Вторая неделя пребывания оперативного соединения на Фолклендских островах открылась новыми голосами с призывами к Британии проявить сдержанность, или — по выражению Александера Хэйга — «великодушие победителя». Данный момент совпал с прибытием в Лондон папы римского Иоанна Павла и с серией страстных призывов к миру из уст понтифика. «Размах и ужас современных войн, — обратился он к собранию верующих в покрытом неизлечимыми ранами войны городе Ковентри, — делает их совершенно неприемлемыми как средство разрешения противоречий между странами». Визит папы здорово разбавлял информационное поле с новостями о боях и вызвал фонтаны радости у католического сообщества Британии. Пусть все это казалось бесконечно далеким от сути вопроса, но тем не менее укрепляло ощущение, будто Британия сделала выбор и дальнейшее кровопролитие ничего не изменит.
Теперь, как и на всем протяжении конфликта, этакое застенчивое представление британской пропагандой войны как серии наполовину секретных триумфов сослужило интересам Британии скверную службу. Для военного кабинета и для аргентинцев борьба оставалась вполне равной — сбалансированной. В глазах командования на местах событий и в Нортвуде, концепция британского великодушия являлась совершенно неприемлемой в отношении битвы, выигрыш в которой вовсе не обязательно казался им гарантированным. И все же в народе, да и в мире считали, что «это только вопрос времени, пусть и чертовски длительного».
Во вторник, 1 июня, военный кабинет вновь встретился для обсуждения вариантов договорного урегулирования. Позднее в ту же неделю премьер-министру предстояло отбыть на саммит западных стран в Версаль, где Британия, как ожидалось, окажется под давлением в отношении мирного разрешения конфликта. В «синьке», или черновом плане Министерства иностранных дел, подготовленном командой Паллизера, рассматривались различные возможности некой переходной администрации и конституционные варианты договорного урегулирования. Снова «вагон с оркестром» Министерства иностранных дел катил по рельсам «интернационализации» спора. Дипломатические линии сместились в Вашингтон, дабы вынудить Хэйга и Рейгана надавить на премьер-министра в Версале. Согласились даже поручить лорду Шэклтону достать с полки пропыленный фолиант выводов его комиссии в 1975 г. и доработать их в части вопроса экономики островов.
В Аргентине партия войны в итоге изрядно растеряла спесь. Члены хунты по несколько дней не показывались на публике. Военно-воздушные силы, ошеломленные потерями первых дней после британской высадки в Сан-Карлосе, стали объектом жесткой критики общественности за то, что позволили британским войскам создать плацдарм и спокойно укреплять его. Изменился и тембр голоса официальной пропаганды, ежедневно пытавшейся убедить нацию в том, будто Аргентина выигрывает войну. После Гуз-Грина информационная политика стала все больше ориентироваться на подготовку народа к плохим, а не к хорошим новостям. В то же самое время хунта дала старт новому и отчаянному дипломатическому наступлению. Бригадир Мирет и адмирал Мойя, дипломатические «эксперты» хунты, вновь отправились из Буэнос-Айреса в Нью-Йорк с предложением о готовности Аргентины пойти на крупную уступку, где к ним присоединился приехавший из Вашингтона генерал Мальеа-Хиль. Теперь Аргентина изъявляла согласие принять версию последнего британского мирного плана — в сущности, отступить почти на 280 км — в обмен на установление над спорной территорией попечительства ООН. Мирет также обладал значительно расширенными полномочиями — данным ему директивой военных правом договариваться о разрешении ситуации с де Куэльяром, не прибегая к обращениям в Буэнос-Айрес за одобрением своих действий. На тот момент хунта почти списала Коста Мендеса со счетов. Снова местом сосредоточения деятельности аргентинцев сделались ООН и кабинеты Киркпатрик и Сорсано. Тут хунта вновь оказалась впутанной в междоусобную борьбу ключевых фигур внешней политики США.
Известия о серии выпадов между Хэйгом и Киркпатрик на предшествующей неделе просочились в прессу, сделавшись достоянием журнала «Ньюсуик». Посол при ООН обвинила Хэйга в «шашнях» с Лондоном, а сотрудников его ведомства назвала «бриттами в американской одежде». Она также добавила: «Почему бы не распустить Министерство иностранных дел США и не предложить формировать нашу политику британскому Министерству иностранных дел?» Не желая остаться в долгу, Хэйг прошелся (чего никогда не отрицал) по неспособности миссис Киркпатрик «в умственном и эмоциональном плане здраво рассуждать в отношении данного вопроса из-за ее тесных связей с латиносами». Разочарование Министерства иностранных дел США в деятельности Нью-Йорка, ставившего целью возможный призыв Совета Безопасности к прекращению огня, особенно усугублялось тем обстоятельством, что Хэйг проталкивал очередной план мирного урегулирования для представления отправлявшемуся в конце недели на саммит в Версаль Рейгану. Со своей стороны Киркпатрик 31 мая провела в беседе с Рейганом сорок минут, умоляя его вынудить Британию прекратить готовящуюся кровавую баню в Порт-Стэнли. По ее уверениям, если такое случится, взаимоотношения Вашингтона с латиноамериканскими странами будут подорваны на многие годы. Больше того, она не хотела выступления США заодно с Британией в части наложения вето на призыв к прекращению огня в конце недели. Уже не в первый раз Британии приходилось столкнуться лицом к лицу с двумя соперничающими мирными инициативами, исходившими с противоположного берега Атлантического океана.
Первой выступала резолюция Совета Безопасности, выдвинутая и поддерживаемая Испанией и Панамой. Голосование по ней назначалось на пятницу, 4 июня. Она призывала обе стороны «немедленно прекратить огонь», а генерального секретаря — дать старт выполнению резолюций 502 и 505 «в полном объеме». Для Британии такое было уже чересчур. По выражению Парсонза, «здесь отсутствовала прямая и неразрывная связь» между прекращением огня и отступлением Аргентины, а потому образовывалось широкое поле для уверток. Еще более важно — ссылка на резолюцию 505 возрождала концепцию администрации ООН, позаимствованную из британской «Белой книги», но к тому времени уже дезавуированную Британией. Соответственно, Парсонз собирался прибегнуть к наложению вето. Но важность момента отказа Британии в поддержке резолюции перебивала экстравагантность удивившего всех поведения американской делегации. Несмотря на не прекращавшееся до последней минуты давление со стороны Киркпатрик и Эндерса, — мол, и британского вето вполне хватит, а посему незачем наживать неприятности из-за его дублирования? — Киркпатрик получила от Хэйга указание поддержать британское вето. В последнюю минуту Стессел в Вашингтоне неожиданно признал силу аргументов Киркпатрик. Хэйг дал одобрение в Париже, где начиналась Версальская встреча. Министру надо было выйти на разговор с Пимом, затем вернуться к Стесселу и, таким образом, обратно к Киркпатрик.
Сложный и неуклюжий процесс еще не завершился, когда США наложили свое вето на резолюцию. Затем Киркпатрик получила уведомление из Вашингтона, в котором ей предписывалось объявить, будто бы она воздержалась от вето, если бы ее известили своевременно. Что она и проделала. То было худшее из зол. Американцы ухитрились не вызвать удовольствия ни у кого и задеть всех. Самая хрусткая реплика Киркпатрик репортерам звучала впечатляюще: «Вы не понимаете, что происходит? Я сама не понимаю». Будто бы нарочно стремясь совсем посадить себя в лужу, никто из американских политиков, похоже, не уведомил о ситуации Рейгана до того, как тот оказался рядом с миссис Тэтчер в Версале во время следующего ланча. Она гордо молчала, пока толпа репортеров осаждала Рейгана, добиваясь от него объяснений подобным «шараханьям из стороны в сторону». Будучи в неведении относительно предмета вопроса, президент лишь произнес уклончивое: «Вы поймали меня далеко-далеко оттуда».
Второй инициативой являлся «план из пяти пунктов» от Рейгана, официально переданный Тэтчер в Версале 3 июня. Данная схема урегулирования, разработанная Министерством иностранных дел США в сотрудничестве с коллегами из внешнеполитического ведомства в Лондоне, представляла собой попытку рассматривать кризис Фолклендских островов в международном контексте. Цель состояла в привлечении неких государств как третьей стороны для миротворческой операции после отступления Британии и Аргентины. Уже шли переговоры с Ямайкой, Бразилией и, вероятно, с другими латиноамериканскими странами. Хэйг уверил британцев в готовности США в таких обстоятельствах тоже принять участие: важная гарантия против «ползучего аргентинского суверенитета» в глазах Лондона.
Разговоры о мире обнажили многие старые раны в военном кабинете. После взятия Гуз-Грина и прибытия генерала Мура с подкреплениями в виде 5-й бригады у министров создалось мнение, будто Порт-Стэнли падет от одного короткого и хлесткого удара. Однако командование сухопутных сил, как выяснялось, вновь связывали трудности тылового обеспечения в деле переброски живой силы и боеприпасов через Восточный Фолкленд. Когда британцы закрепились на позициях вокруг Стэнли, Левину оставалось утешаться только тем фактом, что, с переходом руководства войсками в руки Мура, министры не смогут больше жаловаться на неадекватность уровня командования. Начальники штабов буквально утопили военный кабинет в тактических брифингах, объясняя, почему взятие очень хорошо охраняемого города без гражданских потерь и с минимальным уроном у военных выльется в продолжительную и до боли кропотливую операцию. «Полагаю, министры несколько устыдились из-за своего поведения после Сан-Карлоса», — заметил один чиновник, а некий министр из военного кабинета признался: «Мы учились на своем опыте: раньше мы ждали быстрой победы, но теперь стали с большей готовностью прислушиваться к советам военных».
В данном контексте новые шаги по направлению к мирному урегулированию не имели и малейшего шанса на успех. Безусловно, ведомственные интересы в предотвращении битвы за Порт-Стэнли вполне заслуживают права называться значительными: как Министерство иностранных дел, так и Министерство обороны наряду с начальниками штабов хорошо осознавали неизбежность тяжелых потерь в предстоящем сражении, а также степень ущерба, каковым в долгосрочной перспективе грозило оно любым надеждам на итоговое разрешение кризиса вокруг Фолклендских островов. Военная победа, казавшаяся недавно единственным путем к свету в конце тоннеля в фолклендском вопросе, теперь, похоже, сулила удлинить этот тоннель. Для министров вроде Нотта и Пима казалось приемлемым все, лишь бы не пришлось дислоцировать на спорной территории постоянный британский гарнизон и держать ухо востро перед неизбежными поползновениями аргентинцев с материка. Если Британия изъявляла готовность принять администратора ООН до начала войны на суше, не лучше ли будет согласиться на сей вариант теперь, дабы избежать дальнейших людских потерь?
Американский военный историк, Фред Икл (которому случилось служить заместителем секретаря в Пентагоне в пору Фолклендской войны), отмечал, что момент неизбежной победы или поражения часто есть самый иррациональный аспект любого конфликта. Те, кто вот-вот проиграет, призывают свои войска предпочесть «погибнуть с честью», но не допустить стыда принятия поражения за столом переговоров (приказы обычно исходят из находящихся в безопасности штабов). Те же, кто стоит на пути к победе, убеждают своих в том, что «кровь наших павших на войне» велит не давать никакой пощады врагу и отказать ему в какой бы то ни было возможности компромисса. Подобное применимо к ограниченной войне в той же мере, как и к глобальной. Отказывающийся от переговоров во время битвы, как заметил в ходе Корейской войны Омар Брэдли, «перескочит от сравнительно малого конфликта к куда большему тупику, заплатив еще более высокую цену». Точно следуя представленному выше мрачноватому сценарию действий, генерал Галтьери приказал своим войскам на Фолклендских островах «сражаться до последнего солдата». По его заявлению, сражению за Порт-Стэнли суждено было стать лишь одной из битв в долгой войне. Между тем 6 июня Сесил Паркинсон выступил по британскому телевидению и поведал зрителям, что «после высадки десанта в Британии произошла радикальная смена настроений». По его словам, «аргентинцам не будет места на этих островах или в тамошней новой администрации». Ни о каком вопросе совместного суверенитета не может быть и речи. «Мы должны приготовиться удержать вновь обретенное». Иначе говоря, пользуясь широко цитируемыми британской прессой словами сержанта-знаменщика, участвовавшего в боях за Фолклендские острова: «Если стоило воевать за них, то стоит и удерживать». Поступательное ужесточение позиции Британии по мере продолжения войны на суше вело ее к очередной неделе мучительной агонии и смертей. Оно в конечном счете не позволило достигнуть длительного решения проблемы Фолклендских островов, явившегося бы частью плодов победы.
«Высадка морского десанта — это вам не битва на европейской равнине».
Победа 2-го батальона Парашютного полка при Гуз-Грине неизмеримо подняла моральный дух сухопутных сил. После многих дней проволочек они достигли очевидного успеха, заявив аргентинцам о своей совершенной готовности отвоевать у них Фолклендские острова любой ценой и любой кровью. Как бы там ни было, битва развеяла существовавшие у британцев надежды запугать и одолеть неприятеля с помощью лишь демонстрации военных мускулов. Тогда словно бы сложилась образцовая схема, применимая ко всем действиям на протяжении оставшегося периода войны: какую бы позицию ни занимали аргентинские защитники, для разгрома противника требовался упорный и последовательный натиск. Британское командование утратило весь энтузиазм в отношении шансов на успех подготовленного на скорую руку и проведенного без должной поддержки наступления на врага в Порт-Стэнли. Бригадир Томпсон и его штаб считали крайне важным обеспечить каждый батальон артиллерийским прикрытием с максимально возможным количеством боеприпасов — вероятно, около 500 выстрелов на каждое орудие. Ведение боев за Гуз-Грин несоизмеримо облегчилось бы, имей 2-й парашютный более сильную огневую поддержку. Ошибку ни в коем случае нельзя было повторить. Но вертолет «Си Кинг» обладал способностью нести за раз не более 60 снарядов на ствол. Передвижение четырех батарей из шести артиллерийских орудий каждая вместе с боеприпасами через весь Восточный Фолкленд для битвы с противником на его основных позициях представляло собой огромную по сложности задачу. Это и в самом деле стало главной проблемой тылового обеспечения в течение оставшегося времени боевых действий, каковая только возросла с прибытием на поле сражения 5-й бригады.
Все планы, строившиеся до потери «Атлантик Конвейера» с его тяжелыми транспортными вертолетами «Чинук», полностью потеряли актуальность. Перспективой для 3-й бригады коммандос оставался длинный марш пешим порядком через Восточный Фолкленд в направлении к грядам возвышенностей, окружавших Порт-Стэнли. 45-й отряд коммандос, выступивший из Сан-Карлоса вместе с 3-м батальоном Парашютного полка 27 мая, упорно продвигался через холмы, бесчисленные ручьи и болотца по направлению к поселку Даглас. В 10 часов вечера того дня морские пехотинцы «повалились спать от усталости» после того, как покрыли более 13 миль (20,9 км) по отвратительной местности, при этом потери от вывихнутых лодыжек, растяжения жил и тому подобных случаев составили пятнадцать человек. Утром, когда после ночи на холмах под леденящим дождем промокшие бойцы приготовились продолжить движение, подполковник Уайтхед твердо намеревался к началу следующей ночи достигнуть какого-нибудь укрытия. Десантники оставили огромные рюкзаки и зашагали в боевом порядке, но отнюдь не налегке, а тяжело нагруженные оружием и боеприпасами. Возможно, самым ободряющим открытием, сделанным в процессе марша, стали продемонстрированные гусеничными машинами «Вольво» 202 — или «BV», как их все называли, — способности поразительно успешно преодолевать трудную местность. На каждый отряд их насчитывалась всего горстка, однако и тех хватало для транспортировки тяжелого оружия, основного снаряжения связи и отбившихся и отставших от своих формирований военнослужащих. Аналогичным образом показали себя и боевые разведывательные машины «Скорпион» и «Симитар», отправленные вместе с двумя пехотными подразделениями. С тех пор легкие танки покрывали поразительные расстояния, катаясь туда-сюда по острову и появляясь в расположении того или иного батальона, когда в них возникала потребность.
Бойцы шли в длинных колоннах, в 10 ярдах (9,1 м) друг от друга, а потому отряд коммандос растягивался по Восточному Фолкленду на 3 мили (4,8 км). Даже если в течение ночи удавалось высушить обувь, она вновь промокала утром через считанные минуты, когда солдаты шлепали в темноте через очередное болотце, преодолевали ручей или просто шагали под проливным дождем. Брезентовые лямки выкладки становились жестче ~~ сильнее давили на плечи, спутанные мокрые волосы прилипали к черепам, мучительное напряжение трудных шагов по склонам с гранатами, оружием и пулеметными лентами поперек груди отражалось на лице каждого из воинов уже задолго до наступления вечера. В разговоре они по большей части использовали незатейливые слова и выражения вроде е…й дождь, е…е «вертушки», летавшие где-то там и не спешившие сюда, е…е «арджи» и е…е Фолкленды.
Голым холмам не хватало богатства дикой природы, так украшающей нагорья Шотландии. Попадались гуси, иногда овцы или стада крупного рогатого скота, пугавшиеся звуков вертолетов и обращавшиеся в бегство. Иногда доводилось увидеть чарующие красотой реки, где, как говорили, водился лучший лосось в мире, — один молодой парашютист как-то утром руками поймал пятикилограммовую рыбину. Иногда просматривалось пустое далекое и приятное глазу побережье. Каждый ручей и холм носил какое-нибудь сугубо местное название — Долина Индейцев, Конский Выгул, Пещерка на Полпути, Холм Почтовый Ящик. В глубине сердец бойцы испытывали огромную гордость от того, что вряд ли другие пехотинцы в мире смогли бы столько самоотверженно делать свою работу в таких условиях. Однако холод, длинные ледяные ночи, борьба с собой, чтобы заставить тело двигаться дальше после «600 секунд отдыха» каждый час, — ничего не добавляло счастья. Каждый день унтер-офицеры считали себя обязанными подгонять бойцов все сильнее, стремясь побороть в некоторых тягу плюнуть на все и остаться на месте, когда другие идут. Все больше десантников не чувствовали себя в состоянии терпеть вздувшиеся мозоли, растянутые жилы и вывихнутые лодыжки, «хотя это всего лишь плоть», как лаконично заключил полковой старший сержант из 45-го отряда коммандос. Самое худшее, — и не похожее на предыдущий опыт, — они даже и понятия не имели, когда все закончится. Пусть теперь всем совершенно очевидно — ждать нападения аргентинцев на марше не приходилось, да и битвы, когда та состоится, они выдержать не могли. В ту пору, однако, такой ясности еще не было.
45-й отряд коммандос достиг маленькой деревушки Даглас, где нашел обрадовавшихся их приходу жителей одних. Группа вражеских солдат отступила оттуда за день до прихода десантников. Уайтхеда тронула необычайная выдержка бойцов — «коммандос выглядели столь впечатляюще, что мое сердце было готово выпрыгнуть из груди от гордости за них». Однако после нескольких суток холода и сырости, проведенных с постоянно промоченными ногами, воинам для приведения себя в порядок потребовались тридцать шесть часов. Утром 30 мая они вновь пустились в путь, сопровождаемые местным тягачом с прицепом, на который погрузили часть тяжелого снаряжения. Вскоре после 8 часов вечера того дня десантники достигли первой цели: спрятавшихся под зелеными крышами домиков селения Тил-Инлет у одноименного узкого залива, или фьорда, врезавшегося глубоко в рельеф суши северо-восточного участка Восточного Фолкленда. 3-й батальон парашютистов, маршировавший из Сан-Карлоса обычно беспощадным темпом, каковым умением так гордится Парашютный полк, успел прибыть туда раньше морских пехотинцев: вступил в поселок ночью 29-го числа и вышел из него с последним светом дня 30-го. Ночью 31 мая, после достойного пера поэта броска, вымотавшего даже отменно тренированных парней Хью Пайка, 3-й парашютный батальон занял Эстансия-Хаус — одинокое скопление строений фермы в пределах видимости нижних склонов горы Кент.
В ту ночь также удалось достичь одного из самых важных успехов войны. Эскадрон «D» 22-го полка САС вел патрулирование на верхних склонах горы Кент с начала мая, а с 27 мая нарастил силы для более широких действий. Спецназовцы повстречали и уничтожили несколько неприятельских дозоров, а теперь доносили, что на вершине противника мало или он вовсе отсутствует. Бригадир Томпсон со своим штабом немедленно принял меры для сбора максимально возможного количества вертолетов с целью переброски значительных по численности британских сил для обеспечения за собой горы, пока аргентинцы не проснулись, не осознали ее важность и не отправили больше войск для обороны. Если господствующие высоты останутся в руках противника, 3-я бригада коммандос окажется беспомощной на холмах перед ними и будет опаснейшим образом уязвимой перед артиллерийским огнем, корректируемым усилиями передовых наблюдателей.
В ночь 30 мая операцию по переброске морских пехотинцев к горе сорвали отчаянно неблагоприятные условия видимости, вынудившие головной «Си Кинг» повернуть и взять курс обратно на Сан-Карлос. Ближе к вечеру во второй половине дня 31 мая вертолеты приняли на борт передовые подразделения роты «K» 42-го отряда коммандос вместе с подполковником Ником Воксом и подполковником Майклом Роузом из САС. Учитывая риск перехвата неприятельской авиацией в начинающихся сумерках, — а лететь приходилось именно тогда, чтобы высадить первую вол-ну до наступления темноты, — лейтенант-коммандер Саймон Торнуилл и лучшие пилоты на машинах с ППНВ отправились в бреющий полет на дистанцию в 40 миль (64,3 км) над территорией Восточного Фолкленда. Они заходили на атаку в неизвестность, в место, безоговорочно отдаленное от любых британских позиций, и на данной стадии казалось совершенно невероятным, что противник не отреагирует на чреватый столь большими бедами вызов собственной безопасности. Два вертолета первой волны шли отчаянно перегруженными.
Когда бойцы забирались на борт, туда прямо на них запихивали минометные мины, ракеты «Блоупайп» и тяжелое снаряжение, при этом все уминалось так, что становилось невозможным любое движение, не говоря уж о надежде быстро выбраться из машины в случае аварии. Молодые морские пехотинцы без улыбок на погрубевших раскрашенных черным камуфляжем лицах испытывали совершенную уверенность — сразу же при высадке начнется бой. Земля неслась в 20 футах (6 м) под ними, когда «Си Кинги» подскакивали и ныряли среди гор и холмов, пугая коров и овец, обращая их в бегство, заставляя бросаться в разные стороны на раскинувшихся внизу унылых пустошах. Словно специально в духе тех, кто любит смаковать иронические клише войны, Макс Хейстингз обратился к подполковнику Роузу, стараясь перекричать рев двигателей вертолета, со словами, что-де невозможно предположить, будто аргентинцы не начнут обстреливать район высадки после десантирования первой волны. Роуз пожал плечами и ухмыльнулся: «Кто не рискует, тот не выигрывает».
Оба вертолета опустились на землю в двух милях (3,2 км) за линией гряды ниже вершины, и бойцы проложили себе путь через груды снаряжения на волю, спрыгивая в дернистый луговик. К своему неприятному удивлению, десантники тут же увидели, что менее чем в миле (около 1,5 км) от них в северном направлении идет бой — пулеметные трассы рассекали густеющее чернотой небо, и иногда слышались взрывы. Морские пехотинцы поспешили укрыться за огромными серыми камнями, которые в подавляющем большинстве случаев так характерны для гористых участков местности Восточного Фолкленда, в спешке таща за собой под прикрытием валунов ящики с минометными минами и рюкзаки. Скоро перестрелка постепенно прекратилась, и из темноты возникла фигура невозмутимого майора Седрика Делвза, командира эскадрона «D» САС, прошедшего Южную Георгию, остров Пеббл и побывавшего в различных других точках, в Южной Атлантике. «Все в порядке, босс, — обратился он к Роузу. — Там нам попался дозор «арджи», но одних мы раздолбали, а с другими разберемся утром». Роуз, Ник Вокс и штаб коммандос расположились на отдых в нескольких сотнях метров от места высадки. Рота «K» под началом капитана Питера Баббинггона отправилась в ночную атаку на вершину горы Кент, где к своему огромному облегчению обнаружила полное отсутствие неприятеля. Двумя часами позже десантирования первой группы единственный уцелевший британский «Чинук» доставил три 105-мм орудия и 300 снарядов к ним. По возвращении в Сан-Карлос пилот летевшего на бреющем вертолета не рассчитал с высотой и ударился о поверхность озера. Вертолетчик тут же принял экстренные меры, сумел набрать высоту и успешно посадил машину в Сан-Карлосе. Однако «Чинук» слишком сильно пострадал и не годился для отправки его во второй полет той ночью. Доставить больше боеприпасов теперь не представлялось возможным, и роте «K» суждено было оставаться на позиции в одиночестве, пока к ней не прибудет подкрепление.
На вершине царил леденящий холод, даже если прятаться за хребтом, где не так дуло. Бойцы варили горячий шоколад на «керосинках» и закусывали, поглощая пайки. Затем счастливчики, располагавшие спальными мешками, — за исключением лишенных такой благодати стрелков-пехотинцев Вокса — устроились поудобнее, чтобы прикорнуть, как-нибудь приютиться и поспать. Занять себя чем-то полезным на протяжении шестнадцати часов ночного мрака не представлялось возможным, а ни один солдат не проспит столько. Почти все на склоне холма пробудились задолго до восхода, молча подрагивая от холода, моля о скорейшем наступлении рассвета, когда все придет в движение и можно будет стряхнуть снежную корку со спальных мешков, одежды и снаряжения. С первым светом Вокс и Роуз, преодолев 2 мили (3,2 км) пути вверх по склону, соединились с ротой «К» на вершине, куда привели и взвод с ПЗРК «Блоупайп» для поддержки защитников позиции перед лицом казавшихся неизбежными налетов вражеской авиации. Стоя под упорно не желавшим ослабевать ветром на вершине горы, покрытой островками снега, десантники смотрели на смутные очертания казармы Муди-Брук, бывшей базы Королевской морской пехоты примерно в 12 милях (19,3 км) к юго-востоку. Они испытывали огромное воодушевление. Если неприятель оказался неспособным или не пожелал развернуть контратаку против захвативших гору Кент войск, представлялось маловероятным, что ему хватит инициативности отважиться на какие-то действия в дальнейшем, и он будет просто сидеть и ждать, пока британцы не придут и не бросятся на штурм его позиций. По настоянию Роуза, передовые наблюдатели артиллерии вызвали несколько залпов по Муди-Бруку, где, как считалось, находился базовый лагерь аргентинцев. При таком скудном запасе боеприпасов не приходилось и думать устроить масштабный артобстрел. Однако следовало показать аргентинцам, что британцы заняли высоты и достигли стратегического господства над неприятелем.
В штабе Вокса, расположившемся ниже по склону, слегка озадаченный воин Королевской морской пехоты охранял четырех незадачливых аргентинских пленных, захваченных бойцами САС после короткой перестрелки. Как выяснилось, солдаты служили в войсках специального назначения противника, то есть принадлежали к лучшим формированиям, которые тот мог выставить против британцев. Они выглядели такими же угнетенными и всей душой желавшими оказаться вне войны, как пленные, взятые в Гуз-Грине. В ту ночь «Си Кинги» Торнуилла начали доставку остальных бойцов 42-го отряда коммандос для обеспечения соседней гряды — горы Челленджер, которую десантники также нашли незанятой. Неделей раньше стратегический резерв неприятеля базировался в долине далее внизу, однако его перебросили в Дарвин и Гуз-Грин для усиления гарнизона, когда стало очевидным намерение британцев наступать н направлении этих поселков. Парни Вокса обнаружили брошенные аргентинские позиции и военное снаряжение. Им повезло не встречаться с бывшими обитателями. Обошлось лишь столкновениями спецназа с врагом на горе Кент.
3-й батальон Парашютного полка расположился на горах Эстансия и Вернет, к северо-востоку от горы Кент, тогда как бойцы САС уверенно закрепились на высотах Муррелл к северу от бухты Стэнли. 4 июня 45-й отряд коммандос достиг позиции на тыльных склонах горы Кент, пройдя пешим порядком все ярды, отделявшие эту точку от Сан-Карлоса. Таким образом ключевые боевые элементы 3-й бригады коммандос развернулись по северной оси маршрута наступления на Порт-Стэнли, горя желанием поскорее вступить в сражение, пока их личный состав еще не подорвал свои силы в борьбе с хроническим холодом и сыростью. История оставшейся части Фолклендской войны есть главным образом сага о тяготах, порождавшихся плохой погодой, и об извечном отставании служб тыла в процессе приготовления британских сухопутных сил к заключительному наступлению. На смену периоду великолепной погоды, так основательно сыгравшей в пользу военно-воздушным силам противника на протяжении первой недели после высадки десанта, пришло ненастье. Теперь действия британской авиации день за днем связывали по рукам и ногам, а порой и делали вовсе невозможными туман, снег, дождь и ураганный ветер. Они взбивали морскую поверхность в заливе Сан-Карлос белыми барашками, наполняли окопы на многие сантиметры водой, превращавшейся в ледяную корку ночью, и выводили на первый план давнюю напасть Пасхендале — траншейную стопу — как отчаянную проблему для солдат 1982 г. Именно в начале этой трудной и разочаровывающей фазы войны генерал-майор Джереми Мур прибыл в залив Сан-Карлос с задачей принять командование британскими сухопутными силами. Там же высадилась и 5-я пехотная бригада.
«Ах, если бы не «Галахад», 5-я бригада вернулась бы домой благоухающей розами», — заметил старший офицер сухопутных сил после завершения кампании. Для британской публики и для многих солдат, сражавшихся на Фолклендских островах, история с потерей десантного судна в Фицрое вместе с пятьюдесятью одним военнослужащим, погибшими на его борту и рядом 8 июня, довлеет над всеми прочими деяниями 5-й бригады в ходе войны. В военном отношении получается просто нечто несусветное — непонятно, как такое могло случиться только однажды. Принимая во внимание размах противостояния в Южной Атлантике, просто поразительно, что Фицрой оказался единственной действительно кровавой и нелепой неудачей, выпавшей на долю британцев. И все же в природе человека сосредоточиваться на единственной неудаче, которую нелегко попросту списать на превратности вой-ны. В Фицрое Британии довелось бросить взгляд на возможную картину того, что могло случиться — и в куда большем масштабе, — если бы неприятельские военно-воздушные силы настигли колонну' кораблей с десантом до того, как 21 мая та вошла в залив Сан-Карлос-Уотер, если бы в ходе битвы на якорной стоянке аргентинские бомбы взрывались чаще, если бы потопленные корабли теряли бы больше людей из своих команд погибшими.
5-я пехотная бригада, находившаяся под командованием стильного сорокасемилетнего офицера легкой пехоты по имени Тони Уилсон, заслужившего Военный крест и ОБИ (Орден Британской империи) в Северной Ирландии, официально числилась в вооруженных силах Британии как контингент «дальних зарубежных» операций, предназначенный для действий за пределами ареала Северо-Западной Европы. В бригаду входили 2-й и 3-й батальоны Парашютного полка и 1-й батальон 7-го Собственного Герцога Эдинбургского полка гуркских стрелков. Сформированное в январе 1982 г., соединение получило первый опыт применения в Норфолке на учениях под названием «Грин Ланъярд» (Green Lanyard, «Зеленый шнур»). Закончился дебют вполне прилично, но нет оснований удивляться сделанному некоторыми офицерами открытию относительно нехватки сыгранности у штаба бригады-опыта работы как единая команда. 2 апреля из Министерства обороны позвонили в казармы 5-й бригады в Олдершоте, чтобы предупредить бригадира Уилсона о начале обострения кризиса вокруг Фолклендских островов и о возможном возникновении потребности использовать в боевых операциях кого-то из его людей. Позднее в тот же день комбриг узнал о переводе 3-го парашютного батальона в распоряжение 3-й бригады коммандос, а через несколько дней туда же забрали и 2-й парашютный. Взамен Уилсон получал 1-й батальон Валлийского гвардейского полка и 2-й батальон Шотландского гвардейского полка. После политической гонки и натужных консультаций с непальским правительством удалось добиться согласия оставить в составе контингента в случае его отправки на войну гуркских стрелков. Уилсона поставили в известность относительно шанса для обновленной 5-й бригады отбыть для выполнения долга в Южную Атлантику и посоветовали начать полномасштабные учения бригадного уровня, чтобы парни успели как следует «размять ноги» перед командировкой. Уилсон выбрал в качестве места проведения манёвров, получивших название «Уэлш Фалкон» (Welsh Falcon, «Валлийский сокол»), тренировочный район Сеннибридж в Брекон-Бикенсе, поскольку тот более всего напоминал Фолкленды. 22 апреля бригада приступила к двухнедельным тренировкам: атакам батальонного уровня, интенсивным стрельбам боевыми боеприпасами, переброскам на вертолетах «Пума» и морским десантным штурмам, каковые рассматривались некоторыми из присутствовавших как далеко не совсем успешные, и вызывали серьезные опасения среди высокопоставленных офицеров.
С самого начала создавалось впечатление, будто Министерство обороны относится к перспективе отправки 5-й бригады на войну совершенно несерьезно. Когда штаб соединения запросил в этом ведомстве жизненно важные для личного состава рюкзаки-«бергены», оттуда поначалу сослались на отсутствие их в наличии, потом назвали цифру восемьдесят единиц и лишь после учений «Валлийский сокол» отыскались £80 000 для обеспечения ими всего личного состава. Солдаты получили 2000 комплектов арктических штанов, но лишь 1000 маскхалатов. Когда штаб попытался выписать резиновые защитные чулки, ему ответили, что такой вид обмундирования устарел. В боеприпасах к реактивным гранатометам М79 бригаде тоже отказали под предлогом существования приказа о поставках данного снаряжения только в войска специального назначения. Пожилые «Сноутраки» стали единственной гусеничной техникой, предложенной штабу. По нормам, отправляющейся на войну бригаде полагается полевой артиллерийский полк из трех батарей. Уилсону дали только одну батарею. Перед моментом наконец-то состоявшегося 12 мая отплытия 5-й бригады на борту «QE2» осложнения с нехваткой обмундирования удалось разрешить только за счет неофициального вмешательства заседавшего в палате лордов отца одного гвардейского офицера. Соединению Уилсона не хватало самодостаточного формирования обеспечения тыла, авиаэскадрильи, как недоставало техники и орудий. Старшие офицеры бригады пребывали в убеждении, что Министерство обороны попросту не предполагало участия их соединения в боевых действиях. 12 мая в Лондоне полномасштабная сухопутная битва на Фолклендских островах представлялась еще бесконечно далекой.
Выход в море лайнера, перевозившего 5-ю пехотную бригаду, сопровождался бурными эмоциональными сценами, после чего соединение ждали две недели приятного путешествия с великолепными пищей и вином на борту «QE2», а потому быт их в пути оказался куда менее аскетичным, чем у 3-й бригады коммандос. Даже военный кабинет счел отправку солдат на войну едва ли не самым роскошным лайнером в мире, мягко говоря, странноватым. Вместе с бригадой следовали генерал-майор Джереми Мур и его состоявший из восьмидесяти человек штаб, поднявшиеся на борт корабля на острове Вознесения. Личный состав предупредили, что он, возможно, не увидит Англии добрых шесть месяцев. Официальных приказов командиры не получили, поскольку на тот момент еще не существовало определенного плана. В пути солдаты и офицеры тратили большую часть времени на получение инструктажа в отношении Фолклендских островов, точь-в-точь так, как 3-я бригада коммандос, и черпали информацию о происходящем после десантной высадки в Сан-Карлосе из новостных роликов «Всемирной службы». Для командира сухопутных войск на корабле установили крайне дорогостоящую систему спутниковой связи SCOT, однако работала она отвратительно, вследствие чего Мур вспоминал о проведенном в плавании времени как об «одной из худших недель в моей жизни» — пока на Восточном Фолкленде разворачивалась великая трагедия, он не мог принимать в ней никакого участия.
Некоторые из находившихся на «QE2» офицеров чувствовали себя не в своей тарелке из-за факта явного недостатка опыта у штаба 5-й бригады, а также из-за момента нарушения вышестоящим руководством обещания перегрузить технику и военное снаряжение до прибытия на Фолклендские острова. Изрядное количество имущества и материалов находились вне досягаемости и обещали оставаться в таком положении еще какое-то время. Например, штабная палатка 5-й бригады так и не попала на сушу на всем протяжении кампании и по окончании войны отправилась обратно в Англию даже не распакованная. Находились офицеры, задававшиеся приводившим их едва ли не в бешенство вопросом: «Не рехнулось ли Министерство обороны, послав в Южную Атлантику два батальона, предназначенные для публичных церемоний?» Оба гвардейских батальона, вошедшие в состав 5-й бригады, имели за спиной продолжительный опыт присутствия на торжествах, и в течение службы их подготовка как пехотинцев, совершенно очевидно, не отличалась такой же интенсивностью, как обучение бойцов морской пехоты или парашютистов. Прошлой зимой парни из Валлийского гвардейского полка участвовали в манёврах в Кении. Как все гвардейские части, оба батальона считались одними из самых лучших в армии. Однако же как ни болели они за дело и какими бы хорошими солдатами и офицерами ни были, едва ли имело смысл считать их морально и физически так же хорошо подготовленными к участию в операции на Фолклендских островах, как личный состав 3-й бригады коммандос. Гвардейцы учились вступать в бой на бронетранспортерах. «Мы не солдаты с бергенами», — подчеркивал один из офицеров. По твердому мнению многих в 5-й бригаде, Министерство обороны послало в поход гвардейцев, рассчитывая использовать их как гарнизон, а не как бойцов в операции. После войны один из очень высокопоставленных офицеров в Министерстве обороны подтвердил сей факт: при отправке из Британии 5-я бригада расвсматривалась как резерв для 3-й бригады коммандос, а не как соединение соответствующих функциональных возможностей.
28 мая на Южной Георгии бригада пересела на «Канберру» и «Норланд» для завершения плавания — военный кабинет изъявлял готовность рискнуть «QE2», но не до такой степени, чтобы посылать лайнер прямо к островам. Обсуждался вариант высадки 5-й бригады на новом береговом плацдарме в северо-восточной части Восточного Фолкленда, однако потом командование сочло количество имевшихся в распоряжении ЗРК «Рэйпир» недостаточным для обеспечения прикрытия ПВО судам и войскам на второй якорной стоянке. Мур, Уилсон и частично штабные работники пересели на эсминец «Антрим» и поспешили раньше остальных в залив Сан-Карлос-Уотер, где 30 мая вступили на борт корабля управления «Фирлесс». Мур позднее высказывал сожаление, что не взял на вооружение идею нового командира 2-го парашютного батальона и тех, кого точно так же очень ждали на Фолклендских островах и кто решил прыгать с парашютом с транспортного самолета «Геркулес». Хотя подобное дело стало бы непростым даже для вполне тренированного военного в его пятьдесят три. В действительности Муру приходилось спешить, чтобы побыстрее взять в руки все нити плетения сложившейся на месте непростой обстановки. Один из удостоившихся наибольшего числа высоких наград офицеров Королевской морской пехоты, получивший ВК с нашивкой за боевые заслуги на Дальнем Востоке в бытность свою молодым командиром, Мур — светлый, жизнерадостный человек с располагающей улыбкой и талантами естественного руководителя — пользовался широчайшей популярностью среди военнослужащих корпуса. Его никогда не считали военным-интеллектуалом, глубоким стратегическим мыслителем, однако он располагал обширным опытом морских десантных операций — не меньшим, а скорее большим, чем у любого другого генерала в британских вооруженных силах.
Как в ходе войны, так и после, высшее командование и военный кабинет неизменно испытывали уважение к Муру. Когда в Южной Атлантике начались сложности, а взаимоотношения между адмиралом Вудвардом и бригадиром Томпсоном, совершенно очевидно, никак не заслуживали звания ровных, начальникам штабов очень захотелось поскорее отправить в район боевых действий Мура. Высокопоставленные офицеры на родине говорили, что как только генерал прибыл в Сан-Карлос, сложности стали исчезать одна за одной, и пути контактов между главами того и другого командования заметно выпрямились. Они критиковали Джулиана Томпсона за проволочки и затяжное сидение на береговом плацдарме, но теперь, похоже, вполне примирились с двухнедельным перерывом между взятием Гуз-Грина и сражением за Порт-Стэнли. Руководство пребывало в уверенности — Мур знает, что делает. Он же старался подкрепить подобные ощущения и на всем протяжении войны, довольно благоразумно не ленился предоставлять Лондону пространные донесения, отчего создавалось впечатление постоянной кипучей деятельности, каковое весьма ободряло Нортвуд и военный кабинет даже тогда, когда на деле ничего особенного и не происходило.
Томпсона обрадовало прибытие генерал-майора, ибо оно избавило комбрига от двух ежедневных походов на спутниковый терминал в Эйджэкс-Бэй, где он попадал под шквальный огонь из Нортвуда и вечно выслушивал заклинания о необходимости начать двигаться побыстрее. Теперь же Томпсон получал шанс заняться только ведением войны и забыть о трудностях командования и управления всей операцией — о спорах с ВМС по части передвижения кораблей и о головной боли с гигантскими проблемами налаживания работы служб тыла. Достижения Томпсона до момента прибытия Мура осуществление самой высадки десанта, руководство на плацдарме и обеспечение горы Кент — вполне можно аттестовать как весьма значительные. К тому же генерал-майор появился в нужный момент — в Нортвуде и в военном кабинете стали лучше понимать происходящее, примиряясь с неспешными, как казалось издалека. темпами течения войны и осознавая сложности, возникающие перед сухопутными силами.
Наземные силы насчитывали теперь 9000 чел. Первое из решений, вставшее перед Муром, заключалось в том, использовать ли 5-ю бригаду в роли поддержки 3-й бригады в наступлении на Порт-Стэнли с севера и запада или избрать новое направление на юге. Уже на «Антриме», в течение путешествия с Южной Георгии, бригадир Уилсон не скрывал жажды развивать натиск с юга. По выражению одного штабного офицера морской пехоты, казалось, будто он «одержим страхом, как бы Джулиан Томпсон не выиграл войну до того, как его солдаты успеют принять в ней участие». Однако представляется естественным и достойным восхищения, когда командир. получивший шанс отправиться с бригадой на войну, стремится принять самое полное участие в событиях на поле боя. Генерал-майор Мур согласился предоставить Уилсону столь желаемую им возможность.
Мур и его бригадир договорились, что 2-й батальон Парашютного полка, отдыхавший и восстанавливавший некое подобие нормальной жизни в Гуз-Грине, перейдет под командование Уилсона. Тогда вся 5-я пехотная бригада целиком приступит к боевым действиям на южном направлении наступления к Порт-Стэнли через Фицрой и Блафф-Коув — два расположенных рядом поселка в 36 милях (58 км) к востоку от Гуз-Грина. Имеющихся в распоряжении вертолетов хватит по крайней мере для переброски бригады из Сан-Карлоса в Гуз-Грин. «План выглядит неплохо, — писал один из старших штабных офицеров, находившийся в Сан-Карлосе с самого начала, — но сомнительно, что авторы его действительно приняли во внимание количественную ограниченность нашего вертолетного парка». Не прошло и нескольких часов с момента прибытия Уилсона в Сан-Карлос, как основательность подобных опасений сделалась очевидной. Когда Мур получил полную информацию об обстановке, узнал, что бойцы соединения Томпсона растянулись на участке между селением Тил-Инлет и горой Кент, многое прояснилось. Если командование хочет продолжать обеспечение 3-й бригады коммандос пищевым довольствием и снаряжением на переднем крае длинных линий коммуникаций, — не говоря уже о переброске артиллерии и боеприпасов для отражения возможной контратаки и подготовки наступления на Порт-Стэнли, — понадобятся все тяжелые вертолеты, имеющиеся в распоряжении десанта. Надо ли удивляться тому, как резко упало настроение у Уилсона? Однако Мур не сомневался в неотъемлемой потребности Томпсона получить все летательные аппараты для поддержки его бойцов, действовавших в условиях полного дискомфорта в поле, и использовать подвернувшийся удобный случай на горе Кент. Судя по всему, надлежало предпринять всяческие усилия для переброски средств МТО 3-й бригады из Эйджэкс-Бэй к Тил-Инлету десантными судами под прикрытием комплексов зенитных ракет «Рэйпир». Однако до тех пор, пока данные задачи не решатся, у бригадира Уилсона попросту не будет транспорта для переброски личного состава из Сан-Карлоса.
Гуркские стрелки начали сходить на берег с «Канберры» 1 июня и тут же изготовились к немедленному маршу на Гуз-Грин. Среда зимней Южной Атлантики являлась чуждой для маленьких, но стойких солдат, так любимых британской публикой, к тому же в пути они очень страдали от морской болезни. Однако марш «пешедралом» в Гуз-Грин не казался им чем-то невозможным. Сам же Уилсон вылетел в Гуз-Грин «Газелью», чтобы впервые повстречаться с бойцами 2-го батальона IIapaшютного полка, пока остававшимися под временным командованием майора Криса Кибла. Некоторые парашютисты испытывали подозрительность к Уилсону за привычку носить красный берет (и высокие зеленые сапоги-«веллингтоны») в поле. Хотя на самом деле комбриг имел на счету прыжки с парашютом, в Парашютном полку тешились верой в то, будто только его бойцы, а не какой-то там офицер легкой пехоты, удостоившийся чести распоряжаться воздушно-десантными батальонами, могут пользоваться привилегией ношения «вишневого берета». Но и того мало. Они чувствовали себя ветеранами Фолклендской войны, тогда как бригадир оказывался в ней новичком. Десантники неприятно поразились, узнав о первом намерении Уилсона двинуть бригаду маршем: он предполагал оставить 2-й парашютный батальон как прикрытие на высотах, в то время как вновь прибывшая пехота своим ходом двинется по берегу к Блафф-Коув. Парашютисты считали, что план комбрига совершенно не учитывает всей трудности передвижения пешком по Фолклендским островам. По мнению же Уилсона, если бы батальоны передвигались «лягушачьими прыжками», затея оказалась выполнимой.
Крис Кибл вышел с другим предложением. Брук Хардкасл, менеджер Компании Фолклендских островов, считал, что гражданская телефонная линия между Суон-Инлет-Хаусом, расположенным в нескольких километрах на берегу, и поселком Фицрой все еще работает. Почему бы просто не позвонить по телефону и не выяснить обстановку на востоке? Уилсон тут же согласился. Для этакой пиратской экспедиции собрали пять легких вертолетов. На них погрузилась дюжина бойцов под началом майора Джона Кросленда, бывшего офицера САС, командовавшего ротой «В». В 2 часа пополудни команда поднялась в воздух и отправи-лась к Суон-Инлету. После залпа ракетами «Матра» по пустынному склону для прикрытия посадки на случай наличия внизу противника, рейдеры с ходу овладели домом, где не обнаружили присутствия неприятеля, если не считать брошенного каким-то аргентинцем бушлата. Разбив окно, дабы попасть внутрь, сержант-знаменщик Моррис дважды крутанул ручку телефона, устанавливая связь с Фицроем. Примерно в 50 км к востоку трубку сняла девочка-подросток, которая в итоге позвала отца, Рона Винни, являвшегося местным старостой.
«Говорит британская армия, — объявил Моррис. — Вы можете разговаривать свободно?»
«Да», — отозвался Бинни.
«Если ли поблизости от вас какие-нибудь аргентинцы?» «Нет, они только что взорвали мост к Блафф-Коув и ушли».
«Отлично, — проговорил Моррис, — скоро заглянем к вам в гости».
В Гуз-Грине Крис Кибл передавал обязанности батальона гуркским стрелкам. Парашютисты все еще не отошли от страшной усталости после боя, однако с готовностью ухватились эа шанс совершить новый подвиг в войне. Когда вернулся Кросленд со своими парнями и привез новость о готовности Фицроя сорваться с ветки к ногам британцев спелым яблоком, Уилсон заграбастал единственный уцелевший «Чинук». В 4 часа пополудни, когда уже приближалось время заката, Крис Кибл запихал большую часть роты «А» — семьдесят восемь человек — в огромное чрево вертолета и помахал им, указывая в восточном направлении. Неутомимый пилот батальонного вертолета «Скаут», капитан Джон Гринхол, успел уже высадить разведывательный отряд, подтвердивший факт — берег чист. Бойцы роты «А» высыпались из «Чинука» и сосредоточились на высотах над селением Блафф-Коув. Тем же вечером вторым челночным рейсом «Чинук» доставил семьдесят восемь парашютистов из роты «В». На тот день пришелся тринадцатый юбилей с момента появления на свет маленького беженца из Порт-Стэнли, оставшегося жить в поселке. Он просил оставить его тут до тех пор, пока не явится британская армия, в приходе которой он никогда не сомневался. Мальчик не был разочарован в своих ожиданиях. Дозор роты «А» проследовал в поселок и точно установил факт отсутствия противника в данном ареале. Затем парашютисты рассредоточились для прикрытия подступов и принялись окапываться.
То был один из смелых бросков, которыми выигрываются сражения и войны, — деяние, продиктованное решимостью и воображением Уилсона и 2-го парашютного батальона. А точно ли так? В штабе генерал-майора Мура в Сан-Карлосе немало удивились и рассердились, узнав о том, на какой огромный риск пошло командование бригады, даже не посоветовавшись с вышестоящим руководством. «Чрезвычайная безответственность», — прокомментировал случившееся в дневнике один из штабных офицеров. 2-й парашютный оказался открытым под угрозой возможного контрудара неприятеля или же артобстрела, будучи расположенным на расстоянии многих километров от источников получения огневой поддержки. Штаб на «Фирлессе» трудился допоздна той ночью, спеша организовать доставку орудий и снабжения для прикрытия батальона. В командовании намеревались — хотя в 5-й бригаде никто ничего не знал об этом — задействовать драгоценный «Чинук», отвозивший аргентинских пленных из Гуз-Грина, для переброски в южном направлении главного штаба 5-й бригады и машин связи, поскольку считали основным приоритетом бригады добиться твердого управления входящими в нее частями, а штабу Уилсона отчаянно не хватало средств обеспечения коммуникации.
Бросок к Блафф-Коув казался упрямым фактом. вынуждавшим британское командование принять стратегическое решение. Все знали о болезненной реакции многих в 5-й бригаде в отношении этакого положения фаворитов, которым пользовалась 3-я бригада коммандос в плане распределения вертолетов и прочих ресурсов. Генерал-майор Мур объявил со всей уверенностью, что наступление на Порт-Стэнли будет проводиться силами двух бригад, а потому всем и каждому достанется в нем своя роль. Однако в 5-й бригаде все равно не гасли подозрения, как бы Королевская морская пехота не оттеснила их соединение и не развернула самостоятельное наступление, в то время как гвардейцам и гуркам придется преодолевать все тяготы пути в направлении к Блафф-Коув пешим порядком — без вертолетов. Преждевременный шаг 2-го парашютного обусловливал решение относительно времени и способа выдвижения бригады. Уилсон поведал корреспонденту: «Я захватил позицию за счет большого прыжка вперед. Теперь мне надо консолидироваться на занимаемом участке».
Уилсон мог рисовать себя спасителем бригады от возможных тяжелых бос в и долгого продвижения к Фицрою, чего было бы не миновать, вздумай противник подтянуть силы для противодействия продвижению британцев по суше. Однако на протяжении следующей недели основные энергию и усилия штаба Мура и Королевских HMC приходилось направлять для разгребания проблем 5-й бригады. Как-то же надо было сосредоточить ее раскиданные подразделения позади открытых позиций 2-го парашютного батальона.