сессию и заслушал мрачные выводы по поводу обстановки, сложившейся на войне. Флот оказался несомненно уязвимым перед лицом низколетящих ракет и, хотя считалось, будто у Аргентины осталось всего три единицы «Экзосет», никто не мог утверждать это безоговорочно. К тому же, как считалось, по крайней мере одна вражеская подлодка безнаказанно действовала где-то в непосредственной близости от места расположения флота. На Левина обрушились вопросы. Каковы были наши меры противодействия «Экзосет»? Почему их столь решительным образом не хватило? Почему флот так приблизился к островам? Не следует ли отвести авианосцы? Вновь и вновь повторялось извечное: уверен ли он, что высадка удастся? Левин спокойно шел по минному полю вопросов, умело скрывая то, какую травму нанесла потеря «Шеффилда» военно-морскому ведомству. Десант, передвигавшийся на борту лайнера «Канберра», по-прежнему оставался на острове Вознесения. В распоряжении руководства все так же наличествовали разные варианты. Вудвард, конечно же, пересмотрит свою стратегию. Левин выражал уверенность в способности военно-морских сил достигнуть поставленных целей. Однако политики неожиданно принялись оглядываться по сторонам в поисках выхода: их вера в ВМС поколебалась.
Как 2 апреля, миссис Тэтчер вновь обходила стол в кабинете, по ходу дела выслушивала мнения и записывала имена высказывавшихся. Аргументы Пима, прежде бывшие досадными препятствиями на пути славы, теперь казались многим лучом надежды. Все то и дело поминали Перу. А если принять переходную администрацию третьей стороны? Удастся ли скормить палате общин туманные ссылки на самоопределение в долгосрочной перспективе? Будет ли сбалансированный отвод войск тем, что они и подразумевали с самого начала? Кабинет Тэтчер оставался примечательным образом единым на всем протяжении войны. В отличие от военного кабинета у членов его почти отсутствовала пища для внутренних раздоров и было, безусловно, мало оснований не соглашаться с коллективно представляемым им мнением военного кабинета. С самого начала министры горой стояли за оперативное соединение, а потому теперь дружно развернулись в сторону плана Белаунде Терри, каковой заслуживал принятия в принципе. Отклонились от общей линии только два министра — лорд-канцлер, лорд Хейлшем, и министр по вопросам охраны окружающей среды, Майкл Хеселтайн. Оба считали политический риск уступок куда перевешивающим любой военный. Все знали, что честолюбивый Хеселтайн надеется в будущем заполучить лидерство в партии. Миссис Тэтчер с подозрением относилась к его мотивам теперь, точно так же, как не верила в истинные побуждения Пима, когда тот выступал против в военном кабинете.
На следующий день в палате общин премьер-министр к большому удовлетворению оппозиции заявила, что правительство дало «очень конструктивный ответ» на перуанские предложения. Теперь она могла пренебречь параллельными «соображениями» ООН, в общих чертах доведенными до нее Парсонзом. «Если они будут приемлемыми и внушающими доверие, их надо уточнить применительно к временному графику и поступательному контролю за развитием событий». И все же теперь премьер не отмахивалась от ООН со своей обычной прежде решимостью. Пим подчеркнул факт восстановления им командных позиций путем высказывания симпатий в адрес рекомендации Дэйвида Оуэна и Дениса Хили по поводу согласия на попечительство ООН — большая уступка со стороны британцев. Как выразился Пим, «это — возможность, и в итоге она может оказаться весьма и весьма приемлемой». «Хенераль Бельграно» и «Шеффилд» готовились превратиться в настоящие жертвы, принесенные на алтарь мирного процесса. Наконец-то голуби в Министерстве иностранных дел получили шанс отправиться в полет.