Кружу по изувеченному лесу часа два, пытаясь отыскать бойцов из своей дивизии или какое-нибудь подразделение с командиром, однако повсюду вижу только убитых, раненых и небольшие группы совершенно растерянных и измученных людей.
Поблуждав еще немного, решаю вернуться к опушке. Мне припоминается, что колонну должна замыкать одна из частей нашей дивизии. Возможно даже, что наши батальоны обороняют этот лес с юга.
Обхожу стороной разбитые повозки, конские трупы, затем через несколько минут сворачиваю с дороги… Прямо передо мной в тени орешника сидит… воентехник Иванов — да, это он, Иванов, — а рядом с ним пожилой, с брюшком человек, лицо которого тоже знакомо, и какой-то старший сержант… Иванов держит на коленях развернутую карту, человек с брюшком неотрывно следит за движением его указательного пальца.
— Товарищ Иванов!
Он вскидывает глаза — он сильно загорел и похудел.
— Не узнаете?.. Зима, медсанбат, — напоминаю я.
— А-а, ну как же… Здравствуй… Ты один?
— Бывший адъютант Симоненко, по-моему, — прищуриваясь, говорит пожилой.
— Да. А вы, по-моему… помощник командира полка по хозяйственной части.
— Совершенно верно.
Наконец-то свои!.. Я страшно рад, просто счастлив.
— Присоединяйся, — говорит Иванов. — Мы обсуждаем, куда нам податься… Что ты знаешь об обстановке?
Он по-деловому спокоен и сосредоточен.
Сообщаю все, что мне известно. Иванов подтверждает, что поступил такой приказ командующего — просачиваться мелкими группами. Он, Иванов, лично того мнения, что нам следует идти сперва на юго-запад, где немцев, несомненно, меньше, а потом восточнее Белого повернуть снова к северу и лесами и болотами попытаться достигнуть Нелидова, возле которого должна проходить основная линия фронта.
— Двигаться придется только ночами. Днем отдыхать… Вы как, товарищ интендант третьего ранга?
Помкомполка — он почему-то без знаков различия — кивает.
— Я целиком и полностью… План хороший. И в дальнейшем прошу принимать решения и командовать, товарищ Иванов… вы меня, конечно, понимаете.
— Твое мнение? — Иванов смотрит на меня.
— Я согласен.
— А ты, Герасимов?
— Я, как все, — отвечает старший сержант, очевидно, сослуживец и подчиненный Иванова.
На душе делается веселее. Нас четверо, у нас два автомата, винтовка, три пистолета, карта, компас. Правда, все мы нестроевые, но оружием владеем. Вероятно, мы теперь и есть одна из тех мелких боевых групп, которые по приказу командующего должны просачиваться через вражеское кольцо…
— Какие предложения, товарищи? — спрашивает Иванов.
— Давайте перекусим, — говорит помкомполка, развязывая большой, туго набитый рюкзак. — А вы, молодой человек, что же так, налегке?
— У меня все осталось на повозке… и шинель и мешок. Не мог найти после бомбежки.
— Ничего, теперь у нас все общее, — успокаивает меня Иванов.
Мы едим сухари и копченую колбасу из запасов помкомполка, Иванов пускает по кругу фляжку с холодным чаем, потом проверяем оружие и встаем.
Уже полдень. Немцы сейчас обедают. В лесу тихо.
Пересекаем дорогу, движемся по наклонной извилистой тропе и скоро выходим на берег болотистой речки. Осматриваемся, прислушиваемся. Иванов, раскрыв планшетку, пробует сориентироваться.
Через речку перебираемся по сваленной ели — впереди Герасимов, за ним Иванов, помкомполка и я. Только ступаю на дерево, как позади раздается треск автомата…
Спрыгиваем на трясинистый берег, вновь слышим автоматные очереди и быстро углубляемся в редкий ельник. Здесь одурманивающе пахнет багульником, стоячей водой, болотной гнилью. Взбираемся на бугорок, поросший ивняком.
— Надо узнать, что там. — Иванов указывает в ту сторону, где должна находиться просека.
Герасимов, не произнеся ни слова, берет винтовку за плечо. Я отправляюсь вместе с ним.
Пригибая головы и вспугивая тонконогих куличков, бесшумно идем в заданном направлении. Подле густой одиночной ели Герасимов останавливается. В эту минуту спереди доносится гулкая автоматная очередь. Мимо, чирикая, проносятся пули.
Гляжу прямо. Ивняк, островки зеленой осоки и бархатисто-желтый влажный мох. Недалеко стена невысоких глянцевитых елок.
— Я поползу туда, а ты случай чего прикрывай,—
говорит Герасимов. Голос у него глуховатый, лицо темное и строгое. — Держись шагов за сто.
Ползем. Колени и гимнастерка на груди промокают. Руки то и дело по локоть проваливаются в воду. Кисти черны и блестят на солнце.
На момент Герасимов исчезает из моего поля зрения. Ползу проворнее и чуть не напарываюсь носом на его сапог. Герасимов лежит в осоке метрах в пятидесяти от ельника. Пячусь до ближнего куста. Справа, как будто совсем рядом, строчит автомат. Никого не видно. Сапоги тоже исчезают. Опять переползаю вперед в примятое место. Герасимов, почти неразличимый в траве, скрывается в ельнике.
Снова автоматные очереди — справа и слева. Жду Герасимова. Кажется, жду очень долго. Наконец появляется. На темном лице капельки пота, ко лбу приклеилась сухая былинка.
— Там дорога, гать, — шепчет он. — Становят тяжелые минометы, чуток правее. А тут автоматчики по опушке, ты сам, поди, видел…
Возвращаемся к своим. У Иванова автомат наготове, помкомполка надел очки… Герасимов докладывает, и Иванов делает пометки на карте.
— Будем отдыхать, — говорит он. — Я дежурю первым, ты, Герасимов, вторым.
— Есть, — отвечает тот.