— Только потому, что хочешь уступить эту привилегию им, м? — заявила Джоэн.
— Если вас признают пиратами, то да.
Я с трудом мог поверить своим ушам. Как я мог думать, что капитан Дюдермонт такой негодяй? Я поймал его на слове и все события на протяжении последней десятидневки говорили о том, что он намеревался сдержать его. Но что же теперь?
— Хватит об этом, — сказал он и повернулся, чтобы уйти, но затем остановился, глядя на меня сверху вниз. — Мистер Мэймун, у тебя есть обязанности.
Я расправил плечи — не самая легкая задача под ясным взглядом капитана Дюдермонта. Я всегда считал капитана представительным. Заслуживающим уважения, даже когда я не был согласен с ним. Даже когда он предал меня или, вернее, когда я думал, что он предает меня, хотя события доказали обратное, он всегда внушал доверие. Казалось, он всегда должен внушать доверие.
Но не сейчас. Лицо капитана было бледным в скудном свете трюма, а его глаза, обычно такие уверенные, выглядели усталыми. Челюсти были сжаты слишком сильно, а руки — скрещены на груди, словно капитан защищался от чего-то. Он выглядел все таким же внушительным, но, в то же время, казался слишком несчастным и неуверенным.
Я хотел высказать капитану все прямо там, заставить его понять, что он ошибается. Но вокруг нас было слишком много народу — экипаж и пираты — а он никогда бы не уступил мне перед ними.
Я прикусил язык и прошел мимо, выходя из комнаты. На своей спине я мог чувствовать глаза Джоэн. Я все еще слышал её шепот: "Мэймун, я…"
Спустя час я нашел капитана и осмелился последовать за ним в его каюту. Я десять раз попросил у него прощения, прежде чем он вообще заметил мое присутствие.
— Пираты — не твоя забота, — наконец сказал он мне. Он сел на стол, не делая попытки перейти в любое из удобных кресел в комнате. Глаза капитана впились в меня.
— Н-нет… думаю, в большинстве своем — нет, — я запнулся, и только услышав собственный голос понял, как испугался в тот момент. Возможно, до сих пор я не понимал, как многое я теряю.
— Тем не менее, ты пришел учить меня?
— Прошу прощения, капитан, но вы дали им свое слово, — я сказал это. И, к моему удивлению, простой факт дал мне сил, которые были так необходимы в данном разговоре. — После битвы, когда паруса запутались, вы заключили сделку. Хорошую. Но теперь…
— Ты молод, Мэймун, — прервал Дюдермонт. — Разве это не пошло нам на благо? Существует старая поговорка о том, что цель должна оправдывать средства.
Мне показалось, что я понял его достаточно, чтобы согласиться с этой пословицей и кивнуть головой.
— В большинстве случаев и я бы согласился, — объяснил Дюдермонт.
В его голосе прозвучало нечто совершенно опустошившее меня.
— Наше положение было отчаянным, — продолжал он. — Обеих команд. Битва могла погубить всех твоих друзей-пиратов…
— Они не… не все… мои друзья!
Мне не понравилась его ответная улыбка.
— Они все могли умереть там, в холодных водах, — сказал он. — Или, те единицы, что избежали бы клинка, потратили бы остальное время, сидя на гауптвахте — а мы не кормили бы их столь хорошо. Вместо этого они провели дни посвящая их надежде и четной работе. А это не мало. И именно об этом я поведаю магистрату.
— Перед тем, как магистрат повесит их.
— Выбранный ими курс предполагает самую суровую кару, Мэймун, — сказал капитан ледяным голосом. От его тона по моей спине пробежал озноб.
— И всех их вздернут за это, — саркастически сказал я, используя все оставшееся в моей груди дыхание.
— Не всех, — сказал он. И я понял, что верю его улыбке, но не его словам. — Я мало сомневаюсь в том, что они пираты. Но повесят только самых матерых. Вряд ли твоя маленькая подружка такова.
— Тогда, остальные проведут остаток жизни в тюрьме?
Он пожал плечами — пожал плечами! — и ох, как я хотел в тот момент пронзить его сердце своим дурацким мечом.
— Они сами выбрали, под каким флагом ходить, — сказал он. — Что ты хочешь от меня?
— Сдержите слово!
— Я не могу.
— Тогда отпустите Джоэн! — выкрикнул я, не заботясь об отчаянии в своем голосе или слезах, которые потекли из глаз.
— Не в моей компетенции делать подобные исключения. Я не судья.
— На море — капитан судья и присяжные, — не отступал я.
— Порт по курсу! — крикнул кто-то с палубы.
— Нас увидел начальник порта. Он подает сигнал, — сказал Дюдермонт. — Больше мы не в море. Еще что-нибудь, мистер Мэймун?
В моей жизни было много странных и непонятных вещей, но ничего подобного этому разговору с человеком, которого я считал совсем другим. И чем он оказался? Почему он утверждает, что мы не в море? Такой человек, как капитан Дюдермонт не пользуется и не позволяет управлять собой такими дешевыми уловками. Для меня это было бессмысленно — и не то, что он нарушил слово, не весь его план, а отказ освободить Джоэн. Какую угрозу могла девочка принести ему или Побережью Мечей? Она была просто девочкой. Ребенком, как и я.
Мне было нечего сказать и, как хороший моряк, я вернулся на свой пост. Мне нужно было оставаться в вороньем гнезде, чтобы помочь кораблю войти в порт. В это время года льды отступали на север, но время от времени айсберг мог приплыть так далеко на юг. Я в последний раз был глазами корабля.
В этой жизни я отлично научился рассчитывать только на себя. Если капитан Дюдермонт не поможет мне, я должен сам решить свои проблемы. У меня был камень, была цель и была Дымка, но было кое-что, без чего я не мог отбыть — кое-что, из-за чего я не мог оставить Морскую Фею.
Камень стал причиной всех неприятностей, которые обрушились на меня, на нас. Камень заставил Джоэн отправиться в море с Хрисаором — пиратом-генази. Камень заставил Дюдермонта и его команду сесть на хвост Хрисаору. Каждое событие, которое привело к плену Джоэн, было вызвано этим проклятым предметом, этим грузом, который повис на моей груди, на моей жизни. Может быть это камень довлел над Дюдермонтом, заставляя капитана нарушить слово?
Может быть, но это не имело значения. Я знаю, что Дюдермонт дал пиратам слово — он обещал им путь в Глубоководье в обмен на их помощь в восстановлении корабля, — и я знал, что их сторона сделки была выполнена. Я знал, что был прав и знал, что делать.
— Эй, Тоннид. Можешь помочь мне кое с чем?
Мужчина, получивший прозвище "Оловянная Бошка" отвлекся от своего дела. Он связывал какие-то тросы возле портовых перил, стоя в нескольких метрах от ближайшего матроса.
— Чего тебе, Счастливый Счастливчик? — его голос звучал тихо и тяжело.
— Смотри, Олово, — сказал я. — Не думаю, что я пробуду здесь долго, и мне хотелось бы кое-что дать вам, прежде чем я уйду.