Способы и частота традиционной торговли образуют целый спектр. Простейший уровень формируют случайные поездки, совершаемые отдельными !кунг и дани для посещения своих индивидуальных торговых партнеров в других группах или селениях. Также к этому уровню относятся периодически возникающие ярмарки, на которых деревенские жители северо-восточного побережья Новой Гвинеи встречаются с новогвинейцами из внутренних районов. Эти ярмарки напоминают наши рынки под открытым небом или блошиные рынки. До нескольких дюжин участников с каждой стороны усаживаются на землю рядами лицом друг к другу. Житель внутреннего региона выдвигает вперед сетку с 10-35 фунтами таро и сладкого картофеля, а сидящий напротив представитель народности сио отвечает на это предложением нескольких горшков и кокосовых орехов, ценность которых он считает эквивалентной стоимости предложенного продовольствия. Тробрианские торговцы устраивали похожие рынки на островах, которые посещали, обменивая утилитарные товары (продовольствие, горшки, чаши и камень) по бартеру, одновременно обмениваясь со своими индивидуальными партнерами взаимными подарками — предметами роскоши (ожерельями и браслетами из раковин).
Группы жителей Андаманских островов, а также индейцы яномамо с нерегулярными интервалами встречались с земляками для многодневных пиров, в ходе которых вручались подарки. Инуиты северо-западной Аляски проводили летние торговые ярмарки и зимние “пиры посланцев”, на которых группы, в остальную часть года яростно враждовавшие, в течение недели или двух мирно общались друг с другом. Специализированные сообщества, ведущие торговлю с помощью каноэ, такие как сиасси, жители архипелага Тробриан, маилу с юго-восточных новогвинейских островов и индонезийцы (макассаны), посещавшие северную Австралию ради трепангов (сушеных морских огурцов), поставлявшихся на китайский рынок, отправляли ежегодные торговые экспедиции за сотни и даже тысячи миль по океану.
Что касается предметов, которыми обмениваются при торговле, то возникает соблазн начать с деления их на две категории: утилитарные (такие как продовольствие и инструменты) и предметы роскоши (такие как раковины каури или бриллиантовые кольца). Однако эта классификация показывает свою несостоятельность, как только пытаешься применить ее на практике. Как писал экономист Фрэнк Найт,
из всех ошибочных и абсурдных утверждений, которые так часто лишают смысла экономические и социологические дискуссии, возможно, хуже всего утверждение о том, что разделение на категории утилитарного, полезного и необходимого для биологического или физического выживания имеет существенную значимость для человека.
Иными словами, автомобиль BMW, несомненно, является предметом роскоши и символизирует статус, однако им можно воспользоваться и для того, чтобы съездить за покупками, и для того, чтобы создать образ, который может быть очень важен владельцу для заключения выгодной сделки или при выборе супруга. То же верно в отношении красивой резной чаши, изготовленной сиасси, которая может использоваться для подачи овощей на стол на пиру, но также является статусным символом, незаменимым при покупке жены на островах пролива Витязь. Что касается свиней, то они на Новой Гвинее являются самым ценным свидетельством статуса, что хорошо выразил Томас Хардинг: “О свиньях можно сказать, что наименее важное, что с ними можно сделать, — это просто съесть”.
Несмотря на все эти оговорки, имея дело со списком из 59 объектов торговли, все же полезнее разделить их на категории, а не валить все в одну кучу. Таблица 1.1 дает примеры объектов торговли в 13 малочисленных сообществах, разделенные на четыре категории: предметы, необходимые для выживания и обеспечивающие средства к существованию в повседневной жизни, в свою очередь подразделенные на необработанное сырье и готовые продукты; предметы роскоши или украшения, не являющиеся необходимыми для выживания; предметы, занимающие промежуточное положение: приносящие практическую пользу, но одновременно свидетельствующие о статусе, что делает их гораздо более ценными по сравнению с имеющими то же назначение, однако не говорящими о статусе (например, кашемировый свитер по сравнению с синтетическим того же размера и таким же теплым).
Таблица 1.1 показывает, что определенные виды полезных необработанных материалов издавна служат объектами торговли во многих сообществах по всему миру, в особенности камень, а в более близкие к нам времена такими объектами служили металл для изготовления инструментов и оружия, а также соль, продовольствие, дерево, шкуры и меха, деготь для конопачения, глина для изготовления горшков. Также широко распространена торговля полезными ремесленными изделиями: готовыми инструментами и оружием, корзинами и другими емкостями, пряжей для ткачества, мешками, сетями и веревками, тканями и одеждой, готовой едой, такой как хлеб, саго и пеммикан. Длинный список предметов роскоши и украшений, иногда представляющих собой необработанные материалы, но чаще имеющих форму готовых объектов, включает птичьи перья, раковины моллюсков и панцири черепах (отдельные или в виде ожерелий и браслетов), янтарь, зубы свиней, собак, акул, слоновую и моржовую кость, бусы, краски и вещества для их изготовления — красную охру и черный оксид марганца, эфирные масла и стимуляторы, такие как табак, алкоголь и бетель. Например, 2000 лет назад отправлявшиеся в далекие путешествия азиатские торговцы привозили перья райских птиц из Новой Гвинеи в Китай, а оттуда они попадали в Персию и Турцию. Наконец, объекты, которые одновременно имеют практическую ценность и являются предметами роскоши, включают свиней, трепангов, специи и другую престижную пищу (традиционный эквивалент нашей икры), а также красивые, но одновременно и полезные изделия, такие как посуда, резные луки и стрелы, узорные сумки, ткани и циновки.
В таблице 1.1 и в предшествующем ей тексте не упомянуты две другие важные категории объектов, которыми люди обмениваются, но которые мы обычно не рассматриваем как предметы торговли: это труд и супруги. Африканские пигмеи из дождевых лесов, агта, лесные негритос Филиппин, а в последнее время некоторые из !кунг периодически работают на соседей — земледельцев банту, крестьян-филиппинцев и скотоводов банту соответственно. Это значительная часть соглашения “услуга за услугу”, благодаря которому группы собирателей получают от соседей железо плюс овощи или молоко в обмен на охотничью добычу и результаты собирательства плюс работу. Большинство соседствующих народов обмениваются супругами, иногда в виде прямого одновременного обмена (ты отдаешь мне свою сестру, а я тебе — свою), но чаще в виде отдельных актов (ты отдаешь мне твою сестру сейчас, а я отдам тебе мою малолетнюю сестру, когда она достигнет возраста половой зрелости). Между африканскими пигмеями из дождевых лесов и соседними банту такое движение является практически однонаправленным: девушки пигмеев становятся женами банту, но не наоборот.
Таковы основные категории обмениваемых предметов. Что касается того, кто с кем торгует, то новогвинейские дариби, живущие в густых лесах на границе густонаселенных и безлесых долин Нагорья, продают горцам перья райских птиц, которых много в их лесах, в обмен на соль и полированные каменные топоры. Группы пигмеев из африканских дождевых лесов экспортируют дары леса: мед, мясо дичи, грибы — фермерам банту, от которых получают овощи, горшки, железо, табак и алкоголь. С островов пролива Витязь экспортируются клыки свиней, собаки, саго, бетель, циновки, бусы, обсидиан и красная охра; взамен жители острова Новая Гвинея поставляют свиней, собачьи зубы, таро, табак, горшки, плетеные сумки, луки и стрелы, черную краску. При торговле между инуитами побережья и внутренних районов Аляски жители побережья предлагают такие продукты, полученные от морских млекопитающих, как тюлений жир (в качестве топлива и еды), тюленьи и моржовые шкуры, ворвань, моржовую кость плюс плавник и деревянные сосуды, а также посуду и мешки. Жители внутренних районов, в свою очередь, могут предложить шкуры, копыта и рога оленей карибу, мех волка и других наземных млекопитающих, деготь для конопачения, пеммикан и ягоды.
Приводимые ниже примеры иллюстрируют схему, которую мы, жители развитых государств, принимаем как нечто само собой разумеющееся, поскольку она описывает почти всю современную торговлю: один партнер предлагает то, что имеет или может легко произвести и чего не хватает другому партнеру. Сырье и умения, требующиеся для производства окончательной продукции, неравномерно распределены в мире. Например, Соединенные Штаты — ведущий экспортер сырого продовольствия и самолетов, потому что мы можем производить продукты питания и строить самолеты в количестве, превышающем наши собственные потребности. Впрочем, мы импортируем нефть, потому что не добываем ее достаточно, чтобы удовлетворить свои нужды, в то время как некоторые другие страны (такие как Саудовская Аравия) производят нефти больше, чем нужно им самим. Подобная неравномерность в обладании сырьевыми запасами и умениями характерна также и для большей части традиционной торговли.
Что касается неравномерного распределения сырья, то обычная практика соседствующих народов, населяющих регионы с разными природными условиями, — обмениваться ресурсами, которыми в наибольшей степени богата среда обитания каждого из партнеров. Существует много примеров торговли между жителями побережий и внутренних регионов. В каждом таком случае, как я писал двумя абзацами выше применительно к инуитам Аляски, обитатели побережья имеют преимущественный или исключительный доступ к ресурсам моря или прибрежных вод, таким как морские млекопитающие, рыба, раковины, в то время как жители внутренних регионов обладают преимущественным или исключительным доступом к сухопутным ресурсам, таким как охотничьи угодья, огороды и леса.
Другая обычная схема касалась торговли местным сырьем, не являющимся специфичным для определенной природной среды, а именно солью и камнем. Дугум-дани всю соль получали из соляного озера Илуикайма, а весь камень для топоров и тесел — из единственной каменоломни в долине Ноголо, в то время как для большей части населения юго-западного побережья Тихого океана главным источником обсидиана (вулканического стекла, используемого для изготовления самых острых каменных орудий) были каменоломни около Таласеа на Новой Британии. Обсидиан из Таласеа был предметом торговли на расстояние более чем в 4000 миль — от Борнео в 2000 миль к западу до Фиджи в 2000 миль к востоку от Таласеа.
Еще одна распространенная схема торговли разными типами сырья имела место у соседних групп с разными стратегиями выживания, дающими им доступ к разным материалам. По всему миру охотники-собиратели продают дичь, мед, смолу и другие лесные ресурсы живущим рядом крестьянам в обмен на часть выращиваемого ими урожая. Примерами этого служат охотники на бизонов и земледельцы пуэбло юго-запада США, охотники семанг и малайские крестьяне с полуострова Малайзия, многочисленные общины охотников-собирателей в Индии, так же как африканские пигмеи-охотники и крестьяне банту, охотники агта и филиппинские крестьяне, которых я уже описывал. Сходные торговые отношения существуют между скотоводами и земледельцами во многих частях Азии и Африки и между скотоводами и охотниками-собирателями в Африке.
Традиционная торговля, как и современная, часто основывается на неравенстве распределения умений. Примером местных почти-монополистов на керамику и океанские каноэ могут служить жители острова Маилу рядом с юго-восточным побережьем Новой Гвинеи, которых изучал этнограф Бронислав Малиновский. Хотя керамика изначально производилась также жителями побережья Новой Гвинеи, островитяне сделались монополистами по экспорту, научившись массово производить лучшую, более тонкую, стилистически однородную посуду. Все эти качества были преимуществом и в глазах производителей на Маилу, и в глазах потребителей. Тонкостенные сосуды позволяли гончарам изготавливать больше продукции из того же количества глины, высушивать ее быстрее и уменьшить риск брака при обжиге. Что же до потребителей, они предпочитали горшки с Маилу, потому что при варке в этих горшках требовалось меньше топлива, а содержимое варилось быстрее. Точно так же островитяне приобрели монополию на изготовление и использование пригодных для дальних путешествий океанских каноэ, более сложных и требующих большего искусства при строительстве по сравнению с более простыми каноэ, на которых жители побережья Новой Гвинеи могли совершать только короткие поездки в более безопасных прибрежных водах. Сравнимыми производственными монополиями в производстве фарфора и бумаги тысячу лет назад обладали китайцы, до тех пор пока их секреты не стали известны или не были открыты другими народами заново. В наши времена промышленного шпионажа и распространения знаний стало трудно сохранять монополию надолго. Впрочем, Соединенные Штаты в течение короткого периода времени (четыре года) пользовались монополией на атомную бомбу (которую не экспортировали), а сегодня США и Западная Европа доминируют на мировом рынке больших коммерческих реактивных лайнеров (которые экспортируют).
Еще одним типом традиционной торговли, которому сегодня едва ли найдется параллель, являются так называемые условные монополии. Этот термин описывает торговлю предметами, которые оба партнера могли бы добыть или изготовить, но одна сторона предпочитает получать от другой ради поддержания торговых отношений. Например, одним из объектов, которые дугум-дани получают из района Халемо, являются деревянные стрелы с особыми шипами и украшениями и плетеные сумки с яркими волокнами, вплетенными в завязки. Дани сами производят простые стрелы без украшений и сумки. Имея перед глазами стрелу или сумку из Халемо, дани вполне могли бы их скопировать, потому что уровень мастерства не так уж высок. Однако дани все же предпочитают покупные стрелы и сумки, так же как и продукты леса, которым округ Халемо более богат, чем места, где живут дани. Признание дани “условной монополии” на украшенные стрелы и сумки благотворно для обеих сторон, поскольку помогает сгладить колебания в спросе и предложении. Община Халемо продолжает получать от дани соль, даже если продуктивность леса временно снижается, а дани могут по-прежнему продавать соль, даже если их потребность в продуктах леса временно удовлетворена.
Более сложные условные монополии имеют место у бразильских и венесуэльских индейцев яномамо и бразильских индейцев ксингу. Каждая деревня яномамо могла бы обойтись собственным производством, но не делает этого. Вместо этого каждая деревня специализируется на изготовлении какого-то продукта, которым она снабжает своих союзников, включая наконечники и древки стрел, корзины, луки, глиняные-горшки, хлопковую пряжу, собак, галлюциногенные средства, гамаки. Сходным образом каждая деревня ксингу специализируется на изготовлении и продаже луков, керамики, соли, поясов из раковин, копий. Чтобы вы не подумали, будто яномамо сами неспособны изготовить грубую и лишенную украшений керамику, я расскажу вам историю о горшках жителей деревни Маморибовей-тери. Индейцы этой деревни покупали горшки в другой, дружественной деревне Мовараоба-тери. Жители Маморибовей-тери утверждали, что они не знают, как делать горшки. Раньше они, правда, их делали, но давно забыли это умение, и к тому же глина в их окрестностях не годится для производства горшков. Именно поэтому все горшки, которые им нужны, они получают из Мовараоба-тери. Однако потом случилась война, союз двух деревень был разрушен, так что Маморибовей-тери не могла больше покупать горшки у Мовараоба-тери. И тут жители первой деревни неожиданно чудесным образом “вспомнили”, как они раньше делали горшки, “обнаружили”, что якобы негодная глина в их местности вполне годится для производства горшков, и возобновили это производство. Таким образом, совершенно ясно, что жители деревни раньше покупали горшки у соседей лишь ради того, чтобы укрепить союз, а вовсе не по необходимости.
Еще более ясная ситуация с интенсивной торговлей стрелами у !кунг, потому что все !кунг изготавливают похожие стрелы; тем не менее они постоянно торгуют ими друг с другом. Антрополог Ричард Ли спросил у четверых мужчин-!кунг, кому принадлежат стрелы в их колчанах (в каждом было от 13 до 19 стрел). Из этих четверых только у одного, по имени Копела Масве, не было стрел, полученных от других людей. В колчане другого (Н!лау) было 11 стрел от четырех других людей и только две — его собственные. Еще двое (Гаске и Н!ейши) собственных стрел не имели; каждый из них был вооружен стрелами шести других людей.
Какова цель этих условных монополий и обмена стрелы на такую же стрелу, что кажется бессмысленным нам, привыкшим к тому, что мы покупаем только то, чего не можем с легкостью изготовить сами? Несомненно, традиционная торговля выполняет социальные и политические функции, а не только экономические: важно не только получить предметы ради их собственной ценности, но также достичь определенных социальных и политических целей. Возможно, главная цель такой торговли — укрепить союз или связь, на которые можно рассчитывать в случае нужды. Торговые партнеры в среде инуитов северо-западной Аляски были обязаны поддерживать друг друга в случае необходимости: если в вашей местности случался голод, вы имели право перебраться к своему партнеру в другой район. Охотники агта, торгуя между собой или с филиппинскими крестьянами, рассматривают такой обмен как основанный на необходимости, а не на равновесии спроса и предложения: предполагается, что у разных партнеров в разное время бывают излишки или нехватки того или иного товара и что в далекой перспективе они уравновесятся, так что строгий учет не ведется. Каждая сторона может многим пожертвовать ради партнера во время кризиса или экстраординарного события — например, на свадьбе или похоронах, во время тайфуна, при неурожае или неудачной охоте. Для выживания яномамо, постоянно вовлеченных в войну с соседями, торговые союзы, которые регулярно сводят соседей для дружественного обмена, гораздо более важны, чем сами продаваемые горшки или гамаки, хотя ни один яномамо не признает открыто, что подлинная цель торговли — поддержание союза.
Некоторые торговые сети и церемонии — такие как куда у жителей островов Тробриан, церемониальный цикл обмена у народности энга Нагорья Новой Гвинеи или торговая сеть сиасси, с которой я столкнулся на острове Малаи, — становятся главным средством достижения и демонстрации статуса в соответствующих сообществах. Может показаться неразумным, что сиасси проводят месяцы в бурном море, перевозя товары на каноэ, только ради того, чтобы в конце года устроить общественное пиршество, на котором будет съедено как можно больше жареных свиней... пока мы не представим себе, что сказали бы сиасси о современных американцах, усердно работающих ради того, чтобы похвастаться драгоценностями или спортивными автомобилями.
Таким образом, традиционные сообщества прошлого (и те, что выжили в современном мире) вели себя как настоящие карликовые государства. Они имели собственные территории, принимали гостей и посещали соседей (но не представителей других народностей), в некоторых случаях устанавливали, защищали и охраняли границы не менее строго, чем современные нации. Их знания о внешнем мире были гораздо более ограниченными, чем у граждан современных государств, которые пользуются телевидением, сотовыми телефонами, Интернетом, чтобы узнавать об остальном мире, даже если сами они никогда не покидают родных мест. Они более резко делили других людей на друзей, врагов и незнакомцев, чем даже жители сегодняшней Северной Кореи. Они иногда вступали в браки с представителями некоторых других народностей. Они торговали друг с другом, как и современные государства, а политические и социальные мотивы играли даже большую роль в их торговых отношениях, чем играют в наших. В следующих трех главах мы узнаем, как эти крошечные традиционные общества поддерживали мир и как воевали.
В разгар дня в конце сухого сезона на дороге в Новой Гвинее автомобиль, которым управлял человек по имени Мало, случайно насмерть сбил школьника Билли. Билли возвращался домой из школы на рейсовом микроавтобусе (а не на школьном автобусе), а его дядя Генджимп встречал его, стоя на другой стороне дороги. Мало, водитель, обслуживавший мелкие местные предприятия, развозил по домам служащих из офисов в конце рабочего дня и ехал навстречу тому микроавтобусу, на котором возвращался Билли. Выпрыгнув на остановке, Билли увидел своего дядю Генджимпа и побежал к нему через дорогу. Однако он побежал не перед микроавтобусом, так что его видел бы Мало и другие водители встречного транспорта. Вместо этого Билли обогнул микроавтобус сзади, и Мало увидел мальчика только в тот момент, когда тот выбежал на середину дороги. Мало не успел затормозить, и радиатор его автомобиля ударил Билли и подбросил его в воздух. Дядя Генджимп немедленно отнес Билли в отделение экстренной помощи ближайшей больницы, но через несколько часов Билли умер от многочисленных травм головы.
В Соединенных Штатах водитель — участник серьезной аварии — должен оставаться на месте происшествия до прибытия полиции; если он уезжает и не сообщает о случившемся, он считается покинувшим место происшествия, и это само по себе является преступлением. В Папуа — Новой Гвинее (как, впрочем, и в некоторых других странах) закон позволяет (а полиция и здравый смысл даже требуют), чтобы водитель не оставался на месте аварии, а ехал в ближайший полицейский участок. В противном случае рассерженные свидетели происшествия могут вытащить водителя из автомобиля и забить до смерти, даже если виноват в несчастном случае был пешеход. Риск для Мало и его пассажиров увеличивался еще и тем, что Мало и Билли принадлежали к разным этническим группам, а это в Папуа — Новой Гвинее часто приводит к напряженности. Мало был коренным жителем ближайшей деревни, а Билли происходил из семьи жителей долины во многих милях от места происшествия. Многие представители этой группы, перебравшиеся в другие места в поисках работы, также жили неподалеку. Если бы Мало остановился и вышел из автомобиля, чтобы помочь мальчику, он вполне мог быть убит свидетелями, выходцами из долин, а его пассажиры — вытащены из машины и также убиты. Однако Мало хватило присутствия духа поехать в местный полицейский участок и сдаться. Полицейские временно заперли там пассажиров автомобиля ради их собственной безопасности, а Мало сопроводили до его деревни, где он и оставался на протяжении нескольких следующих месяцев.
Последующие события показывают, как новогвинейцы, подобно многим другим традиционным сообществам, живущим по большей части вне эффективного контроля системы правосудия, установленной правительством государства, тем не менее добиваются справедливости и мирно разрешают споры с помощью собственных традиционных механизмов. Такие механизмы разрешения споров, возможно, действовали на протяжении всей предыстории человечества до возникновения государств с их кодифицированными законами, судами, судьями и полицией, что началось примерно 5,400 лет назад. Случай Билли и Мало контрастирует с конфликтом, о котором я расскажу в следующей главе, — конфликтом, также разрешенным традиционным способом, но противоположными средствами — убийством из мести и войной. В зависимости от обстоятельств и участников споры в традиционных сообществах могут разрешаться или мирно, или войной, если мирный процесс не удался или не был испробован.
Мирный процесс предусматривает то, что обычно именуется компенсацией. (Как мы увидим, этот перевод новогвинейского термина обманчив: невозможно было бы компенсировать смерть ребенка; это и не является целью. Дословный перевод этого термина с новогвинейского ток-писин — “деньги сожаления”, и такой перевод более точен, потому что правильно описывает суть дела: деньги выплачиваются как свидетельство разделенной печали и как извинение за случившееся.) Ситуацию с традиционной компенсацией, связанной со смертью Билли, описал мне человек по имени Гидеон — управляющий компании, в которой работал водителем Мало, и участник последующих событий. Как выяснилось, традиционный новогвинейский механизм правосудия имеет цели, радикально отличающиеся от тех, которые преследует государственная правоохранительная система. Я согласен с тем, что государственное правосудие обладает большими преимуществами и абсолютно необходимо для разрешения многих споров между гражданами государства, особенно конфликтов между незнакомыми людьми. Но я чувствую также, что и традиционные механизмы могут многому нас научить — особенно в тех случаях, когда противостоят друг другу не чужие люди, а те, кто так или иначе сохранят какие-то отношения друг с другом и после разрешения спора: соседи, партнеры по бизнесу, разводящиеся родители ребенка, братья и сестры, оспаривающие друг у друга наследство.
Поскольку был велик риск того, что представители клана Билли захотят отплатить Мало, Гидеону и другим служащим компании, Гидеон велел персоналу не приходить на работу на следующий день после несчастного случая. Сам Гидеон оставался в офисе на огороженной охраняемой территории всего в сотне ярдов от того дома, где он жил с семьей. Он предупредил охранников, чтобы те были бдительны, особенно если появятся жители долины. И все же утром этого дня, подняв глаза, Гидеон, к своему ужасу, увидел троих крупных мужчин, явно жителей долины, стоявших у окна его кабинета.
Первой мыслью Гидеона было обратиться в бегство. Но потом он подумал о том, что его жена и малолетние дети находятся рядом и бегство может спасти только его собственную жизнь. Ему удалось выдавить улыбку, и трое гостей сумели улыбнуться ему в ответ. Гидеон подошел к окну и открыл его, понимая, что это смертельно опасно, но делать нечего. Один из троих пришельцев — им оказался Пети, отец погибшего мальчика, — спросил Гидеона: “Можно мне войти и поговорить с тобой?” (Этот и большая часть других разговоров, которые я перескажу, велись не по-английски, а на ток-писин; на этом языке фраза Пети звучала как “Inap mi kam insait long opis bilong yu nayumi tok-tok?”)
Гидеон кивнул, прошел к двери своего кабинета, открыл ее и предложил Пети одному войти и сесть. Поведение Пети — человека, сын которого только что был убит и который теперь оказался лицом к лицу с работодателем убийцы, — производило большое впечатление: явно все еще находясь в состоянии шока, он тем не менее был спокоен, говорил уважительно и прямо. Пети некоторое время сидел молча, а потом сказал Гидеону: “Мы понимаем, что это был несчастный случай и что вы не делали этого намеренно. Мы не хотим создавать проблем. Мы только хотим, чтобы вы помогли с похоронами. Мы просим у вас немного денег и еды, чтобы накормить наших родственников на церемонии”. Гидеон в ответ выразил соболезнование от имени компании и ее персонала и дал неопределенные обещания. В тот же день он отправился в местный супермаркет и начал закупать стандартный набор продуктов: рис, мясные консервы, сахар и кофе. Делая покупки, он снова повстречал Пети, и снова все обошлось мирно.
Уже на второй день после несчастного случая Гидеон поговорил со старшим сотрудником своей фирмы, пожилым новогвинейцем по имени Ягин, который был уроженцем другого района, но имел опыт в переговорах о компенсации. Ягин предложил, что он возьмет дело на себя. На следующий (третий) день Гидеон собрал весь персонал, чтобы обсудить дальнейшие действия. Главным опасением было возможное насилие со стороны родственников погибшего мальчика — не его семьи, а более отдаленной родни и членов клана — несмотря на то, что отец Билли заверил Гидеона, что неприятностей со стороны семьи не будет. Гидеона обнадежило спокойное поведение Пети во время их двух встреч, и он выразил намерение просто отправиться в поселение жителей долины, еще раз встретиться с родителями Билли, “сказать о сожалении” (то есть принести формальные извинения) и постараться развеять угрозу со стороны расширенной семьи. Однако Ягин настоял, чтобы Гидеон этого не делал: “Если ты, Гидеон, отправишься туда слишком быстро, боюсь, что дальние родственники и вся община жителей долины все еще будут в ярости. Вместо этого нам следует проделать то, что полагается делать в подобных Случаях. Мы отправим посланника — меня. Я поговорю с советником округа, который включает поселение жителей долины, а он в свою очередь обратится к общине. Мы с ним оба знаем, как должен проходить процесс компенсации. Только после того, как это будет закончено, ты и твой Персонал проведете церемонию сожаления [на ток-писин — “ток-сори”] с семьей”.
Гидеон отправился поговорить с советником, который на следующий (четвертый) день организовал встречу, в которой участвовали Ягин, сам советник, семья Билли и весь их клан. Гидеон мало что узнал об этой встрече; Ягин рассказал лишь о том, что имел место долгий разговор о необходимых действиях, что семья как таковая не имеет намерения прибегать к насилию, но что некоторые мужчины из поселения все еще очень переживают из-за Билли и очень возбуждены. Ягин сказал Гидеону, что тот должен купить побольше еды для церемонии компенсации и похорон и что достигнуто соглашение насчет денежной компенсации в 1000 кина (эквивалент примерно 300 долларов), которую компания Гидеона выплатит семье Билли.
Сама церемония компенсации проходила на следующий (пятый) день; все имело формальный и упорядоченный вид. Началось с того, что Гидеон, Ягин и остальные сотрудники компании, за исключением Мало, приехали на автомобиле в поселение жителей долины. Припарковав машину, они проследовали пешком через селение и вошли во двор позади дома семейства Билли. Традиционно новогвинейские траурные церемонии проходят под каким-либо навесом, прикрывающим головы участников; в данном случае семья натянула над двором брезент, под которым все — и члены семьи, и гости — должны были расположиться. Когда прибывшие вошли во двор, один из дядей погибшего мальчика указал им, где сесть, а потом позвал членов семьи.
Церемония началась с речи дяди: он поблагодарил гостей за то, что они пришли, и выразил печаль по поводу смерти Билли. Потом говорили Гидеон, Ягин и другие сотрудники фирмы. Описывая мне происходившее, Гидеон рассказывал: “Было ужасно, просто ужасно выступать с речью. Я плакал. Мои дети тогда тоже были маленькими. Я сказал членам семьи Билли, что пытаюсь ощутить их горе. Я сказал, что стараюсь испытать их чувства, представив себе, что несчастье случилось с моим собственным сыном. Их горе должно быть невообразимым. Я сказал, что еда и деньги, которые я им даю, — это ничто, просто чепуха по сравнению с жизнью ребенка”.
Гидеон продолжал свой рассказ: “Потом говорил Пети, отец Билли. Его слова были очень простыми. Он плакал. Он подтвердил, что смерть Билли была несчастным случаем, а не следствием недосмотра с нашей стороны. Он поблагодарил нас за то, что мы пришли, и сказал, что его народ не станет создавать для нас проблем. Потом он заговорил о Билли, показал его фотографию и сказал: “Нам будет его не хватать”. Мать Билли молча сидела позади мужа. Некоторые из дядей Билли встали и подтвердили: “У вас не будет никаких неприятностей от нас, мы удовлетворены вашим откликом и компенсацией”. Все: и мои коллеги, и я, и вся семья Билли — плакали”.
Передача еды ради выражения печали заключалась в том, что Гидеон и его коллеги вручили продовольствие со словами “Эта пища должна помочь вам пережить тяжелые времена”. После произнесения речей семья и гости вместе приступили к простой трапезе из сладкого картофеля (традиционное новогвинейское блюдо) и других овощей. Под конец церемонии все пожали друг другу руки. Я спросил Гидеона, обнимались ли люди, в частности, не обняли ли друг друга, плача, он и отец мальчика. Однако Гидеон ответил: “Нет. Церемония была очень упорядоченной и формальной”. Мне же было трудно представить себе подобную встречу ради примирения в Соединенных Штатах или другой западной стране, когда бы семья жертвы и случайные убийцы ребенка, до того незнакомые друг с другом, сели бы рядом и поплакали, а через несколько дней разделили бы трапезу. Вместо этого семья ребенка планировала бы судебный иск, а семья случайного убийцы консультировалась бы с адвокатами и страховыми компаниями, готовясь к защите по иску и возможному уголовному обвинению.
Отец и родственники Билли признали, что Мало не намеревался убивать мальчика. Я спросил Мало и Гидеона, что произошло бы, если бы Мало в самом деле убил мальчика умышленно или по крайней мере проявил несомненную халатность.
Мало и Гидеон ответили мне, что и в этом случае проблема была бы решена с помощью того же процесса компенсации. Просто результат был бы более неопределенным, ситуация — более опасной, а запрошенная сумма — большей. Риск того, что родственники Билли не стали бы дожидаться результатов переговоров о компенсации, был бы выше; существовала возможность того, что от денег отказались бы, а взамен произвели так называемое убийство в отплату, желательно самого Мало или его ближайшего родственника, если бы убить Мало не удалось; если бы и это не удалось, мог быть убит другой член его клана. Если бы, впрочем, родственников Билли удалось убедить дождаться исхода процесса компенсации, они потребовали бы гораздо бóльшую сумму. Мало оценил ее (если бы он был явно виноват в смерти Билли) примерно в пять свиней, плюс 10,000 кина (эквивалент примерно 3,000 долларов), плюс значительное количество продовольствия, в том числе гроздь бананов, таро, сладкий картофель, саго, овощи и сушеная рыба.
Я также поинтересовался, что произошло бы, если бы Мало был не служащим компании, а частным лицом и, таким образом, фирма не была вовлечена в процесс. Мало ответил, что в этом случае переговоры о компенсации с его стороны проводил бы не его коллега Ягин, а кто-нибудь из его дядей и старейшин его деревни. Сама компенсация выплачивалась бы не фирмой, а всей деревней Мало, включая его семью, членов его клана и членов других кланов, к которым Мало мог бы обратиться за помощью в сборе средств. В таком случае на Мало легли бы обязательства перед всеми, кто сделал взнос. В определенный срок Мало должен был бы расплатиться с этими людьми, а также со своими дядьями за их тяжелую работу по переговорам. Если бы Мало умер до того, как расплатился, его заимодавцы и дядья потребовали бы платы от его семьи и клана. Впрочем, не считая различий в том, кто вел бы переговоры и осуществлял выплаты, процесс компенсации происходил бы очень сходно с тем, как он проходил в данном случае.
Описанная мною последовательность событий — пример того, каковы традиционные новогвинейские механизмы мирного разрешения проблем, связанных с потерей близкого человека, случившейся по вине других. Он контрастирует с тем, как в подобной ситуации действует западная государственная система правосудия. В случае с Билли и Мало отклик новогвинейского государства заключался в том, что полиция, не интересуясь горем или мстительными чувствами родственников Билли, выдвинула против Мало обвинение в рискованной езде. Несмотря на то, что семья Билли, включая его дядю Генжимпа, присутствовавшего на месте происшествия, не обвиняла Мало в неосторожности, полиция тем не менее утверждала, что Мало ехал слишком быстро. В течение многих месяцев Мало оставался в своей деревне, за исключением тех моментов, когда он отправлялся в город для разговоров с полицией. Так было потому, что Мало все еще боялся возможной мести со стороны горячих молодых жителей долины. Деревенские соседи Мало держались настороже и были готовы защищать его в случае нападения.
После первого разбирательства в полиции до второго прошло несколько месяцев; после этого Мало получил распоряжение в ожидании суда дважды в неделю являться в город к транспортному инспектору. Каждый такой визит означал для Мало потерю от половины дня до целого дня. На втором разбирательстве у Мало отобрали права. Поскольку Мало работал водителем, лишение прав означало для него и потерю работы.
Обвинение Мало в рискованной езде рассматривалось в суде через полтора года. Все это время Мало жил в подвешенном состоянии, не имея работы. Когда Мало явился в суд в назначенный день, выяснилось, что судья занят в другом процессе, и слушания по делу Мало были отложены еще на три месяца. Но судья оказался занят и в этот день, и слушания отложили еще на три месяца. Проблемы с присутствием судьи продолжались, и слушания откладывались еще дважды. Наконец через два с половиной года после несчастного случая судья смог приступить к рассмотрению дела. Однако полицейский, вызванный прокурором, не явился, так что судья отказал в иске. Этим и закончилось участие государства в происшествии с Билли и Мало. Если вы думаете, что такие неявки и отсрочки говорят лишь об уникальной неэффективности системы правосудия Новой Гвинеи, то могу сообщить: недавно в Чикаго мой близкий друг столкнулся с подобным же течением и исходом судебного разбирательства.
Традиционный процесс компенсации, проиллюстрированный историей Билли и Мало, имеет целью быстрое и мирное разрешение конфликта, эмоциональное примирение двух сторон и восстановление их прежних взаимоотношений. Он выглядит простым, естественным и привлекательным для нас, пока мы не задумаемся о том, насколько фундаментально он отличается от того, что происходит в нашей системе правосудия. Традиционное общество Новой Гвинеи не имело государственного правительства, государственной системы правосудия, централизованной полиции, профессиональных вождей, бюрократов и судей, наделенных властью принимать решения и претендующих на монополию в праве применять силу. Государство имеет собственные специфические интересы в разрешении споров между его гражданами и в осуществлении правосудия.
Интересы государства вовсе не обязательно совпадают с интересами какой-либо из сторон конфликта. Традиционное новогвинейское правосудие осуществляется по принципу “сделай сам” и реализуется самими противниками и их сторонниками. Процесс компенсации является одним зубцом — мирным — двузубой системы традиционного разрешения конфликта. Другой зубец (главы 3 и 4) заключается в поиске личного воздаяния с помощью насилия, имеющего тенденцию к эскалации: расходящиеся круги ответного возмездия в конце концов приводят к войне.
Главный факт, формирующий традиционный новогвинейский процесс компенсации и отличающий его от западного разрешения конфликтов, заключается в том, что участники почти любого спора на Новой Гвинее знакомы друг другу — или в силу уже существующих личных взаимоотношений, или по крайней мере они знают противника по имени, по имени его отца или по принадлежности к группе. Например, даже если вы, будучи новогвинейцем, лично не были знакомы с жителем соседней деревни, убившим вашу свинью, когда она бродила по лесу, вы наверняка слышали его имя, вам было известно, к какому клану он принадлежит, и вы знали нескольких членов этого клана. Так происходило потому, что население традиционной Новой Гвинеи состояло из малочисленных локализованных сообществ, куда входило от нескольких десятков до нескольких сотен человек. Люди на протяжении всей своей жизни оставались на территории своей общины или по особым причинам — таким как заключение брака или посещение родственников — совершали недалекие путешествия. Члены традиционных сообществ редко или никогда не сталкивались с совершенно незнакомыми людьми, как случается с нами — гражданами современных государств. В наших государствах мы, в отличие от новогвинейцев, живем в миллионном обществе, так что в повседневной жизни ежедневно должны иметь дело с ранее неизвестными нам людьми. Даже в малонаселенных сельских районах, где все соседи знают друг друга, таких как Биг-Хоул-Бэйсин в Монтане, где я в отрочестве проводил лето, все же появляются незнакомцы — например, кто-то проезжает через город и останавливается, чтобы заправиться. Более того, мы перемещаемся на большие расстояния — на работу, на отдых или просто по личной прихоти; таким образом, мы совершаем почти полное обновление своих контактов на протяжении жизни.
Итак, в обществе, существующем при государственном строе, большинство конфликтов, будь то автомобильная авария или деловой спор, происходит между незнакомцами, которые не знали друг друга раньше и не будут иметь ничего общего впредь. В традиционных же сообществах Новой Гвинеи любой спор касается кого-то, с кем вы имеете личные взаимоотношения или будете иметь их в будущем. Как максимум, у вас имеет место конфликт с жителем вашей собственной деревни, с которым вы встречаетесь постоянно и с кем вы не можете избежать ежедневных контактов. Как минимум, другой стороной в споре окажется кто-то, с кем в будущем вы не будете часто встречаться (как с тем жителем далекой деревни, который убил вашу свинью); однако все же такой человек живет на достижимом расстоянии и вы по крайней мере хотите рассчитывать на то, что от него больше не будет неприятностей. Поэтому-то главная цель новогвинейского процесса компенсации заключается в восстановлении прежних отношений, даже если они заключались в “отсутствии отношений” и непричинении друг другу неприятностей, хотя потенциал для этого и имелся. Однако в такой цели и определяющих ее главных фактах и заключается огромная разница с западной государственной системой разрешения конфликтов, в которой восстановление взаимоотношений обычно не играет роли, потому что никаких взаимоотношений не было в прошлом и не ожидается в будущем. Например, за свою жизнь я участвовал в трех судебных разбирательствах — с изготовителем шкафов, со строителем бассейнов и с агентом по недвижимости, с которыми я не имел дела ни до того, как возник с ними спор, ни после; я даже не слышал о них по завершении суда.
Для новогвинейца ключевым элементом в восстановлении нарушенных взаимоотношений является проявление уважения к чувствам другого, так что обе стороны насколько возможно стараются избавиться от гнева и восстановить прежние контакты (или их отсутствие). Хотя денежная выплата, подкрепляющая восстановленные отношения, теперь на Новой Гвинее повсеместно обозначается английским словом “компенсация”, этот термин обманчив. Такая выплата на самом деле — символический способ восстановления прежних отношений: сторона А “высказывает сожаление” стороне Б и проявляет понимание ее чувств, сама неся потери в виде компенсационных выплат. Например, в случае Билли и Мало отец Билли на самом деле хотел, чтобы Мало и его работодатели признали, что потеря отца мальчика и испытываемое им горе чрезвычайно велики. И Гидеон, передавая отцу Билли деньги, так и заявил: компенсация — ничего не стоящая чепуха по сравнению с ценностью жизни мальчика; это был просто способ выразить печаль и разделить чувства семьи Билли.