Я понял, что всё может быть сложнее, даже раньше, чем Нгилан начал их исследовать и лечить. Я об этом подумал ещё в передней, когда пришелец, который кашлял, закашлялся снова, и Нгилан запретил использовать Старшую речь.
— Говорите только вслух, — сказал Нгилан и собрал все запахи в комнате в кулак. — Этот парень… это существо… мне кажется, любое ароматическое высказывание вызывает у него приступ удушья. А ещё лучше — уходите. Дайте им опомниться.
— Этот парень *это существо*, - не удержался Лангри, но ушёл.
Пришельцы ему не понравились, он даже не попытался это скрыть. Он вообще не из тех, кто всегда благоухает, чтобы не сказать больше. Но его слова и мысли всегда пахнут одинаково, что, по-моему, хорошо.
А Дзидзиро, перед тем, как увести сестрёнок, сказала словами:
— Я была права. Они существа вроде нас, только совершенно нездешние. Им будет очень тяжело, общайтесь с ними поласковее.
И Нгилан тут же сжал кулаки, чтобы не согласиться Старшей речью, и согласился вслух: «Конечно».
Вообще, забавно себя чувствуешь, когда приходится сознательно себя останавливать, чтобы не пахнуть. Это похоже на контроль каких-нибудь естественных, как дыхание, движений: как в детстве, когда задаёшься целью прыгать до какого-нибудь места на одной ноге, или тебе щекочут ухо травинкой, а ты стараешься им не шевелить. Всё время себя одёргиваешь… это похоже на какую-то игру.
Пришельцы вызвали у всех разный запах, это и понятно. Ктандизо, мне кажется, просто перепугалась, а может быть, ей неприятно смотреть на эту голую белую кожу и очень странные лица. К таким вещам нужна привычка. Зато Гзицино было интересно. Мы с ней здорово похожи: ей тоже интересны все люди, все живые существа и всё необыкновенное. Но Дзениз, почему-то, сам испугался её, даже, кажется, больше, чем моего паука.
А меня не боится. И вообще не из трусливых.
Вот тогда-то я и понял, что всё будет очень непросто.
Нгилан позвал пришельцев в лабораторию, а пришельцы позвали с собой меня. Мне было очень интересно, лестно, что удаётся помочь и понять в таком сложном случае — и ещё появились забавные мысли. Моё положение было до странности похоже на положение Друга Народа, который объясняет людям информацию, принесённую Роем — только какой же пришельцы Народ? Разве что — в том смысле, что мы с ними разные виды. Но представители разных Народов общаются друг с другом с помощью феромонов — то есть исключительно Старшей речью, не смешно ли!
Интересно, когда-нибудь кому-нибудь приходилось решать такую невероятную задачу — договариваться с разумным существом, которое не понимает Старшего языка? У любого человека с детства прорастает в сознании: Старшая речь — универсальна. Её понимают все. Звери, птерисы, Народ, причём — любой. Грибы, растения. Мир же держит биохимия! Если отвлечься от всяких поэтичностей, то Старшая речь — это химическое послание, в общем-то, единое для всех живых существ.
И вдруг — раз! — вот перед нами пришельцы, вроде нас, которые не понимают!
И сразу думаешь: а они точно разумные? Вправду нам сродни? И сам понимаешь, что мысли эти — глупы и несправедливы.
Если пришельцы и впрямь из другого мира, то почему тамошние химические послания должны совпадать с нашими? Ерунда, не должны.
И мы, получается, к визиту чужаков совершенно не готовы.
Вот что я думал, пока Нгилан их обнюхивал, а потом отправил разведчиков взять материал для биопсии. Чтобы ещё и Мать Роя могла высказаться на сей счёт.
Честно говоря, я думал, что их строение вызовет у Матери замешательство, если у пришельцев и впрямь совсем другая биохимия. А Мать очень быстро сориентировалась.
— Знаешь, Цвиктанг, — сказал Нгилан вслух, — они отличаются, но не принципиально. Мать определила их как… и несколько мгновений думал, как перевести образ, созданный Матерью, в слова. — Ну… как «незнакомых», например. Не как «невозможных» или «невероятных», а как «незнакомых»… как долго всё это выговаривать, бездна!
— Не ругайся, — сказал я. — «Незнакомый» — это как *чужой, но предсказуемый*…
Нгилан тут же собрал мой запах.
— Я же просил! У этого парня сейчас снова будет приступ — у него задышка, летний кашель…
— А вид такой, будто сильно поражены лёгкие, — сказал я. Я удивился.
— Его организм ничем не защищён от наших инфекций, — сказал Нгилан. — Вообще ничем. Иммунитет очень слабый. Это просто задышка, Мать нашла возбудителя и создала антидот — пока что. Посмотрим, как организм среагирует. Я боюсь применять серьёзные иммунопротекторы и ставить защиту, даже стандартную — он слишком сильно отличается от нас.
Антидот ввели два бойца Роя. И мы с Нгиланом, а пришельцы вместе с нами — стали наблюдать, что с их товарищем будет.
Ему было хуже всех. Я не изучал медицину специально, но от него несло явственной болью за версту. И я печально думал: а если антидот, который создала наша, местная Мать, на пришлого человека не подействует? Он умрёт?
И понимал, как это будет жаль. Обидно и печально. Пришелец так издалека, преодолел, конечно, множество опасностей — и вдруг умрёт от задышки, пустяковой болезни, обычной летней простуды, которая у любого из наших проходит за трое суток.
Но уже спустя малое время мы все увидали, что дышать пришельцу стало легче. И поняли, что скоро будет ещё легче. Это было, как в сказке.
И пришелец сказал, как Дзениз:
— Нгилан… хорошо.
Он ещё что-то говорил вслух, но остальное было уже не понять. А слово «хорошо» пришельцы сразу запомнили, и это мне показалось очень трогательным, потому что они первым делом придумали, как поблагодарить вслух.
— Вот это чудеса, — сказал я. — Существо с другой планеты — и на него действует лекарство Матери твоего Роя от задышки… Как в истории для детей.
— Цвиктанг, — сказал Нгилан, осматривая другого пришельца, — а с чего ты взял эту нелепицу про другую планету?
Я фыркнул.
— Нгилан, в нашем мире такие, как они, не живут!
— Не буду пока рассуждать с тобой о самой возможности перелёта с другой планеты, — сказал Нгилан. — Скажу лишь об их физиологии. И биохимии. Посмотри на лицо… на его лицо! — и показал.
У этого пришельца была дубина от диких зверей, он её так и не бросил — и я вдруг понял, зачем он её с собой таскает! Он понимает, что ничем не остановит хищника, если хищник решит напасть! Старшей речи-то нет! А те способы, которые в ходу там, у них, здесь, конечно, не действуют! И этот храбрый парень действительно собирался отбиваться от лазающих волков дубиной.
Правда, отчаянная храбрость. Впрочем, раз они добрались сюда из космоса или ещё как-то, то трусов среди них нет. И если они испытывают страх, то тем сильнее нужен характер, чтобы его преодолеть.
Но лицо у него распухло, да. И опухоль выглядела очень плохо, как-то знакомо, но непонятно.
— Я где-то видел такое, — сказал я.
— Конечно, видел, — согласился Нгилан. — Только не на лице и не на голой коже. На ногах. Или у мускусных оленей. Это — олений кусач. Как ты думаешь, личинка живого существа может развиваться в принципиально чуждой среде?
— Как же кусач может попасть на лицо? — удивился я. — Этот парень что, совал голову под воду? Зачем?
Нгилан неопределённо махнул рукой.