— Азуав? — наконец спросила она, поняв, что никакой забавной реакции не дождётся.
— Конечно, мэм, — откликнулась официантка. — Терранского урожая? Запаянное в пустоте для придания богатого букета?..
Бриель сузила глаза, а Ганна смущённо откашлялся.
— Две порции того, что у вас есть, — наконец сообщила она, слегка выведенная из себя неожиданным ощущением, что издевались как раз над ней. Прежде, чем она успела сказать что-нибудь ещё, официантка исчезла в толпе, оставив Бриель с Ганной наслаждаться большой сценой, занимающей немалую часть заведения.
— Госпожа, — позвал Ганна. Было очевидно, что он снова решил выговорить ей. В той мере, в какой может посметь лишь столь ценимый вассал, — мы на самом деле хотим привлечь к себе столько внимания?
Бриель широко ухмыльнулась, усаживаясь поудобнее в ожидании заказа.
— Да, Ганна. Именно этого мы и хотим. А сейчас, может, ты уже расслабишься?
При этом Бриель закинула ноги на низкий столик, скрестив тяжёлые сапоги, и попыталась разобрать, что происходит на золочёной сцене. По всему Империуму виды развлечений так сильно разнились, что часто было чертовски трудно расшифровать происходящее: каждый стиль основывался на таком количестве разнообразных культурных идиом, что посторонние почти ничего не могли понять. Даже для тех культур, которые не были привязаны к одному месту, Галактика была настолько огромна, что то, что развлекало одну публику, было совершенно непроницаемо для другой. Но, как бы там ни было, Бриель выросла в по-уникальному свободной и много путешествующей культуре клана вольных торговцев и конечно же считала себя человеком широких взглядов в таких вещах. Однако, то, что разворачивалось на сцене перед ней, довольно сильно отличалось от всего, что она видывала прежде.
Сцену заслоняли плавающие слои дыма, который подсвечивали красным, лиловым и багряным ряды люменов на рампе, но, по мере того, как Бриель смотрела, дым уплыл в сторону, превратив размытые пятна в нечто поразительно чёткое. Посереди сцены стоял невообразимо высокий, худой как скелет мужчина, одетый в диковинный костюм, составленный, похоже, из сотни разных предметов одежды, надетых как попало. На голове у него торчал высокий цилиндр; глаза, благодаря паре тяжёлых промышленных очков со вставленными увеличительными стёклами, казались выпученными, как у рыбы. В одной руке человек держал древний бронзовый вокс-рожок, а другой жестикулировал в сторону ещё примерно десятка фигур, деливших с ним сцену.
На сцене проходило что-то вроде выставки: экспонатами служила группа мутантов, чьи тела были настолько деформированы генетическими отклонениями, что на любой цивилизованной планете такого пристрелили бы на месте. Да и на большинстве пограничных и пропащих миров, вроде Трясины, тоже. Первой реакцией Бриель было схватиться за кобуру на поясе, но она взяла себя в руки прежде, чем ладонь сжалась на рукояти лазпистолета. Понятно, что если мутанты были опасными, то их бы не выставляли так открыто, но такой довод, сказать по правде, звучал не очень убедительно.
Самый крупный из мутантов был здоровенным зверюгой, но Бриель слегка успокоилась, увидев, что лодыжки у него закованы в железо, и тяжёлая длинная цепь уходит за полосатый занавес за сценой. Размерами мутант не уступал огрину — одной из стабильных и более-менее терпимых пород мутантов, которых большая часть Империума признавала дозволенной ветвью фамильного древа человечества. На размерах сходство зверюги с огрином, однако, заканчивалось. Шкура его походила на щербатую древесную кору; руки с накрученными полосами железа представляли собой длинные зазубренные клешни. Морда едва виднелась где-то сбоку от середины груди и состояла из огромной нижней челюсти, массивного лба и угнездившейся в складках кожи между ними пары чёрных глаз-пуговок.
И, словно одна эта зверюга была недостаточно экзотичной, остальные мутанты, собранные на сцене, были столь же уродливы, хотя, по счастью, ни один даже близко не был таким большим. У одного были многосуставчатые руки в три раза длиннее обычных, у второго — три головы и ни одного видимого рта. Один мутант был просто головой на диковинном механическом устройстве, а у другого не было головы вообще: лицо торчало посреди уродливо раздутого живота.
Взмахом руки, который вызвал очередную бурю аплодисментов, похожий на пугало импресарио дал начало следующему акту. Свет погас, уступив слепящему лучу прожектора, и, когда аплодисменты стихли, внимание Бриель привлекло какое-то движение наверху.
В ответ на внезапный шквал хриплой атональной музыки, исходящей из невидимой оркестровой ямы перед сценой, со стропил спустился ярко раскрашенный обруч, в котором изящно устроилась женская фигура, при виде которой толпа сошла с ума совершенно. Ноги у женщины срослись между собой, напоминая рыбий хвост, но это была не самая странная её черта. На плечах женщины сидело две головы, и на каждой выделялись огромные, выпуклые, ярко-алые губы. Никаких других деталей у лиц не было, однако толпа явно видела в этом существе венец женской красоты. Не успела Бриель толком присмотреться, как фигура задвигалась, двусмысленно поводя бёдрами, и обруч начал раскачиваться вперёд-назад, с каждым взмахом пролетая всё дальше над восхищённой толпой. Из толпы тянулись жадные руки, пытаясь хотя бы прикоснуться к объекту своего обожания.
— Наслаждаетесь представлением? — раздался голос за спиной у Бриель. Она застыла, чтобы не показать, что не слышала, как подошёл гость. Фигура, раскачивающаяся в обруче, завораживала — поистине диковинное, гипнотизирующее зрелище, но, в отличие от взгляда, всё внимание Бриель теперь сосредоточила на говорившем.
— Видала и получше, — лениво произнесла она, в то время как Ганна обернулся взглянуть на подошедшего. Бриель выждала несколько секунд и лишь затем лениво повернула голову, одновременно молясь, чтобы прикрытие сработало.
Говоривший, как она и предполагала, бы тем самым человеком, на встречу с которым они прилетели на Трясину. Звали его Барон Разукрас, хотя Бриель так и не сумела выведать, титул это, претензия на вычурность или прозвище. На первый взгляд он показался высоким, худощавым мужчиной неопределённого возраста, но это было лишь поверхностное впечатление. Барон был одет в платье какого-то древнего князька, состоящее из колета, сшитого из яркой переливающейся ткани, рукавов с буфами, пёстрых рейтуз и неправдоподобно большого гульфика, при виде которого на губах Бриель заиграла скабрезная ухмылка. Однако, каким бы диковинным не казался наряд, необычайной внешность барона делал не он. Его лицо.
Барон Разукрас был лоскутным человеком в полном смысле этого слова. Все до единой части его лица были куплены, а чаще — просто изъяты, у кого-то другого и соединены в стоящем сейчас над Бриель человеке. Лицо его представляло собой мозаику, каждый кусочек которой был сращен с соседними. Бриель понятия не имела, что Барон думает о получившемся эффекте, но его никак нельзя было назвать естественным, ибо в лице его не было ни единого совпадающего фрагмента. Но тут до неё дошло, что, скорее всего, в этом и смысл. Барон, видно, специально хотел добиться эффекта эдакой макабрической эксцентричности, чтобы заранее ставить тех, с кем имеет дело, в проигрышное положение.
Источник Бриель сообщал, что эффект не ограничивался лицом барона, и каждый орган его тела был взят от кого-то другого, чтобы создать, как Разукрас хвастался болтливым потаскушкам, что согревали его по ночам, яркий образчик всего человечества в целом. Сама Бриель ничего такого в этом не видела.
Скривив неравные губы в приторной улыбке, барон коротко согнулся и вычурным жестом указал на затемнённый альков под охраной нескольких дуболомов того же типа, с которым она имела дело на входе. Поднимаясь, Бриель не могла не заметить взгляд, украдкой брошенный бароном на ящик, зажатый между двух сервиторов.
— Не уединиться ли нам в более приватном месте, мадам Геррит? — предложил барон. Проходя мимо, Бриель не могла также не заметить взглядов украдкой, брошенных в её сторону из публики. Многих мучило нездоровое любопытство, но ядовитые взгляды парочки богато одетых дам неподалёку заставили её сердито нахмуриться: ясно, что эти две особы приняли её за очередной лакомый кусочек, подобранный бароном для развлечения.
— Идём, Ганна! — резко велела Бриель. Тут вернулась официантка с азуавом и гаденьким блеском в обыкновенно пустых глазах.
В сопровождении троицы явно снабжённых боевыми железами личных дуболомов, барон Разукрас повёл Бриель с её спутниками через переполненное заведение. Толпа расступалась перед ними, даже не пикнув. Бриель переборола желание пощупать карман под кителем на груди и заставила себя успокоиться. «Я знаю, что делаю! — сказала она себе. — Шагаю прямо в капкан, вот что я делаю, но в этом и смысл всей этой маленькой экспедиции…»
Наконец передний дуболом подошёл к арке входа, украшенной по замыслу какого-то безумного художника кичливым и вычурным убранством, и развернулся, поджидая остальных. Воспользовавшись коротким моментом, Бриель осмотрелась, точно зная, что скоро им может понадобиться убраться отсюда исключительно быстро, если всё пойдёт не по плану. Невысокая арка вела в укромный кабинет с низким столиком в окружении бархатных диванов. Низко висящая люстра с мерцающими голубым газовыми огоньками давала как раз столько света, чтобы можно было с удобством вести подпольные дела в укромном полутёмном уголке.
— Прошу, — барон посторонился. Дуболом горой возвышался у него за спиной. — Устраивайтесь поудобнее. Но сначала, мадам Геррит, не поймите меня неправильно, если я приму некоторые… предосторожности.
Бриель подозрительно сощурилась, однако решила помолчать, пока не получит хоть какое-то представление о том, что подразумевал барон. «Глаза открыты, рот — на замке», — учил её отец, и неплохо, надо сказать, в этом преуспел.
По кивку барона дуболом, шедший сзади, сунул руку в карман. Бриель затаила дыхание и молча переглянулась с Ганной. Вряд ли Разукрас задумал причинить ей вред, по крайней мере — пока, но она всё равно почувствовала облегчение, когда дуболом не извлёк на свет ничего опаснее ручного сканирующего устройства.
Бриель сглотнула, однако постаралась по мере сил держать себя как ни в чём не бывало, пока дуболом ковылял к ней с основным блоком сканера в одной руке и палочкой-детектрицей в другой. Она приподняла бровь, слегка удивлённая, что такой тупица обладает навыками обращения с прибором. Но, с другой стороны, как-то раз она видела птеробелку, которую научили подавать напитки шишкам из одного небольшого дома навигаторов. Вот только тварь вошла во вторую фазу своего жизненного цикла, превратившись в кровожадное чудовище из зубов и когтей, и перерезала половину семьи ещё до того, как закончили подавать десерт.
— Звиняюсь, мэм, — подходя, пробормотал громила и палочкой указал Бриель поднять руки. Она ощутила волну раздражения и сильное желание врезать дубине коленом между ног. Желание становилось тем сильнее, чем дольше он водил палочкой вдоль тела; основной блок при этом булькал и попискивал. Даже когда машина мелодичным звоном возвестила, что скрытого оружия не найдено, дуболом продолжал водить палочкой по Бриель, пока хозяин его намекающее не кашлянул, после отчего громила шагнул назад с глумливой ухмылкой на уродливой гроксовой роже.
— Чисто! — объявил ухмыляющийся бандит и заковылял к Ганне, правда, с гораздо меньшим энтузиазмом. — Подними! — велел он, но прежде, чем пилот успел поднять руки, вмешалась Бриель:
— Он сильно аугментирован. От него ваша штука завопит даже на самой низкой чувствительности.
Дуболом замялся и взглянул на барона.
— Тогда он может подождать здесь, — объявил Разукрас, и от тона его голоса по спине у Бриель побежали мурашки отвращения. — О нём хорошо позаботятся. Это я вам обещаю. Мадам Геррит, пойдёмте?
Бриель встретилась глазами с Ганной — пилот незаметно кивнул, подтверждая, что согласен подождать снаружи, хотя явно был не очень доволен тем, что позволяет ей войти в логово барона одной. Твердя себе, что всё пройдёт по плану, Бриель указала сервиторам на вход.
— В этом нет необходимости, мадам, — произнёс барон Разукрас с едва заметным оттенком торжества в голосе.
Сердце в груди у Бриель грохотало, но она сумела удержать голос ровным:
— А как же наш обмен, барон?
— К нашему обмену этот ящик никакого отношения не имеет. Я в этом бизнесе не первый день, знаете ли, и распознать обманку труда мне не составит. Предположу, что предмет спрятан у вас при себе, в каком-нибудь потайном кармане, возможно?
Бриель одарила самодовольного ублюдка лёгким наклоном головы и блеснула щекочущей «эго» оппонента улыбкой.
— Логично, — она согласилась и приказала сервиторам поставить ящик в сторону, после чего вступила под невысокую арку входа.
Не дожидаясь приглашения, Бриель уселась среди бархатных подушек и откинулась назад, стараясь выглядеть как можно более расслабленно. В воздухе сладко пахло благовониями, однако не теми, что жгут в храмах Экклезиархии. Несмотря на внешний налёт роскоши, место это было дешёвым и грязным и пропиталось терпкой смесью греха и скуки.
— Ага! — произнёс барон. Его голос сочился тем, что он явно принимал за утончённость и шарм. К Бриель, случалось, свысока относились мужчины куда получше, но всякий раз она сносила это, только если представлялся случай погреть руки. Сейчас, к сожалению, был именно такой случай.
— Устраивайтесь поудобнее, моя дорогая, и приступим.
Коротким жестом поставив одного из дуболомов у входа, барон уселся за столик напротив Бриель. Мерцающий свет, льющийся из газовой люстры, как оказалось, не только усилил лоскутный эффект его кожи, но и вдобавок выявил тот факт, что глаза у барона разного размера и цвета. И вообще: судя по тому, как он сидел, можно было догадаться, что и ноги у него разной длины, и с суставами что-то не то.