«Я слишком молод, чтобы умереть».
— Я слишком богат, чтобы умереть.
Майер подтолкнул свои медицинские документы, аккуратно сложенные в папку, по грязной столешнице к человеку, известному ему как Пун. Майер чувствовал, как пот течет по воротнику и заливает подмышки. Пот был плохим признаком. Его можно было трактовать по-всякому. Может, просто тропическая жара, а может, и лихорадка. Последнее означало бы, что он опоздал.
Пун безразлично отстранил папку и, вооружившись ножом и вилкой, с нарочитой неторопливостью доел ланч. Майер возился с тарелкой, размазывая по ней еду, но так ни к чему и не притронулся. У него не было аппетита, а от запаха съестного мутило.
Они сидели в тени навеса в одном из тысяч безымянных уличных ресторанчиков Джакарты. Легковушки, грузовики, мотоциклы и мопеды, перегруженные пассажирами, сумками и коробками, с ревом проносились мимо, всего в паре дюймов от них.
Посетителей кафе и поток машин разделяли только ржавеющие ограничители и декоративная железная оградка по пояс высотой.
В воздухе висел удушливый запах гари, бензиновых выхлопов и солярки, приправленный ароматом специй и океанской соли. Пун покончил с ланчем и отодвинул тарелку. Протер лицо и губы салфеткой, бросил ее на тарелку и лишь затем открыл папку.
Медицинские записи он попросту пропустил и сразу перешел к последней странице. Колонки и числа — состояние финансовых счетов Майера — вот что было по-настоящему важно.
Вчитываясь, Пун вытащил из кармана безрукавки сигарету и зажигалку. Прикрывая пламя ладонью, прикурил. Затем, откинувшись в кресле, сильно затянулся и выпустил из уголка рта струю дыма. В ноздри ударил приторно-сладкий запах ката. Пун уселся прямо и засунул листок обратно в папку. Вновь затянувшись, он ткнул пальцем в Майера сквозь дымное облако и заявил:
— Возможно, вы действительно слишком богаты, чтобы умереть.
Но затем, постучав по папке указательным пальцем, добавил:
— Однако, если судить по этому, вы, возможно, слишком бедны, чтобы жить.
Майер наклонился вперед, поставив локти на стол.
— Вы желаете получить деньги? Или мне искать другого посредника?
Пун некоторое время смотрел прямо в глаза Майеру, а затем покачал головой:
— То, что вы хотите, стоит очень дорого. Очень дорого, — повторил он, затушив сигарету об остатки ланча.
Майер взял папку со стола и отодвинул стул, делая вид, что готов уйти. Пун поспешно подался вперед и тронул Майера за локоть.
— Минутку.
Все его напускное равнодушие исчезло — он выпрямился и заговорил быстро и отрывисто:
— Хотите лучшего нейрохирурга в городе? Ничего не выйдет, — заявил Пун, махнув рукой. — Спросите у любого посредника и получите тот же ответ. Первый в городе хирург не занимается подпольным бизнесом. Лучшее, что вам предложат, — это, может, четвертого. Но я не такой. Я могу вам подыскать кое-что получше, чем номер четыре в списке. Вопрос в том, сколько вы готовы заплатить, чтобы остаться в живых.
Майер глянул вниз, на папку, лежащую на столе. Он вспомнил иглы, катетеры, морфин и эту чертову головную боль, сдавливающую череп, вгрызающуюся в мозг и не отпускающую…
— Все имеет свою цену, — произнес Майер и подтолкнул белую неактивированную дебетную карту по столу к Пуну. — Вот сколько я согласен заплатить.
Пун открыл мобильник и просканировал карту. На экране замелькали цифры. Карта была ликвидна и набита деньгами, но пока неактивна. Пун вернул карту и назвал имя. Майер поднес запястье ко рту, повторил имя и нахмурился, увидев всплывшие на дисплее результаты.
— Она номер три в городе, — возмутился Пун, — Она хороший врач.
Майер снова покосился на дисплей, а затем уставился на Пуна и покачал головой. Пун искоса взглянул на него и примирительно поднял руки:
— Ну ладно, может, она немного отошла от практики.
Майер зачитал вслух отрывок обзора:
— Ее руки трясутся, как осиновые листья, когда она берется за скальпель.
Заломив бровь, он окинул Пуна изучающим взглядом и вновь медленно покачал головой.
— Нет. Не эта. Я хочу врача получше, а не того, кто прикончит меня, пока я лежу на операционном столе.
Пун сердито нахмурился, но затем его лицо стало задумчивым.
— Ладно, согласен. Но вам придется заплатить больше, — предупредил он. — И я почти ничего не выиграю на этой сделке, однако вы мне нравитесь. Мустафа. Проверьте его.
Майер снова назвал имя, прочел появившиеся на экране мобильника отзывы и поднял голову. Он колебался.
— Судя по отзывам, он редкостный говнюк. Его бывшие партнеры ненавидят его.
Пун пожал плечами.
— А какая вам разница? Проверьте снова. Поглядите, какой процент выживаемости среди его пациентов. Вот что должно вас волновать. Что с того, что партнеры его ненавидят? Подумайте почему. Я вам скажу. Партнеры ненавидят его потому, что он забирает себе самых безнадежных пациентов, тех, кто готов заплатить больше всего, — ведь он может вылечить их, а другие нет. Может, он самый прекрасный человек в Джакарте. Кому какое дело? Если он справится с работой, вы будете жить. Что еще вы хотите получить за свои деньги? Хотите, чтобы он обнял вас и поцеловал после операции?
Майер обдумал слова Пуна. Джакарта была финальной точкой. Пришло время либо лечь под нож, либо вернуться домой и умереть. Он притронулся к шее, к ожерелью Дианы, и выпалил:
— К черту.
Майер прижал к карточке большой палец и произнес пароль — ругательство, точно выражавшее его отношение к миру, к жизни и к тому, что случилось с ним. Карта вспыхнула, окрасившись в светло-зеленый цвет. Майер разломал ее пополам и протянул одну половину Пуну, а вторую оставил себе.
— Если я выживу, вы получите вторую половину карточки и сможете снять деньги. Если я умру, не получите ничего — в моем завещании я велел пожертвовать все на благотворительность, — предупредил посредника Майер.
Пун кивнул, и половинка карточки исчезла в его кармане.
— Где имплант? — спросил он.
— В больничном морге. Вот разрешение извлечь его, — сказал Майер, пересылая файл Пуну.
Пун проверил свой мобильник и перевел взгляд на Майера.