Я как-то мельком увидел себя в луже: седой, беззубый, распаленный, я действительно был чудовищем...
Было то же, как если б к вашим человеческим женщинам стал приставать вдруг Лазарь, воскресший из мертвых. Я и превратился в такого Лазаря, в монстра, которого надо показывать в цирках. Я потерял свое место в природе. Но главное не в этом, а во мне самом, в моей душе. Как примирить в ней два течения, которые яростно борются и друг друга уничтожают? Силы, которые вы внедрили в меня, побуждают меня бежать за каждой паршивой сучкой, которая вильнула хвостом, неистовствовать и грызться за нее до смерти.
А мои старческие пятнадцать лет, мой глубокий старческий опыт, моя порядочность старой собаки, которая знает порядок в жизни, неустанно говорят мне, что я потерял право это делать, что я не смею бороться с соперниками, которые могли бы быть моими правнуками... Помимо того, мой ум, мои привычки, склонности, мысли, страхи, радости остались моего возраста, — а мои силы их не хотят знать. Мой возраст говорит мне, что вечером я должен дать отдых моим костям и лежать, как все старые собаки, в моей конуре, а мои проклятые силы не дают мне покоя, будоражат меня и вовлекают в авантюры, приличные только для годовалого щенка. Разве приятно торчать в мире такой нелепостью и в пятнадцать лет быть посмешищем для всех? Я протестую, многоуважаемый друг и профессор.
Из всей его речи профессор ничего не понял. Но он слышал хриплый вой, видел взъерошенную шерсть и замутившийся одинокий глаз. И он надел пенсне и сказал с искренним чувством:
— Друг Румп, мне не хотелось бы огорчать вас, но, кажется, вы безрассудно воспользовались прекрасной молодостью, которую я вам вернул. Вы впали в неистовство, вы заболели бешенством. И последнее и лучшее, что я могу сделать для вас — это удалить вас из этого мира. Мужайтесь, друг...
И он стал засучивать рукава.
Румп, ученая собака, понял. И честный, как был всю жизнь, предпочитая смерть смешной жизни, он мужественно не тронулся с места и, готовясь к последнему в своей жизни эксперименту, покорно закрыл глаз...
В небольшом обществе, где заговорили о спиритизме, вообще о загадочном, нашелся скептик.
— Меня всегда поражает одна вещь, — сказал он.
— Если все, что рассказывают о спиритических явлениях — правда, я не могу понять, как этот человеческий дух, такой сложный, глубокий, ненасытный, пока он заключен в теле, делается таким скучным и бездарным, лишь только освободится от тела. Казалось бы, освобожденный дух должен обнаружить бесконечную мощь, проявить ничем не связанную уже волю как-нибудь очень крупно... Ведь обидно, если дух Ньютона, Галилея, Канта, Толстого в своем потустороннем существовании только и годен на то, чтобы, по желанию нескольких скучающих от безделья людей, являться по первому зову и проделывать ряд чудачеств и нелепостей, лишенных какого бы то ни было смысла. Кстати, никогда вам не приходил в голову вопрос, почему это все духи так похожи один на другого? Неужто загробная жизнь так старательно сглаживает в них все, что походило бы хоть на какую-нибудь оригинальность? Насколько я знаю, с тех пор, как они стали показываться живым, они только и проявляют свою сущность рядом одних и тех же пустейших и скучнейших фокусов вроде столоверчения, развязывания узлов, швыряния предметов и т. д.… И притом проделывают все далеко не с такой чистотой и ловкостью, как профессиональные фокусники. Мне кажется, что одно уже это вот убожество, узость, однообразие, эта бесцельность скоморошеских проделок должны бы многим открыть глаза...
Присутствовавший в обществе убежденный спирит обиделся.
— Однако, явлениями спиритизма интересовались далеко не одни скучающие люди, — сказал он. — Среди сторонников спиритизма я вам назову людей европейской известности, такие имена, как Бутлеров, Вагнер, Фламмарион.
— Что же из этого следует? — спокойно возразил скептик. — Ошибались большие люди и только. Большим людям это даже чаще свойственно, чем маленьким. Они более жадны в своих поисках, но зато и более искренне увлекаются, более доверчивы, в них больше экстаза — их легче обмануть. Наконец, раз мы прибегаем уже к авторитетам, я назову вам людей с не менее крупными именами, как Фарадей, Тиндаль, как Менделеев, которые научно исследовали спиритизм и пришли к заключению, что все пресловутые явления — сплошной обман, который удается только благодаря тому, что с одной стороны всячески пробуют проделать два-три незамысловатых фокуса, а с другой — напряженно ожидают чуда и теряют способность спокойно наблюдать и взвешивать.
— Хорошо... Пусть так. Но вот в течение последних восьми лет весь мир стоит перед загадкой. В 1922 году лорд Карнарвон открывает гробницу Тутанкхамона и, первым покорный таинственной предостерегающей надписи на гробнице, умирает сам Карнарвон, потом его жена, потом один за другим 12 человек, принимавших участие в раскопках. В январе нынешнего года умирает научный руководитель экспедиции, знаменитый Говард Картер, тот самый Картер, которого журналисты еще так недавно интервьюировали по поводу загадочности всех предыдущих смертей — смерти Рейта, Корветта, Лафлера, Ричарда Бетля — и который в ответ, смеясь, и рассказал интересную легенду о «гробнице желтой птицы», однако, сам в нее не веря. Наконец, на днях, трагически погибает лорд Вестбюри, чуть ли не последний из участников. Думаете ли вы, что все эти смерти — только случайность и между ними и гробницей нет никакой связи?.. Вы должны согласиться, что тут уже человеческий дух не совсем зауряден...
— А причем тут человеческий дух? — улыбнулся скептик. — То есть дух, как вы это понимаете… Или вы думаете, что фараон, умерший 4 тысячелетия тому назад, действительно продолжает так заботиться о своем ненужном ему теле... Но от фараона, я согласен, осталось кое-что другое и думаю, что связь между гробницей и всем этим рядом жертв несомненно есть. Как бы это объяснить?..
Скептик задумался.
— Не знаю, правильно ли будет грубое сравнение с напетой граммофонной пластинкой? Что-то тут в этом роде ... Певец давно умер, он прочно похоронен, — это все знают, — а сила, очарование его голоса остались. Но оставим пока певца в покое. Не знаю, известно ли вам, что в гробнице, в ногах самой мумии фараона найден был еще мешочек с пшеничными зернами. Назначение его мне неизвестно. Не думаю, чтобы это был провиант на дорогу, вернее — это символ, потому что просвещенные египтяне, философы и поэты, любили объясняться символами. И вот кто-то взял эти зерна, бросил в взбороненную землю и — чудо — зерна дали всходы. Вдумайтесь в это хорошенько. Эти зерна лежали уже в мешочке, когда Саул преследовал Давида, когда Соломон строил свой храм, Иов, сидя на своем гноище, беседовал с Богом, родился Иисус и умер Иисус, родилась и погибла великая римская империя, — зерна все лежали — ушли средние века с рыцарями, трубадурами, турнирами, с крестовыми походами и инквизицией, настали новые века, родился и отгремел Наполеон, диким смерчем через весь мир прошла революция, расшатались троны, попадали короны, новые государства возникли на месте старых и вот в 1922 году эти зерна, которые взошли на полях древнего Египта на заре человеческих дней, когда по повелению посланников Божьих еще моря расступались и солнце останавливалось на небе, — вдруг ожилина туманных полях где-то под серым Лондоном. И, может быть, вы сами приобщились к векам, если случайно — возможна же такая случайность — вам попался кусок хлеба из этих зерен...
По мне, если уже удивляться, то в этой силе жизни, сохранившейся после тысячелетий смерти, не меньше загадки, чем в силе смерти, которую сохранили камни гробницы... Что мы знаем про тайны — не говорю про загробные — а про наши, земные!..
Вам, вероятно, приходилось читать или слышать, что на каждой фараоновой гробнице в Египте приблизительно такая же надпись. Тутанкхамон совсем не исключение. Надпись: «Да похитит смерть того» или «проклятие тому, кто дотронется до моего тела» — стереотип для таких гробниц... Между тем, сколько их ни открывали, никто от этого не умирал. Загадочно только здесь ...
Я себе представляю фараона Тутанкхамона как описывают его папирусы, худым, темноликим, подверженным частым припадкам «священного неистовства». Если перевести это на наш язык, Тутанкхамон, вероятно, был эпилептиком. У эпилептиков тяжелый непереносимый взгляд и часто страшная воля. Магомет и Наполеон тоже были эпилептиками. К своему официальному титулу «внук Озириса и Изиды» Тутанкхамон прибавлял — «живший в веках». Он считал, что жил от века и будет жить до скончания веков.
Он был непреклонный, жестокий фараон. Угрюмый, нелюдимый, и удовольствия его были жестокие. Он брал черных танцовщиц-нубянок и заставлял их кружиться так стремительно, что «красноватые сосцы их грудей сливались в огненный пояс». И их уносили мертвыми. Он был насыщен злой волей. Писцы, которым он диктовал, при взгляде на него лишались рассудка.
Свою гробницу он стал строить за 14 лет до своей смерти. И 14 лет 50 000 рабов строили ее, не прерывая работы ни на один день. Фараон при этом присутствовал, он знал в своей гробнице каждую плиту.
И из строителей ни один не остался в живых.
В последний год, чувствуя приближение смерти, Тутанкхамон обошел свою гробницу и изможденный уже, сохранивший живыми одни страшные глаза, он сообщил ей свою последнюю волю. Он вложил в нее всю мрачную страстность, все силы души. И камням передалась эта воля человека, как светочувствительной пластинке негатива передается отражение. Напрасно думать, что предметы так бездушны. Они берут от нас нашу теплоту, наши мысли, наши желанья и могут быть покорными передатчиками. Разве вы не слышали про людей, которые, взяв в руки вещь, которую вы носили, не только определяют ваш характер, ваши самые тайные склонности, — они воспроизводят перед вами вашу жизнь... Есть вещи, приносящие счастье и несчастье. Об этом говорят, знают, иногда даже пишут в газетной смеси, но это глубже газетной смеси... Теперь представьте, если вы взглядом, прикосновением сосредоточили на предмете силу воли, которая чудовищна.
И с полным сознанием того, что он делает, умирающий фараон начертал на своей гробнице: «Я, Тутанкхамон, сын Амона, внук Озириса и Изиды, живший в веках, говорю вам: на неслышных крыльях смерть приблизится к тому, кто коснется этой могилы»...
И как пшеничные зерна после 40 веков стали давать живые ростки, так человеческая воля, заключенная в камни, после 40 веков стала рассылать смерть...
Разве это так невероятно?..
Писатель и журналист Максим Михайлович Асс, известный под псевдонимами «Михаил Раскатов» и «Лев Максим», родился в Петербурге в 1874 г. в еврейской семье и погиб в рижском гетто, очевидно, осенью-зимой 1941 г.
Сведений о ранних годах жизни М. Асса имеется мало; судя по замечаниям в очерках и рассказах, он учился в одной из петербургских гимназий и университете; затем, предположительно, рассорился с семьей и некоторое время странствовал по России, меняя профессии (в том числе работал в цирке).
М. Асс был заядлым игроком и в 1904 г. под псевд. «М. Михайлов» выпустил в Петербурге кн. «Игроки: (Клубные типы, сцены и картины)»; его очерки об игорных клубах и типах игроков заслужили позднее хвалебную оценку А. Куприна.
С середины 1900-х гг. и вплоть до революции под псевдонимами «Лев Максим», «М. Михайлов» и «Дигамма» публиковал рассказы и очерки в газетах ( Голос Сибири) и многочисленных тонких иллюстрированных журналах Петербурга (Нева, Огонек, Журнал-копейка, Всемирная панорама, Солнце России, Искорки, Двадцатый век, Волны, Бич и др.).
В 1909 г. под псевдонимом «Михаил Раскатов» опубликовал в рассчитанной на низовую аудиторию Газете-копейке «роман-быль» о благородном разбойнике «Антон Кречет». За ним последовали и другие романы о Кречете: «Из потока» (1910), «На чужбине» (1911), «На аванпостах» (1912), «Последний перегон» (1913), «В водовороте» (1914), «Орленок» (1917); выходившие в газете и отдельными книгами, они выдержали до революции немало переизданий, пользовались большой популярностью и экранизировались. В Газете-копейке опубликовал также приключенческие романы «В когтях дьявола» (1909), «Кладоискатели» (1910, отд. изд. 1911), «Злые чары» (1911), «Найденыш» (1912) и др. В 1917 г. вышел роман «Порванные цепи: (Из дней революции)» и сб. рассказов «Кошмары».
После 1918 г. М. Асс эмигрировал и в 1920 г. поселился в Риге. С 1923 г. – штатный сотрудник газ. Сегодня (Рига), где напечатал множество рассказов, фельетонов, очерков, путевых зарисовок; выпустил книгу рассказов «Когда в доме ребенок» (Рига, 1928). В 1935 г. вышел на пенсию. В 1941 г. находился на излечении в еврейской больнице «Бикур-Холим», откуда был отправлен нацистами в гетто.
Кошмары Публикуется по кн.: «Кошмары: Рассказы М. Раскатова. I-ый выпуск» (Пг.: изд. С. Самойлова, 1917). Анонсированный в этом изд. II-й выпуск «Кошмаров» неизвестен и, вероятно, не выходил в связи с революционными событиями. Данная кн. возвращена читателям Александром Степановым.
Шаткие крылья Впервые: Огонек, 1908, № 37, под псевд. М. Михайлов.
Собака профессора Впервые: Сегодня (Рига), 1930, № 338, 7 декабря, под псевд. Лев Максим.
Тутанкхамон Впервые: Сегодня (Рига), 1930, № 67, 8 марта, под псевд. Лев Максим.
В рассказе отразилась распространенная и раздутая прессой легенда о «проклятии Тутанхамона», возникшая после открытия гробницы египетского фараона 18-й династии Тутанхамона археологом Г. Картером и лордом Карнарвоном в 1922 г. (подробности ее читатель может почерпнуть в нашем трехтомнике «Рассказы о мумиях», 2015). Следует отметить, что Г. Картер, о смерти которого говорится в рассказе, умер лишь в 1939 г. от лимфомы.
Собака исчезнувшей русской охотничьей породы меделян, воспетой А. Куприным, у которого была одна из последних собак этой породы; меделяны, близкие к догам и молоссам, использовались для травли медведей.